Международная Академия Наук

International Academy of Sciences

Химическая Лаборатория

Chemical Laboratory

Академик МАН ЦНЗ

С.А.КУТОЛИН

Chem.Lab.NCD

Новосибирск 2001

МАН ЦНЗ, доктор химических наук, профессор.

25-летний стаж чтения лекций в области неорганической и физической химии.

Автор многочисленных работ в области химии и физичес-кого материаловедения, патентов, изобретений, работ в области интеллектуальных систем (“Философия интеллекта реального идеализма”,1996: "Концепции современного ес-тествознания" (курс лекций),4-изд.,2000.).В области интел-лектики развил и реализовал представление о рефлексивном литераторстве:

поэтические сборники: ”Парадигмы. Белая лошадь. Дождь сонетов”,1996; ”Элегии”,1997; ”Вирши”, 1997, "Аш-додский синдром", 2000, "Пельмени в шампанском",2000; "Створ синели,2000".

художественные эссе: ”Длинные ночи адмирала Колча-ка”, “Дом, который сработали мы”, ”Тропой желудка”, 1997; "Сказки, сколки да осколки",1998;

драматические произведения: "Плутофилы"; "Гигея"; "Смерть Цезаря Борджиа"; "Страсти по Алисе", 1998;

опыт рефлексии в романе, повести, женской психоло-гии, фэнтэзи: "Хроника частной жизни",1998; "Мальчик по имени Коба",1999; "Гений. Стяжание Духа",2000; "Медаль-оны", 2000"; "Геном холопа, 2000 (фэнтэзи)".

К 2005750018 -без объявления

                      198(016)-01

ISBN 5-02-029077-7 O O Кутолин С.А., 2001

Чего только не пытались делать с природой человеческой, вовлекая ее в сети философских мыслей и умыслов? Какими только щипцами партийной убежденности, испанскими сапогами теизма, концлагерями оккультизма, религиозного коммунизма, череподробительного рационализма, например пол-потовского толка, не изъяснялись с индивидуализмом сиротства жизни человечества. И измышления философов от рода человеческого как ванька-встань-ка указывали путь философии его собственной истории, развлекая всеядного читателя Земли обширной кузницей "самых разнообразных органических существ", где дух гуманности и религии "предраспределяет к тонким влечениям, а потому и к вольности" воли в единой мысли, сохраняющей "совершенное единство". Устав от коммунального питания собственных философских построений в духе "О четверояком корне закона достаточного основания", упираясь морщинистым лбом в здание темно-эротического витализма, просветляемого Кантом, Платоном, Ведами да Упанишадами на примере исторических анекдотов живой тяги вымышленного царства от Руси до России, от Древнего Тибета до Хазарии, задают себе жизнь как опьянение. И вот уже те, кто любит третьестепенные прибаутки, гонимые ветром пространства слухов, распевают музыкальные трагедии Вагнера, нечеловечно благословляя там, "где звучат проклятия". И уже личность становится простой "как правда", в которой истины ровно настолько, чтобы жизнь сделать еще короче в победном торжестве обслуживания самих себя и тех физиономий, для которых не идея, а реальность, короче, материальные интересы: "личные, служебные, церковные и государственные как партийные помыслы" двигают перья "мнимых мудрецов", распахивая ткань умыслов, а не мыслей, где философия - средство государственных целей счастья взаимной жизни, хватающей за горло невинного во лжи, объявляющего мораль актом тирании, равнодушна в своем благородном величии. И в это-то время выясняется с надсадной простотой диалектики, что мужей уже не хватает, женщины увлекаются "лесби", а о мужчинах приходиться вещать как о трансвеститах духовного выражения, которые в обыденной жизни объявляются многообразием физиологического свойства слабости нервов. Поколение же полно сомнения, беспорядка и попыток отрезвления через похоть.

И тем не менее уходят в прошлое заявки на коллективную мудрость. Роль личности, сотни раз проклятой и преданной анафеме за свой бескорыстный индивидуализм, за нежелание креститься в красную веру, за нежелание славить гибель России, за нежелание, как личностей, подыгрывать граждан совести сермяжной демократии, продавