http://kutol.narod.ru

http://sak.boxmail.biz

Общеизвестно место эстетических исканий Л.Толстого, Вл. Соловьева, А.А.Потебни, М.М.Бахтина, Т.С.Элиота, Р.Ингардена, Г.-Г.Гадамера в становлении неклассического художественного сознания. Искусство это эмоциональная рефлексия (переживание переживания), императив “чувствительности” и критерий вкуса, а произведение искусства как эстетическое отношение, запечатленное в тексте, представляет собой “совокупность факторов художественного впечатления” (Бахтин), в котором художественное восприятие есть форма сопереживания, а эстетический адресат оказывается “эмоциональным эхо” автора.

Впечатления, по Юму, делятся на впечатления ощущений и впечатления рефлексии. Причина ощущений неизвестна, а рефлексия возникает от воздействия на ум идей ощущения. Ощущения возникают от неизвестных причин и порождают в нашем уме некоторые идеи ощущения, за ними следуют впечатления рефлексии, порож-дающие, в свою очередь, соответствующие им идеи. Память и воображение сохраняют в себе и перерабатывают в уме все впечатления в некоторые идеи. Таким образом, идеи ощущений образуются в нашем уме в результате воздействия впечатлений, которые, соответственно, могут перерабатываться во впечатления рефлексии, а последние вырабатывают в нашем уме идеи рефлексии.

Рефлексия как индивидуальная мыследеятельность зиждится на фундаментальных особенностях сферы впечатлений, в которых горизонты переживания есть одновременно и горизонты рефлектируемых впечатлений образов. Вот почему последние не могут быть ничем иным как внутренним визионерством, опыт которого очевиден как в той поэзии, что "не ночевала в простынях прозы", так фантазии в науке, которая есть источник сущностных открытий и изобретений. Вот причина возникновения предлагаемых читателю "ВПЕЧАТЛЕНИЙ"!

1

Роптали колокольным звоном

долины, буераки и поля,

их похоронный шёпот ветер, для,

переносил в леса с поклоном.

Как будто в рвах и жизнь, и суета

купали отдыхающих злодеев,

и сволочи духовной нагота

созрела в жарком суховее.

Стена лесов - спасительная сила

от пожирающих пустынь,

и смерчем в эту стену била,

и колотило жёлтыми клещами,

нещадно комкало полынь,

и низвергала ужас в сраме.

2

В крике немом Лаокона

ужас бескрайний застыл,

он все века пережил

в символах вопля и стона.

Тень пирамид фараонов -

вечность в истории лет,

образ как яркий след

движет в пещерах бездонных

Нами сквозь стены труда,

тверди из холода - льда

суетных безразличий.

Сам же печальный рыцарь

в полных доспехах в сени

вечно в душе сомнений.

3

Смежив веки, глядела природа

в глубочайшие тайны земли,

сталактиты там в искрах взошли

из холодного влажного свода.

Растекалась капель, словно речь соловья

под пещерной безбрежностью сводов,

и устало секунда сама не своя

превращалась в безбрежные годы.

Тьма то скалилась в буйстве ручьёв,

то шипела из таинства лазов,

словно ринулось враз паучьё

исполнять пляски в буйном экстазе.

И лишь кровь сохраняла свой ритм

и питала души алгоритм.

4

Каждый вздох, мир себе отнимая,

превращает в живое тепло,

Оно светлым на листьях взошло

и на окнах сквозь изморозь тает.

Тяжесть вздоха землёю куется

в бесконечных лугов аромат,

этим запахом светится сад

и улыбкой природы зовется.

Словно дети в околках березы шумят,

словно степи бескрайни дороги,

о тоске, одиночестве мне говорят

и уходят в счастливые дали.

Там пируют и люди, и боги,

там от жизни ещё не устали.

5

Из зеркально - выпуклого мира

я гляжу в немой водоворот,

из него к нам в сердце восстает

Тьма. Раскованная лира

опыта и радости весны

сторожит наш дух у наковальни,

где куется время странствий дальних

и цвета раскрашивают сны.

Вот опять из тьмы встают злодеи, -

тешится Гоморра и Содом,

Время в развороте кверху дном

пепел на отчаявшихся сеет,

низвергая ярость, смерчи молний, гром

и являя явь ужасным сном.

6

Кто осознает и поймёт

и Утешение, и Слово,

Любовью вечность назовёт, -

тот озарится светом новым.

Пусть созидающий поёт

и Духом полнит бесконечность,

пусть образ уплывает в млечность

сквозь Рока скорбный поворот.

Удел счастливых проникать

сквозь пожирающее пламя,

Смиренномудрых быть и знать

и, смысла замедляя бег,

дарить бесплотными дарами

стада прозревших человек.

7

Природы бессмертной мы шёпот и свет,

и взгляд бесконечный и робкий,

в болотах грядущего, горах и сопках

мы только неведомый след.

Громадные тени заката земного

упали в лощины, леса,

вишнёвого цвета легла полоса,

и в трауре черном дорога.

Как мир умирает,

как утро встает, -

так радость сменяет печали,

и певчий лесной свою песнь напоёт

с записанных вечных скрижалей.

8

Мы природы цветенье и свет,

мы природы самой вдохновенье,

мы её бесконечное пенье, -

в нас природа философ - поэт.

Как ручьи всюду с гор побежали,

как звенит, разливаясь, весна,

словно вся бесконечность без сна

пишет сочные цветом скрижали.

Знаю, знаю таится зима

в каждой почке, во всяком движенье,

там, где звездится сизая тьма,

она светлое сводит с ума,

смотрит в наше с тобой средостенье

и в тумане стоит среди сна.

9

Видел я, как лён цветет

глубиной небесной,

видел я, как свет поёт, -

в поле пчёлам тесно.

Видел радужную дрожь

по озёрной глади,

лес на азбуку похож,

встал как на параде.

Словно в мраморе предстала

юность зрелая моя,

алым цветом мозг ласкала

и рассказывала сны,

по земному, вдаль маня,

в бесконечность тишины.

10

Восславить мир, чтобы забыть его,

и брать пригоршней меру новых мер, -

какой тогда мы подаём пример

для целей знаний мира, целого, всего?

Ни Жалоба, ни Радость, ни Беда

стоят в начале светлого пути,

которым нам ещё усталыми идти

по тонкой кромке искристого льда.

Смирение есть голос голосов, -

не то смирение, что чахнет и мозжит,

и гаснет в тьме безволия пустого,

а то, что жизнью рокового

из безначалия творит,

звездою падая из снов.

11

Качалось солнце над осиной,

рассыпав по полю лучи, -

хоть день-деньской в лесу кричи,

лишь эхо вяжет паутину,

да день и ночь, показывая спину,

всё ходят по осенней параллели,

а птицы словно бы не пели,

не оживляют тишину картины.

Да, иногда, бывает точно так,

что тишина в наш мир садится

к тебе во сне. Но будто бы не спится,

и ты как форменный чудак

сквозь солнце прозреваешь годы

и в сердце жаждешь счастья и свободы.

12

Как часто мы себя в пример приводим

и вызываем в людях опасенье, -

не ложь ли наше самомненье

и тот ли путь, которым ходим,

которым предлагаем жить,

усвоив в нём и смысл, и откровенье.

Кто хочет внять в нас нашему терпенью, -

ведь опыт наш. И нам в нём говорить.

Молчанья признак есть хороший тон, -

в нём всё:

страданье, самобытность, полнота,

в нём мера, наконец, закон.

Лишь опыт твой. В нём суть и простота,

неповторимые и сжатые лета,

лишь для себя смысл ячества не сон.

13

Стена веков из неизвестной ткани, -

здесь прошлое пока, а будущего нет,

И вся История как воплощенье лет

захлопнута в невидимом капкане.

Всё светлое нам солнце открывает,

и рань безбрежная опять в сердца стучит,

и если песня с нами говорит,

то в ней и будущее перьями сверкает.

Озера, горы и леса,

объемлющие вечное начало,

и пропастей бездонных туеса, -

все эхо песни постигают в раз, -

в них песня исцелённая восстала

и вечной жизнью радуется в нас.

14

Берёзы в зелени ленивой

полны закатного огня,

и слабый ветер, шорох для,

стоит в них юный и счастливый.

Я знаю осенью унылой

бывают вечера и дни,

Душа так требует: "Усни

и возродись, природа, силой".

Тогда у зелени закатной

я вижу каждый раз тебя

и пару белых голубят,

зерно клюющих мирно возле, -

Неповторимы день и вечер. Сад

и жизнь, и захмелевшие берёзы.

15

Осень шепталась в аллее

и целовалась в ночи.

Лунного света лучи

в лужах нашли Водолея,

Листья безумные, сея ,

ветер повсюду метал,

Желтый фонарный кристалл

вспыхнул, искрясь и седея.

Мрак нагоняет тоску,

в свете куется надежда.

Знаешь, куда я бегу? -

Силой духовной тюльпаны

там ещё тёплы и свежи, -

это фантазии страны.

16

Заставляют много говорить

И пить мелодий бравых мешанину,

И мы летим в их рай подобно клину

тех лебедей, которым там не жить.

Но в этой мешанине, воплей, криков,

Заздравных од и бесконечных слов,

мотив которых празднично не нов,

Я вижу их присадистые лики.

О, некогда мелодий дух

услышать в тишине себя,

узреть неизреченный Слух,

и ощутить тот мир, любя

и тишину, и свет, и озаренье,

и истин суть сквозь млечное сомненье,

17

Туман стелился по низинам.

Его охватывала страсть,

и жадно разевая пасть,

он стлался белым, бело-синим.

Берёз рисунок строгих линий

вдруг распростёрся в звонкий штрих,

он далью в розовом затих

и превратился в светлый иней.

Бесстрастно звёзды вниз смотрели,

и сердце охватила грусть,

но страсти разом прокипели, -

пустое все, одна молва,

И говорит природа пусть

свои бесценные слова.

18

Кружился снег. И тишина

в объятьях белых млела,

она была как снег бледна

и ночью поседела.

Смотрю я часто сквозь себя

и вижу от волненья,

что жизнь проходит мимо тенью,

а я молчу, молчу любя.

И вечность выпуклостью лба

все мысли держит словно звёзды,

а их сияние как грезы

в резьбе у Логоса-Столпа,

где я своей бесплотной тенью

иду к молчанью и смиренью.

19

Они просто дворняги

И Шурик, и Муха, -

голодные бедолаги,

спящие в пол уха.

Они преданно - ласковы,

-всё за кусок;

помои - вот яства их, -

в луже глоток.

Дворняги российские, -

боль, визг и стон;

Дворы деревенские-

их марафон.

Но сны олимпийские

им не закон.

20

На деревне тишь стояла

так уныла как тоска,

Пыль, просеявши века,

в тёплом воздухе дрожала,

звень в лога за лесом пала,

зашепталась там река,

и пошла гулять в луга

тьма молочного запала.

Звездопад, кручинясь, бросил

кучу судеб во дворы,

Звёздный град пощады просит

в буераках сёл и просек

Человеческой дыры, -

Тьма его там вечно носит.

21

Где-то пела синяя птица,

где-то радость свободой жила,

и знакомые светлые лица

вдруг из прошлого мне принесла.

Сердце, сердце, я знаю как больно

пить тоску, раздражение, грусть,

только прошлое теплится пусть

и гуляет в нас светло и вольно.

Кто нас встретит на новом пути,

приголубит нас в будущей сечи,

счастье прошлого с нами лети,

горе прошлого, болью свети,

тяжесть нового ляжет на плечи, -

сердцем, сердцем её оплати.

22

Солнце плавает на крышах,

птицы звенью расцвели,

синий воздух снова дышит,

лужи в дымку снизошли.

Какое бытие. Какая здесь отрада,

Здесь новый мир и новая душа

Шагает улицей и в белой пене сада

она упруга словно бечева,

как хороша, как изначально цела,

Она свой мир как в капле создаёт,

В себе самой рождает формы тела

И, отдыхая, чьи-то песни пьёт,

Таит черты, но, изменив порядок,

Вдруг в объективность истиной падёт,

И старый мир, которому не рады,

Здесь снова место очевидное займёт.

23

Глубоколонный храм

остроконечный, без излишеств,

Он, как наш праотец Адам,

весь светел даже в тёмных нишах,

Вокруг, вокруг - везде колонны,

Средь них робеет тишина,

Но языком их монотонным

вся сущность зодчества полна.

И пятна солнечного света,

врываясь, озаряют Dom

и дышат таинствами лета,

зовут нас думать о простом.

24

Над Обью гулко разносилась

и пела розовая рань,

То хороводилась, то лилась,

Неслась на песнях в глухомань.

На берегу стояли бабы,

и плыли лодки по реке,

Теряли позолоту ямбы

и в бликах розовых в руке,

в ладонях солнцем исчезали,

Они в уключинах рыдали,

Но в звоне утра им отцвесть,

коли душа в природе есть.

И зелень, зелень вод обская

влечёт ту рань на север тьмы

и там, собою растворяя,

хоронит всё, чем полны мы.

25

Гребни тёмного собора

рвут разрывы светлых молний,

в их латинских буквах хоры

грома, криков душу полнят,

полнят душу серафимов,

у святых стоят в очах,

и огнём неопалимым

рассекают на плечах

тьму за ангелом суровым,

в звёздных окнах говорят

и в отчаянье готовы

сонно - пепельный наряд

изничтожить в здешнем мире,

опоить уснувший сад

и своею грозной лирой

бьют пылающий набат.

26

Я снова думаю о Вас, -

Судьба сгибает годы,

реальность озаряет в нас

смирение свободы.

В осеннем золоте листвы,

в морозной изморози окон

смотрю и вижу - это Вы,

и мне опять не одиноко.

Я знаю, знаю трудно Вам, -

прессуются страданья

к непросто прожитым годам

надежд и ожиданья.

Но уповаю я, на Дух

Вам от рожденья данный

и богоизбранный Ваш слух

с днём Ангела слиянный.

27

ГЕРБ

Сквозь решетку старинного замка

мишурою на зыби пространства

в летней неге как стрелы вязанкой

облака над земным постоянством

распростёрлись под шлемом из тучи,

Мирно тьма в нём, соседствуя с славой,

сквозь глазницы бездонные пучит

время прошлое с жёлтой отравой.

Это солнце в полях отражаясь,

рассыпаясь лесистою мглой,

в тьму бездонную шлема кидаясь,

лезет в прошлое головой,

А повсюду всё в цвете играет,

Всё в улыбке сквозь лето поёт,

Герб старинный, поплыв, увядает,

И заход, занимаясь, встаёт.

28

Крутобокие белые тучи,

как чистилище предо мной,

размываются солнцем в сучья

с опушенною сединой.

Я несусь в бесконечном пространстве,

бледном крике рассеянных звезд,

их улыбках и вечном жеманстве

светляками мерцающих гнёзд.

Всё знакомо как будто бы в детстве,

всё видал я давно то во сне,

был с неведомым вечно в соседстве

и скакал на умытом коне.

Но сегодня и солнце, и звезды

на меня изливали тоску,

И в чистилище облачно-грозном

Я вдруг понял: туда ли бегу?

29

Нужно жить и думать, и смеяться,

нужно наслаждаться от души,

Всё равно, придется расставаться

там, куда особо не спеши.

Что там за морем, а может быть и близко, -

здесь у каждого размеренный свой путь,

Кто ты тот, пришедший с Божьей искрой,

где наш час и где нам отдохнуть?

Я сегодня каялся и думал,

Кто сказал, что я так одинок,

Кто слагал всё счастье просто в сумму

И готовил эту сумму впрок...

Вот они невзгоды и печали,

не отдам всё это никому,

вы теперь сегодня мною стали

и со мной уйдёте вы во тьму.

30

Дыханье ромашек на млеющем поле

и синие небо, рыданье шмелей

уходит из памяти с лаской и болью;

Смиряйся душа, ничего не жалей.

Ты слышишь за лесом унылое ржанье? -

то лошадь кончает свой жизненный путь,

Как нищий от жизни прими подаянье,

но помни, что жизни тебе не согнуть.

Пускай теоретики, хлюпая носом,

Гнусаво рюмят, что есть всё Человек,

Но жизнь не покроешь их детским поносом,

и жизнь шире вас, оптимистов - калек.

Сегодня страдая, любя, ненавидя,

Мы только лишь часть необъятности той,

Что дарит закат, ранью утренней выйдет,

что в нас воплотится назавтра мечтой.

31

Откуда сила подлого удара?

От близких, от знакомых и друзей,

От сослуживцев, для которых тара,

сосуды мы для мусора, камней.

Всмотрись в их развороченные морды,

В огонь их плотоядных глаз

и вместе с ними пройденные годы.-

Кто веру в одиночестве нам даст?

Не кистинём, обрезом и кинжалом,

а тайной лестью, злобной клеветой,

Они лелеют собственное жало,

И на смерть бьют вдруг подлостью -плитой.

Зри юбилеи, торжества, банкеты,

когда сокрытый раньше негатив,

Вдруг позитивом осветит полсвета

и в нём хихикающий подленький мотив.

32

ЗДАНИЕ

В нем жизнь от многих поколений

в аудиториях и залах

подобна многоликой тени

аукалась и трепетала.

То хриплы, то безумно строги,

пустынны, дики коридоры,

Вот их терзают чьи-то ноги,

Вот шум шагов пропал как воры.

Живут в нём собственные годы,

Они то вороны, то совы,

В свирепых тучах непогоды

Его колонны чьи-то вдовы,

А рядом флаги на флагштоках

тревожно, трепетно знобило,

И дождь уже по водостокам

Как ритм сердец вовсю саднило.

33

ОГНИ СВЯТОГО ЭЛЬМА

Куда вы, куда вы как изморозь света

бежите, пугая весь шорох лесов,

Ваш блеск ожемчуженный робкого цвета

навстречу выходит из сказочных снов.

Куда вы бежите, зовёте с собою,

за вами ни просек, ни троп, ни дорог,

как будто идёте вы с лунной косою

и в розовых искрах вперёд на Восток.

А может мне кажется. Будто бы где-то

сияние Севера светло как ртуть

несёт все картины забытого лета,

и в детство я вижу нехоженый путь.

Вот лица знакомых, вот новые лица,

какой удивительно теплый мороз,

снуют развесёлые крики синицы,

и смерть собирает повсюду свой воз.

34

Не благодетель истый гений, -

страдалец, замкнутый в себе,

Он к жизни вызывает тени

и духом полнится в борьбе.

В огне и холоде сомнений

он как источник среди нас,

где тайна мира увлечений

во тьме его прозревших глаз

уже как истина явилась,

готова истиной нам стать. -

Восходит новое светило

и страсть целует благодать,

и страсть горит добром упрямым,

и страсть уже рождает зло,

и страсти овладели нами,

и нам опять не повезло.

35

Вас слишком много в этом мире

убогих, алчущих, немых,

готовых на научной лире

ввести себя в закут святых.

Себе в округе славословя,

Творя келейно тайный блуд,

вы трубным голосом гобоя

ведете свой неправый суд.

Прижав хвосты, вы лисьим шагом,

придя за литерным пайком,

упитанным вращая задом,

танцуя с Истиной легко,

готовы слушать бред безумный,

слепцам внимая и глухим,

благодарить и вторить сумно:

"На том живем, на том стоим."

36

Угрюмо - злые, у дверей

они пронзительно глядели,

в своей материи теней

и духом всуе свирепели.

Из тех, кто выжил, кто дошел

до пенсионной параллели,

кто жизнь свою как меткий гол

забил в судьбиные качели

и выжил. Вот он странный рок,

опередивший смерть и горе

и тех, в ромашковое поле,

кто в юной свежести полёг,

Они стояли у дверей,

мне часовых напоминая,

в угрюмой сумрачности дней,

здесь свой кусок подстерегая.

37

Шептались шорохи. По улицам тревожа

осеннюю уснувшую печаль

метался ветер с медно-красной рожей,

а может, солнце это озаряло даль.

Одесской улицей как будто шел сегодня,

а было это много лет назад,

и листопад в своих рубахах модных

кроил на клёнах новенький наряд.

По Дерибасовской лилось все и спешило,

а здесь природа спешке предалась,

Сегодня понял - прожитое мило

и если жизнь, вся жизнь не удалась.

В густых объятьях прожитой печали,

в тяжелой радости забытых вечеров

мне скрипки прошлого о будущем играли

и закрывали счёт ошибок и долгов.

38

Тени, тени, тени. тени,

звуки теплые вокруг,

-то дрожат в цветах цветений,

то в крови рождают звук.

Звуков море, звуки - птицы,

то ласкают, то манят,

И в очах громадных в лицах

бесконечностью парят.

Тьма словесных экзерсисов

бьётся в пульсе словно миг,

Птица так взмывает с мыса,

когда страх её настиг.

Гонит нас существованье

в голубой закатный сад,

В предстоящем расставанье

каждый свой возьмёт наряд.

39

Соседний двор раскиснул от тепла,

Хрипела всюду копоть, грязь и слякоть,

На окнах свежесть синяя цвела,

Душа томилась и хотелось плакать.

Плелись повсюду взбудораженные люди

и хрюкал рокот вздыбленных машин,

и лепет утра бесконечно нуден,

и чудится в нем хлюпанье трясин.

Закуролесили свинцовые качели

размывов туч и вздохов облаков,

Как будто пьяные здесь вороны кипели

и проклинали прошлое веков.

Святая Русь, Великая Россия,

а в прошлом Родина советских берегов,

Куда несешь бока свои крутые,

нас наполняя верою веков.

40

Птицы в синем, алом звуке,

а в зеленом соловей

рассыпали в песнях муки,

голосистый звон речей.

Синим, алым и зеленым

под горой шептал ручей,

и в траве как в веретенах

цвет дрожал как сто свечей.

Алым, синим и зеленым

лес кивал в долины трав,

и туман как жгут крученый

голубел, со сна восстав.

А в душе в разломах радуг

цветомузыка опять

то волной вздымает радость,

то во тьму уходит вспять.

Нe дыши, тебя я вижу,

вижу цвет твой голубой,

Мудрость Вечная, ты ближе,

Ты простерлась надо мной.

41

ИОСИФО-ВОЛОЦКИЙ МОНАСТЫРЬ

Из синих сосен он вознесся

над ожерелием прудов,

и в желтых заревах покосов

стоял он - памятник веков.

Здесь горе, радость бушевали,

здесь смерть косила урожай,

И беспризорными рыдали

хлеба под крики черных стай,—

здесь Человек, прозрев Свободу,

себя на рабство отдавал,

в объятьях целого народа

ковал свой млечный идеал.

Но он оплёванный, забытый

своею вечной жизнью жил,

сквозь мир он суетный

и сытый дышал, аскетствовал, но был.

42

Глухонемое, безобразное Нечто

ходит около, глазом зря,

если время для нас бесконечно,

в нас бежит, колобродя, бодря.

В тучи синие сомкнуты дали,

хвойный лес - в бесконечность стена,

наши души сквозь грозы восстали,

в сухостое застыли тела.

В стаях вороны небо терзают,

в клочья пены седых облаков

свои острые крики кидают

и кипят среди тени веков.

Оглашенно суровое время,

густотрепетный времени ряд

рассыпает в неведомость семя,

чтобы в Нечто посеялся яд.

43

Мы незаметно зрелыми восстали

от долгого мучительного сна,

в котором безнаказанно мечтали,

но в пропасти невидно было дна.

Приблизилось сегодня, -словно осень

устало оголила седину

березовых околков, рощи, просек

и запыхавшись встала на скаку.

Гоню я прошлое как в сердце

вспышки боли,

Во вздохах унимаю я тоску,

но дышит ночь и запахи магнолий, -

их бельма белые подобны пауку;

ползут за мной, мой мозг опять тревожат

и гонят память далеко назад,

Мгновенья те переживаю кожей,

хотя не понял, почему был рад.

44

Вызываю из памяти образы

и смотрю в раззолоченный сад,

Грусть, мешаясь там с синими грозами,

расплескала здесь свой листопад.

Ах, какие аллеи красивые,

как береза сейчас хороша,

Сосны выглядят вечно счастливыми,

Только снова томится душа

и куда-то уносится с думами,

ищет новое вся трепеща,

Если жизнь наделяет нас юмором,

то душа, под дождём полоща,

умывает слезами небесными

и дрожит, но светится сама,

Годы движутся числами тесными,

а в начале и в будущем тьма.

45

А ты, унылое проклятье,

Ты, зачумлённая Свобода,

Твои холодные объятья

несут лишь мрак и непогоду.

Бульон из серых либералов,

Интеллигенции в народ, -

Кого в свободу не кидало,

Кто не спешил на стадный огород.

Когда на этом марафоне

Вы потребляете бульон

в своём заблёванном вагоне,

то паровоз спешит в загон.

Загон - коммуна - остановка,

Свобода здесь, свобода там,

В твоих руках твоя винтовка

и твой заштопанный бедлам.

46

Память снова заспешила,

раззвенелся аромат,

то черемуха горчила,

рассыпая свой наряд,

Где-то цвет запел в низинах

синим, красным, голубым,

Солнце село жёлтой дыней.

Как нам жить и жить одним,

Не тоскливо, - жизнь сурова,

Не спеша, - спешит балбес,

В слове новом, - чувства новы,

в чувстве много темных мест.

В чувстве, разуме и воле,

Опахале интуиций

Прозреваю жизни поле,

где летаю светлой птицей.

47

Люблю ходить среди могил,

средь судеб прожитых, безвестных, -

их смертью жребий опалил

как будто в мире нашем тесно.

А здесь и креп, и тишина,

и в тишине стокует дятел,

Душа безбрежностью полна,

а новый мир как будто спятил.

Но открываю каждый раз,

что это просто размышленье

стучится в душу мне в тот час,

когда я мыслю о творенье,

о бесконечности его,

о счастье, радости и горе,

о человеческой судьбе,

добре и зле, путях неволи.

Свобода - радостный конец,

Необходимость-тьма печали,

и всё ж за нашими плечами

как солнца Вечности Венец.

48

Тихо. Как-то тихо

на зеленом поле,

Пахнет свежим жмыхом

осенью на воле.

Рыжие коровы

так степенно - чинны,

смотрятся по новому

как бы без причины.

Смотрятся по новому

лес, озера, сполохи,

Ночью вместе с совами

различаю шорохи.

Всё это откуда-то

из душевной странности

возникает с мудростью

в новой светлой данности.

49

Посмотри ей в большие глазницы,

Видишь, вечность усталая в ней,

чередой бесконечные лица,

неоглядная серость полей.

Нет ни света, ни тени улыбки,

лишь оскал лошадиных зубов,

да качается в млечности зыбкой

преогромная тьма черепов.

И палящее солнце пустыни,

и разлив безымянных дождей

жарит, моет те жёлтые дыни,

что лежат урожаем полей.

И совсем удобрением стали

кости желтые и черепа,

что когда-то любили, искали

и косили когда-то хлеба.

Как должно быть не просто и грустно

сеять в землю печальный посев,

на душе бесконечно и пусто,

миг застыл, на лету пожелтев.

Если кончилось всё, то недолго

только тем воскресения ждать,

кто в тумане как жизни промозглой

мог добро ото зла отличать.

50

Завлекают объятия истин

те, что сущностью нам не даны

в грозном шорохе ветра и свисте

пролетающих бурь. Как сны

пляшут, плачутся мысли - мальвины,

серым волком качается тьма,

ты как глупый чурбан-Буратино

ищешь путь свой, смеясь от ума.

Разметалась ромашек поляна,

на поляне той курья изба,

как глубоко и буйственно рано

счастье чертит морщины со лба,

Карабас - Барабас отдыхает,

за спиной суетится Судьба,

хвост от истин во тьму пропадает,

утешает нас свет и борьба.

51

Зазолотилось солнце в комнате моей,

расправив крылья, утро начинает

игру и цвета, и теней,

и свежестью на стёклах зарыдает.

А я лежу и думаю о новом,

о воплощении проснувшихся идей,

Нам в прошлом будущее кажется готовым,

его мы видим в призме наших дней.

Не замечаем миг, сегодняшнее время,

оно живет как будто бы вне нас,

в костре горят и углятся поленья,

но им огонь себя не передаст.

Сегодня утро, утро я встречаю,

а предыдущее забрало у меня

всё то, что прошлым ныне ощущаю,

но созидается для будущего дня.

52

На стенах утро заплясало

в узорах робко-золотых

и шумом улицы упало

из звуков твердых и простых.

И ото сна вставала память,

и мысль, свой путь преодолев,

вошла в сегодняшнее пламя

ещё проснуться не успев.

Я понимаю, нужно чаще

писать о чувственно-простом,

о том, что жизнь светлей и краше,

о безразличном и пустом,

но лик свой, выставив в окошко,

нам нужно славить их плетень,

Эй, отдохни душа, немножко,

восчувствуй просто новый день.

53

Закипали деревья прохладой,

по низинам пластался туман,

обомлевшие запахи сада

ткали жёлтым живой сарафан.

Звонким лаем хлестались собаки,

на плетнях восседали коты,

наблюдая безумные драки

и пушистые пряча хвосты.

Ну а осень мела по дорогам,

раздевая леса и кусты,

как разбойник, не слушая Бога,

крала нечто у всей красоты.

Мы с тобой повстречаемся - снова,

Перламутрово - синий туман,

нагадай мне остаться здоровым,

жить так жить, - остальное обман.

54

Море робко шелестело,

в синей глади млел закат,

в чаще леса звень кипела,

зажигая райский сад.

Очумело край небесный

прозревал в сиянье глаз,

Мир бескрайний и чудесный

проливался снова в нас.

Ошарашенно глядели

только белые дома,

Окна сонные потели,

вытирая пот со лба.

Прошлым сердце отзывалось,

а душа летела в даль,

в ту страну, где просыпалась

затаённая печаль.

55

Дождь по лужам сепетится,

Томна тёмная вода,

В эту ночь опять не спится,

Что со мной? Иду куда?

Голубятся шлейфы молний,

Вяжет цепи шумный гром,

Кто меня сегодня помнит? -

Всё об этом, об одном.

Влажных листьев синий шепот,

На балконе я один,

Начинает звонко шлёпать дождь, -

мохнатый господин.

И под молний свет и пляску

бесноватого дождя,

Внял твоим, природа, лавкам,

что баюкают меня.

56

Дождь миновал. И золото вскипало

на синих лужах, пенилось в листве

и в свежем воздухе с прохладою дрожало,

росою рассыпалось в мураве.

И вот оно на окнах запылало,

на стенах дома вызвало озноб,

И душу в размышления кидало,

рождая в разуме горящих истин сноп.

А запахи рассеялись и меркли,

то звонко проникали сквозь меня,

И частью розами увядшими поблекли,

обогатили душу, вечностью маня.

Сегодня солнце в неге, рассыпаясь,

кидало всюду вожделенный взгляд

как человек, вдруг счастьем упиваясь,

Порывам нежным бесконечно рад.

57

Из травы, поднимая стихи,

часто думаю - мир необъятен,

если серо - зеленые мхи

дарят образы новых понятий,

если в каждой травинке чудес

видишь больше, чем в слышанной сказке,

там такие наряды принцесс,

там такие роскошные краски,

что слова застывают как лёд,

только слышишь мотивы мелодий,

И душа, затоскуя, всплакнет,

созерцая и вторя природе.

Да и где нам то чудо понять,

всё осмыслить. Бедовое время, -

нужно сеять, косить, либо жать, -

а в траве разве вырастет семя?

58

Влажного леса синие очи,

Сочные вздохи земли,

Сизый туман морды страшные корчит,

Злаки из звуков взошли.

Клонятся медные ветви рябины,

В шорохах жёлтых трава,

Слышишь меня, я в седой паутине,

бьётся в ней леса молва.

Слышишь меня, я в ознобе осеннем,

в тучном безбрежии трав,

в тихом молчании пролитой лени

пью бесконечность, устав.

Слышишь меня, я иду сквозь столетья

мигом, лишь мигом одним,

чтобы сегодня при розовом свете

слиться мне с телом твоим.

59

Госаузее-озеро в Госау

средь каменных, задумчивых громад

подобно публикой оставленному залу,

в котором эхо бесконечно гомонят.

Светло и холодно в вершинах чутких зала,

а в центре тёмное безгласное пятно,

Зелёное, края ковров не покидая,

рассеяно и в сон заключено.

Ведь всё лишь образ виденья и неги, -

мы в восприятии касаемся всего,

и в чутком холоде написанного снега

осмысливаем в сущности его.

Единственный в природе путь искусства,

он нас фантазией встречает иногда, -

мы пережитые осмысливаем чувства, -

Так вечность чудится из холода и льда.

60

Я шагнул из молодости в старость

или мне так кажется сейчас,

покорив разбуженную ярость,

разум звёзд дряхлеет быстро в нас.

Не поэтому ли древние шумеры

строили под звёздный небосвод,

чтобы в необъятности и вере

растворить звериный одичавший род,

чтобы добротою насладиться,

и себя увидеть вместе с ней,

чтобы свежестью росистою умыться

и природу чувствовать своей,

не бояться шороха и леса,

не бояться просто всех людей,

молодость как будто легче весом,

старость тяжелее и мудрей.

61

Она не ведала, что было

предназначенье свыше ей,

её судьба собой омыла

до синих глаз, до краешек бровей,

вдохнула свет и нежностью поила,

втирая в кожу масел аромат,

чеканя дух и придавая силы

взойти на трон и выполнить обряд.

Царь Артаксеркс, отведав свежесть тела,

свой скипетр ей к шее приклонил,

и вот она материей владела,

а дух её державу полонил.

И вот не их, а сами избивали

и называли жребием - "пурим",

хотя не их, но в клочья истерзали

зло поимевших именем твоим.

62

Птицы пели, солнце встало,

Шорох улицы во всём,

Свежесть утра ожидала и

шептала: "Вновь встаём".

Вот оранжевые блики

на стенах плывут чуть, чуть,

И во мне заря возникла,

отражая жизни суть.

Вот во мне запели чудно

звонких трелей голоса,

Словно слышишь голос судный,

видишь райские места.

Нет, то всё воображенье.

Утра нежность и покой

встали в шорохах цветений

и рождают летний зной.

63

Пайки и льготы суть социализма,

подарки за проделанный урок.

Среди громадных куч из пожелтевших

измов

уже не видно прожитых дорог.

Какой-то сумрак в радостном блеянье,

Какая-то во взоре желтизна,

Слепцам в пути - весь мир без расстояний,

Душа туманом их всегда полна.

А рядом окрик, кнут, наказ, лобзанья,

а рядом во взаимности обман,

а рядом потрясенье мирозданья,

приёмов зачумлённый балаган.

Земля послушай, сердце рвётся,

Земля родная, Господи, прости,

Я просто русский, как она зовётся

та, наша Родина, что в сердце мне нести,

64

Неужели снег тяжёлый,

липкий снег увидел я,

Распевает ветер соло

в чистых трелях соловья.

Синий снег и сосны в шалях,

в белых шапках меховых,

Звёзды шорох рассыпали,

Звёзды складывали стих,

Ритмы чудные шептали,

гласных слышался размах,

за строкой строку вязали

превращая в снежный прах.

Мы мечтаем о Вселенной,

а Вселенная вся в нас,

Миг зимы явив мгновенно, -

Дух глубин познал экстаз.

65

Наш мир, Наш мир, -

как необъятно свежее начало

из первозданных бесконечных сил

не оскудевших в разуме печали.

Отчаянно бреду, а думы об одном:

душа как кремень, высекая искры,

стремится всё понять, исследовать кругом,

и все измерить с точностью и быстро.

Он не спешит и тайн не раскрывает,

то семенит, то год уложит в миг,

во сне и наяву он чувственно рыдает,

не утирая свой уже не детский лик.

Куда идёшь, огонь не похищая,

не жертвуя, не делая добра,

куда несёшь своё объятье рая,

не думая, что истина стара.

66

Души кружение от бездны,

Повсюду море. В дымке Красота

стояла робко, тихо, незаметно,

благословив окрестные места.

Дрожали густотой живые ароматы,

свет плыл на крыльях собственной мечты

и оседал на горах вечным садом

и реял символом церковной полноты.

Собор ново - афонский простирался

здесь надо всем. Но пуст сегодня он.

И ангел вечности рассеянно метался,

не слыша сочный равномерный звон.

Лишь любопытные кто так,

а кто в автомобилях,

в смятенье созерцая Красоту,

рассеянно вздох тихий испустили,

не осознав здесь жившую мечту.

67

Голубое море, белый пароход,

Воздух в жёлтом зное

манит и зовёт.

За мечтою снится мне

радость и покой,

Манится и мнится с синевой.

Камни Диоскурии,

старины седой,

оживают с бурею,

спят здесь подо мной.

Облака мохнатые тешатся вдали,

а холмы горбатые

в мудрость снизошли.

Сердце успокойся,

Я приду опять,

Светлостью умойся, -

как тебя унять?

68

Часов удары ближе, ближе

и вот они уже во мне,

Так дождь весенний крыши лижет,

а души маются во сне.

Затем я долго вижу время, -

как раскалённый шар оно

кидает звёздчатое семя

и светом чувственным полно.

Спешат, спешат его секунды.

И приближают небеса

тот день таинственный и судный,

в котором все моря, леса

нас отдадут из тьмы забвений,

воскреснет всяк, кто был сам прах,

И аромат былых цветений

в нас уничтожит смерть и страх.

69

Ластились тени на тропах аллеи,

Скамьи оранжевые заголубели,

Листья на шорохах синих кипели,

И облака возникали как мели.

Спишь или бодрствуешь, - в мире глубоком

чувствуешь ширь необъятную рядом,

Утро нас дарит улыбкой с Востока

и бесконечностью мудрого взгляда.

Я над землёю особенно вижу

чистую зелень весенней волны,

В розовом стали берёзы, а ниже

сном ещё крепким ложбины полны.

Солнце лучами всю землю оденет,

Всё теплотою своей напоит,

Прочь побежали раскосые тени,

Слышишь, с тобою душа говорит.

70

Капли лениво капали

на весенний ковёр листвы,

Солнце важно садилось за поле,

золотило степные ковры.

Одинокая церковь стояла

как свеча догоревшей мечты,

Глубока ты, душа, но как мало

в ней природной степной простоты.

Тушим свечи в себе на закате,

хотя нам ещё вечно гореть

в необузданном звездном наряде

и на Землю как чудо глядеть.

Одинока Земля, одинока,

незаметна в планетной пыли,

Но в сладчайших объятиях Бога,

Мы на ней себя в жизни нашли.

71

Лучистая, ты снова рядом, рядом,

Ты снова путеводная звезда,

Ты мне показываешь просто и наглядно,

Всё сложное в простейшем иногда.

Пролились запахи с горчичным ароматом,

Пылала свежестью умытая сирень,

И жизнь воображаемого сада

Тобой плескалась, наполняя день.

И белой ртутью солнце отражалось

во всём и вся. Звенела свирестень,

И чьей душе всего казалось мало,

И кто не пил душою голубень.

О, полнота лучистая, о, радость,

о бесконечная природы лепота,

Ты нам всегда бескрайняя награда,

Тобою прозревает слепота.

72

Нечаянная радость охватила

И понеслась ликующе звеня,

Она с листвы весенней слезы пила

И с вечностью поздравила меня.

Она купалась в золотом тумане

и в медной мгле распластанных дорог,

смеялась в глади моря-океана,

И каждый счастлив был, как только мог.

Роса глазастая ей томно улыбалась,

Ей птицы пели голубой напев,

И если сердце бедное металось,

то это просто радость, прилетев,

проникнув, расплескала душу,

неся природу в нас, рассеяв нас во вне,

И наполняла мир бескрайним новым

сущим,

И смыслом воплощалась вся во мне.

73

К выходу в свет к/ф "Красная площадь", 2004г

Мой мир богаче, интересней,

чем ваш заплёванный базар, -

разочарованные песни

мне откровений свыше дар.

Высоты ваши в синей птице,

Махайте ей, зовите в даль,

А оболваненные лица

овечий скушают миндаль.

Искусства цвет, литература

шприцует в нас как элексир

партийный дух овечьей шкуры,

протёртой до убогих дыр.

Душа сегодня заметалась,

а сердцу хочется рыдать,

кому ты, Родина, досталась,

и что ещё нам открывать?

74

Что вы про юность, балбесы треклятые

изъяснять в забубённом экстазе изволили.

Эй, трясуны, беспардонно - лохматые,

Юность, в каком захудалом указе

время поставило в стойло тебя,

Юные духом и юность с тобою,

Струны гнусавые вы теребя

задницей думали - не головою.

Наша же юность в тисках подозрений

жалких начётчиков пела и рвалась,

Жила в романтике приключений,

что от героики прошлой осталась.

Веруем в сердце и в душу, и в слово,

Веруем вечно в саму доброту,

Но не совсем поколением новым,

Дух, мы постигнем твою высоту.

75

Сухое дерево весною не встречало

ни зелени, ни радости листвы,

Оно воздело щупальца в печали

к глубинам первозданной синевы.

Весна же пела, радовалась, зрела,

Несла тепло и солнца благодать,

А тёмное на сучьях вечерело,

в коре таилось и хотело спать.

Стояло дерево забытое, сухое

среди бескрайних трепетов листвы,

в нетронутом безвременном покое,

само в себе в объятьях глубины.

Противоречия, таинственность природы, -

Я так вас вижу каждой здесь весной,

И грусть моя пронизывает годы,

в душе сливаясь в ритмы и покой.

76

Воспитаны в ритме эллинских героев, -

Нам чужды прагматиков жлобские планы,

Но мы не умрём, не иссякнем без боя,

Когда получаем духовные раны.

Мы ждём, мы надеемся, ищем и строим

под хор улюлюканья злобных сердец,

Завещанный долг не дает нам покоя,

И смерть нам не просто достойный венец.

В громадных теснинах могучих сомнений,

Мы боремся с внутренним прожитым "я",

Из пепла восстав, мы в тисках средостений,

И в каждом из нас есть судьба, но своя.

Задуют пустынные жёлтые ветры

и смоют во времени пыл и страданья,

а листья, опавшие прожитой веры,

умчат в бесконечное наши исканья.

77

то неси их красивому богу…"

Утро серое восстало

ото сна и лихолетья,

Зелень свежая упала

в лужи тонкие как сети.

Пела жизнь в лучах восхода,

рассыпалась в звонкой дымке,

Первозданная природа

в синей ёжилась косынке.

Загудели над рекою

голоса у теплоходов,

И пошли как к водопою

облака по небосводу.

Утро серое восстало,

Пульс забился учащённо,

Сердце в утро свет метало

вдохновенно, упоённо.

78

ПРОСТРАНСТВО ИСКУССТВА

Штрихи, и линии, и точки...-,

Пространство ёжилось в ударах

и повисало в медных клочьях,

и в серебре смотрелось старо.

В глухих ударах то вскипало,

а то цвело и звонко пело,

И жизнь являлась сразу в малом,

и в звоне чувствовалось тело.

То листья, гроздья винограда,

то алый свет зари вздымался,

вино отравленное ядом...,-

Я пил его, но жив остался.

Мой взгляд глубины осязает,

Он слышит тьму. Пространства запах

с прикосновеньем исчезает

как джин большой и косолапый.

79

Шорох слышится синий

в тишине бесконечно-ночной,

Дышит море из отблесков, линий

в той беспечности волевой.

Гнутся сваи и камни рушатся

и гудит, и гудит прибой,

Только вёсла да сети сушатся,

Эх, душа, ерепенится вал шестой.

Горе, радость, чувство гнетущее, -

всё смешалось в моей душе,

Громко всхлипнула суть, и сущее

зарыдало во мраке уже.

Нас зовут, мы зовем, - одинокие.

Где друзья, где товарищи, где?

Всюду камни и волны высокие

встали намертво в скромной судьбе.

80

НАУКООБРАЗИЮ

Конечно, можно жить не строчки, не писав,

Конечно, можно жить по жизни колобродя,

И каждый день, от сна из прошлого восстав,

бежать в перегонки за исступленной модой.

Голодные же духом, что же вы,

зачем стремитесь в поисках удачи,

Не преклонить вам снова головы,

но получить Судьбы суровой сдачу.

Куда спешит ваш залихватский ум,

Какие втуне ищете пространства,

И, пережевывая косточки от дум,

Находите в ничтожном постоянство.

Ведь даже те, кто выжил из ума

И счастливо по сказочному бродит,

Несёт частицу призрачного сна,

А в вас, что в вас Судьба нашла

или находит?

81

Белое пятно

и глухие двери,

Синее сукно

на полу без меры.

Я стою один,

собираю мысли,

Лунный апельсин

в звездных коромыслах.

Я стою один,

А в углу икона,

В лампе керосин,

тихо и спокойно.

Дрёма в дрёме дремлет,

словно нет прогресса,

Дышат тихо стебли,

Жизнь без интереса.

В оптимизме маяться, -

этого не надо,

будем жить и каяться

у иконы сада.

82

Смотрю, смотрю в глаза бездонные

там и рассвет, и зелень тьмы,

тоска и радость полусонные

в раскосых щелках глубины.

Смотрю и слышу сердце мается

как птиц распахнутая звень,

Во мне душа от счастья тается,

Душа уходит в голубень.

Но ничего. Мы будем видеться

украдкой в сумраках тиши,

где звёзды ссорятся и мирятся

в громаде пролитой души.

Иду с тобой. Целую руки

и слышу ровный стук сердец,

И в прошлом кажутся все муки,

И в новом видится венец.

83

Начало мая. Всё цветёт,

И зелень ластится и нежит,

и вдохновенно душу пьёт,

а тьму души на части режет.

Покой во мне. Я вижу свет,

И в миг распластанные страсти

в кулак сжимают чёрный цвет,

И испаряется ненастье.

Из подворотен жизни новой

остервенелое жлобьё

Мой синий май уже готово

заляпать грязью. Вороньё.

Кликуши мрачные, ликуйте,

Я вам отдал сегодня час, -

не жизнь, Кусайте, жрите, жуйте,

Но май, мой май во мне, не в вас.

84

А ты, мой друг, ужели обознался

и взял из жизни срам, - не высоту,

в дерьме и мелочах стыдливо разменялся,

не соколом, вороной на лету

хватал чужой кусок

и пил вино чужое,

И мир твой - не широк

как небо голубое.

Судьба скрестила нас

в какое-то мгновенье,

Я понял лишь сейчас, -

урок мне, поученье.

Грядущий день иной,

Тебя не осуждаю,

Не по пути с тобой,

Я нынче это знаю.

85

В её глазах голубоглазых

зелено-серые луга,

Я часто в них единым разом

несусь и вижу облака.

Река, река, озёра в белом,

Душа одета в белый пух,

И сердце в ритме неумелом

мне музыкальный дарит слух.

Куда с тобой? Люблю и вижу,

Опять вокруг моя весна,

А там, чуть-чуть как будто ниже,

мне в сердце истина дана.

И ты опять, опять послушай:

Я вновь иду во тьму один,

Любовь, по прежнему, нас сушит

в объятьях серебра седин.

86

Апрель не льёт, а всё сугробит,

И хмурят утро облака,

И воробьи в мохнатой робе

сидят нахохлившись слегка.

Какая синь вдали на небе,

Там ветры блудят и хрипят,

И куролесят в быстром беге,

а здесь на чёрных лужах спят.

Фонарный столб весь в белых мухах

как одиночество во сне

себя купает в нежных слухах

как это часто снится мне.

Не тягочусь, а просто знаю,

мой день опять, опять настал,

Я часто в мыслях улыбаюсь,

хотя от глупостей устал.

87

Мы мужество и в бедах обретаем,

а чудо постоянства в испытаньях,

И суть прекрасного-блаженство постигаем,

когда их выплавим в исканьях.

Но, отвлекая Ум, от истинной Причины

сквозь преступления в материю бредём,

И дышим серой повседневной паутиной,

И смертным воздухом, усталые, живём.

Убийца тот, в страстях сгорает этот,

грядёт другой в пучину свар и драк,

Но только те, кто в сущности поэты,

увидят твой, Причина, яркий знак.

И вот тогда откроются ворота,

И Следствие заявит о себе,

Раз навсегда расставит жизни ноты,

И Смерть падёт в распавшейся борьбе.

88

Мне солнце падало на плечи,

Шумела тихо рядом рожь,

Под косогором гонит речи

ручей блестящий словно нож,

Жужжит пчела. Рябина рдеет,

куётся счастье меж листвы,

а в лужах синь в тени потеет,

И смех звенит среди травы.

А вы не слышали весною

осенней песни благодать,

Не любовались тут порою

весны по осени опять!

А для меня границы нету,

Весна ли, осень иль зима,

Во мне порой так много света,

что исчезает в сердце тьма.

89

На распластавшейся равнине

бескрайней, томной, белой

купалось солнце в неге синей

и в свежей дымке пело.

Какой-то сон стоял вокруг,

Душа за птицей плыла,

И оробевший низкий звук

равниной поглотило.

А далеко, на том краю,

где небо исчезало,

Суровый лес пел песнь свою,

И тишина шептала.

А мы везде. В лесу и здесь,

на солнечной равнине,

Куём лениво нашу спесь

от века и поныне.

90

ЛАНИ

Нас гонят, гонят словно ланей,

в один большой глухой загон,

пока мы в беге не устанем

и в мир иной не перейдём.

Они охотники. В неволе лишь мы,

И в сердце только страх,

И в бесконечно-синем поле из тьмы,

одни мы. В завалах, на местах

стреляют в нас. Грохочут

звуки. Ты видишь груды мёртвых тел,

И мясники ножи наточат

и рассекут нас. Вот удел,

удел знакомый. Время наше.

Но наше время не для нас, -

Когда зовут туда, где краше,

Узнай, кто там тебя предаст.

91

Сегодня пели дифирамбы

на овосточенный мотив,

И без труда слагали ямбы,

Их нес восторженный порыв.

Они о женщине слагали

букет надушенных стихов,

И языком слова вязали

в снопы из радужных цветов.

Они кипели вдохновеньем,

Несли в искусство словно дань

пыльцу мужского самомненья.

Мираж рассейся. И восстань

восточной женщины работа,

где муж глава и господин.

И хвалят там мужья охотно

тех жен - от печки балерин.

92

Так уж привыкли... Пишем о войне,

О судьбах в ней людей,

Как будто в нас обязанность вдвойне,

И долг несбывшихся идей.

И вот несём угар,

И души обольщаем,

И нищенствуем в поисках добра,

Над мелодрамой чувственно рыдаем,

Но всё холодная, холодная игра.

Сосём из пальца дурь, наивно зубоскаля,

холопствуем, читатель, пред тобой,

Но умерли взлелеянные дали,

И кормим дух прокисшей бузиной.

А ты, читатель, глуп. Разменная монета

всё прошлое уже теперь давно,

Героями лишь пыль дорожная согрета,

В рассказах же герои - гуано.

93

Вот тишина... Душа в покое.

Но снова это только сон,

И жёлтый ветер ставни моет,

И дух во мне освобождён.

Я вижу новые просторы,

весны сосулечный надрыв

и синих капель разговоры,

и свежий мартовский порыв.

Весна клубится тёплым паром

на подоконнике моём,

И запахом знакомо-старым

горит в нас март свои огнём.

Один намёк. И снова стужа,

Слепит и хлещет мокрый снег,

Душе тепла немного нужно,

Но жизнь не замедляет бег.

94

ВРЕМЯ

В полусумраке двигалось серое

обесформленное оно,

Млело в нас неизмеренной мерою

и с собою, с собой влекло.

Расплескалось подобно пламени

языками ночного костра,

То неслось журавлиными стаями,

то сжималось в объятиях зла,

Словно мы все давно позабытые

распластались в осенней листве,

И по нам ходят с мордами сытыми,

и нас топчут в пожухлой траве.

Но услышишь в себе потаённое,

Но услышишь счастливый призыв,

Время сбросит оковы казённые

И рассеет духовный надрыв.

95

Синий шёлковый шорох

зашептал по заснеженной ниве

и погнал потревоженный ворох

звёзд колючих по вспаханной гриве.

Громко вспыхнули тени сугробов,

Заскрипели шальные шаги,

потревожив застывшую робость

на ветвях задремавшей парги.

Здесь мороз умудрился картины

в звонком воздухе так рисовать,

что в пространствах узорчатых линий,

что-то тёплое стало рыдать.

Так и мы прозреваем мгновенье

не всегда, но в объятьях зимы,

в голубом бесконечном движенье

души старые новым полны.

96

"У Царицы моей есть высокий дворец"

В.Соловьёв

Отбирая крупицы у истин,

Мы, карабкаясь, выше бредём,

Мы в осенние старые листья

только внешне, сгибаясь, падём.

Мы уйдём не сдаваясь. И мимо,

мимо нас будут снова идти,

но мы будем, мы будем незримо

вместе с ними, цепляясь, ползти

к той таинственной истин вершине,

где цветёт, где цветёт эдельвейс,

где холодное солнце застынет,

там, где вечное голубей. С

бесконечностью сбудется встреча,

И приветливо станет весна,

И понятная в просторечии

подойдёт к нам и встретит Сама.

97

Само искусство - способ жить,

дышать, надеяться и верить,

и к неизведанному плыть,

и смысл таинственного мерить.

И вздох весны, дрожание тумана

и неотчетливы, и явственны в груди,

Но молот Рока - времени Титана

ступает в жизнь. Ты только не проспи.

Как быстро блекнут звёзды и пространства,

Как быстро наступает чувственный закат,

И мы уже ласкаемы в мещанстве,

И нас уже, целуя, не бранят.

Мы каменеем в статуях и бронзе,

Мы сатанеем в почестях страстей,

И от искусства жаждущие бонзы

нас развращают мягкостью своей.

98

Быт.,31,39-32.10

И мир, и бог их разделил

и жён, и скот, и сыновей,

И этот мир, хоть мир не мил,

но мир он милостью твоей.

На нём клялись и ели хлеб,

и здесь на идолах сидели,

И бог Авраама вдруг ослеп,

в Свободе все окоченели.

Он разделил собою век,

И хитрость истиною стала,

Обман возвысил человек,

И слепота в душе восстала.

А дальше путь от камня вдаль,

а дальше путь, - он не изведан,

Не рождена была мораль,

А новый путь ещё неведом.

99

Хотя и умерли,

но в нас

глубокой сутью

живут они;

шумящей кровью

в наших жилах

из глубины веков

встают и дарят день

и чувствуют,

и зреют в нашем созерцанье.

И только в одиночестве,

когда дрожит луна,

когда в себе себя мы постигаем,

мы воскресенье их

как чудо осязаем.

Что наше время и зачем оно? -

Бессмыслица без таинства

искусства жить.

Но предков череда не умирает в нас,

самозабвенно душу обновляя,

а движется к Творцу

в весеннем лёгком вихре,

и сны, и умысел,

и время сторожит.

100

Какой-то крик,

безумный сердца крик,

но звуков нет

в полуоткрытых масках.

Итак страдают много лет

Столбы, колонны,

крашеные краской.

Сегодня цвет

уныло серый - серый,

холодная, родная

сторона. Туман

как саван белый-белый

в цветах из синьки

скошенного льна.

Предметные,

худые очертанья,

тоскливо голосящий

звук,

Ты ждёшь и чувствуешь,

И снова расставанья,

и снова холод прокаженных мук.

Глухая полоса

по жизни рассыпает

не только тени,

но и дар небес,

сегодня сердце

в ней опять страдает,

но вижу синий

вдохновенный лес.

101

Часы как пульс

минуты наполняют,

А жизнь стоит,

то рвётся вдруг вперёд

дыханьем опоздавшей стаи,

безумно быстро набирая лет.

И вот уже

размеренно качаясь,

верхушки сосен

шевелят часы,

Холодный ветер,

словно бы отмаясь,

ложится искрами

на шариках росы.

Недели, месяцы, -

часы считают годы,

а сердце,

в милосердии восстав,

готово удержать

души моей свободу,

а славу с вечностью

рассеять и попрать.

102

Сегодня всё прошлое в нашей душе

живёт каждый миг настоящим,

Всё прошлое в нас, в нашем сердце уже

в бессмертном порыве манящем

творит и ваяет, и образы ткёт

для будущих новых дерзаний,

Сегодня в нас только умело живёт

и тешится в синем тумане.

Для прошлого смерти поэтому нет,

Оно в нас кипит водопадом,

И светлые брызги рождают тот свет,

которому вечно мы рады.

Дыхание утра встречаем опять,

опять в суете бесконечной,

Идём мы вперед, возвращаемся вспять,

И прошлое кажется млечным.

103

Где ты яркий свет небесный,

где зеленая заря?

В этом мире очень тесно,

и живу я только зря.

Зря осенние восходы,

зря опаловый ручей

сеет призрак непогоды,

гонит олово речей.

Здесь на зыби гласных звуков

расцветает благодать,

Солнце кажет снова губы

и желает целовать.

Снова я пришёл. И слышу,

что какой-то молодец

ходит по небу на крыше,

ищет истины венец.

104

Слышу голос синей птицы,

Вижу дальше чёрный лес,

Дышит ветер в разных лицах,

Свет распался и исчез.

Зримо небо закачалось,

Цвет лазури занялся,

Бесконечное начало

просветилося.

Далеко подвигнув лики,

рассыпались облака,

Замки чудные возникли,

распахнув в себе века.

Почему сегодня утро

так свежо и глубоко,

Это ты очами мудро

смотришь на землю легко.

Это ты послала солнце

каждый угол осветить

И душе моей бездонной

сердце радостью залить.

Потому я не страдаю,

Потому я не грущу,

что тебя в себе встречаю,

потеряв, опять ищу.

105

Разве смерть причиняет несчастья?

Избавляет от них - это факт.

Свежий ветер тоскует в ненастье,

отбивая заученный такт.

Где-то бряцают капли чугунные

по дорожной сухой бороде,

Дождь запел, сея звонкими струнами

по распаханной борозде.

Пыль унялась. И занялись звёзды.

в грубой шерсти тумана гулять,

Что-то ухнуло глухо и грозно,

Дождь пошёл по низинам рыдать.

Сердце вздрогнуло. Нет тут тревоги,

Расступилась былая беда,

Грязь мешает набитые ноги,

что несут меня в никуда.

106

Шептались тени. И природа

рыдала в осени закатом,

И трепетала к непогоде

листва, поблекшая за садом.

Безмолвна лишь душа стояла,

Смотрела на взращённый сад,

И в чувстве искреннем купала

непревзойдённый аромат.

Молчание. Оно острее бритвы,

Прочнее качества булатного клинка,

Душа - молчание зовёт меня на битвы

И дышит чудного молчания река.

Куда спешу я с осенью и небом,

с морщинами пропаханной земли,

готовой одарять и в будущем нас хлебом,

И дать нам мир, в который мы вошли.

107

ВИФЛИЕМСКАЯ ЗВЕЗДА

А жизни смысл? Круговорот

страстей и сердца трепетанье.

Они как зов и оправданье

пред тем, кого познал народ, -

тот богоизбранный, предтеча,

честнейший воплощенный смысл;

любви, оплаканные речи

и крест из звёздных коромысл.

Пришел. Страдал. Распят. Воскрес.

И в путь указанный тобою

бредут проторенной тропою

сквозь буераки, грязь и лес,

стремясь освоить в полной мере

Свободу данную тобой

и Мудрость сферы голубой,

и воплотиться в новой вере.

108

Синий сад, синий, синий,

раззолоченная весна,

тени топчутся в паутине

у распахнутого окна.

Голубиная стая парится

на проталинах тёплой земли,

Мне в сегодняшнем прошлое нравится,

Мы гулять с ним по саду пошли.

Слышишь шорохи шепчутся шалые,

Слышишь на сердце старая боль,

Мы как дети наивные, малые

у природы все ищем пароль, -

Словно где-то секреты зарытые,

словно где-то живёт старина,

словно грязная, неумытая

ждёт чумазых родная страна.

В серебре серебро серебрится

и шевелится в шапке волос,

Не к добру мне забытое снится

и кусты отцветающих роз.

109

НОЧНОЙ ДОЗОР по РЕМБРАНДТУ

Из темноты их много, много

в пространство смотрят мимо нас,

И время, постарев убого,

из трещин краски серых глаз

тоскливо тешит нас мгновеньем,

в душе, рождая новый Час,

как будто бы лаская вас

на крыльях будущих течений

несёт в тот мир воображений,

где чувство, постарев на час,

целует в будущем и вас,

постигнув смысл и жизнь творений.

110

СТРАШНЫЙ СУД

Не умирающая смерть

в огне пролилась и застыла,

И чёрной лавы круговерть

как червь, собой питаясь, жила.

Увековечился сам миг

как переход от жизни к смерти,

Вторая смерть, - безликий лик,

Суд в воскрешении круговерти.

Миг роковой, последний миг,

во тьму извергнулся всяк сущий,

О, Человек, ты сам постиг

бездонный мрак, тебя влекущий.

Вокруг застыл пустой мираж,

сжигая смерть в огне победы,

Кому свой дух теперь отдашь

и жизни смысл, -и зло, и беды.

111

Мы счастьем память одаряем

в осеннем беге наших дней,

когда обыденно теряем

друзей, любимых. И полней

колотит пульс и сердце бьётся

воспоминаньем в тихий час,

И старым прошлое зовётся,

а это молодость для нас.

Для нас, для вас, для тех, кто будет

в себя как в прошлое глядеть, -

В себе мы будущее судим,

хотя не нам об этом петь.

Пройдет, пройдет осенний вечер,

Рассеет лепестки мечта

и ляжет тяжестью на плечи,

и память разомкнёт уста.

112

Синий сад. Расцветают мимозы,

И дрожит, догорая, луна,

рассыпая прозрачные слезы,

Дышит влажностью тишина.

Кипарисы в монашеских рясах

у дороги рассвет сторожат,

Снова тени затеяли плясы,

а кусты в фиолетовом спят.

Тонет в памяти время и звуки,

Растворяется в жизни душа,

Но однажды бессонные муки,

бесконечное в прошлом кроша,

озарят смысл уснувших дыханий,

аромат откачавшихся трав,

отзвеневшее эхо дерзаний,

и душа просветлеет, устав.

113

Любовь, Терпение и Кротость -

какие белоснежные вершины,

безмолвные, но чудные высоты,

иглоподобные махины.

Замри, восчувствуя молчанье,

замри, считая сердца стук,

единство их есть мира созерцанье,

распад их - чувственный паук.

Вокруг смердит от радости блеянья,

Вокруг смердит от пота живота,

Те жизнь живут как сказку без названья,

кто сам живёт с поспешностью крота.

А мы в единстве троицу встречаем,

И в развороте диалектик кулака,

Примкнув, друг к другу узкими плечами,

Мы охраняем хрупкие века.

114

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Они почти не жили жизнью,

а пламенели духом слов,

И сок берёз их счастьем брызнет

и ароматом вечных снов.

Они элегии слагали

Писали звуками чудес

страну, которою дышали,

Слагали гром из слов небес.

Они нам душу надрывали

слезой, омытою тоской,

Они нас в бой с тобой кидали

и нам был призрачен покой.

Они нам Родиною стали,

и пульс их в нас еще порой

дрожит. И тверже всякой стали

в нас тот, завещанный настрой.

115

Какой уж год испытываю счастье,

Оно мой дух к стяжанию зовёт,

И трепет Вашего участья

во мне весной таинственно живёт.

Во мне весна так изначальна бела,

Во мне весна всегда и наяву,

Когда беседую я с Вами не умело

и Вашей памятью о прожитом живу.

Травы забвения не может быть, не может,

Когда в ладонях держим Чистый Дух,

Вы мне ещё становитесь дороже,

И ближе мне евангельский Ваш слух.

День Ангела-Хранителя. Но время

не можем мы как он остановить,

Гляжу на Вас, исчезла тяжесть-бремя,

и мне светлее оказалось жить.

116

Облака терзают небо,

споря с шорохом озёр,

дождь кидают в землю слепо.

Солнца луч свой нож простёр.

Вдалеке как чайка в белом

яхта пишет полукруг,

рассекая глади тело,

убегая от подруг.

Сосны, сосны, кипарисы

здесь столетья сторожат,

а развесистые тисы

чинны, хмуры и молчат.

Растворяя мысли, память

дарит новый образ нам,

Необычными местами

я любуюсь по утрам.

http://www.biblus.ru по фамилии автора.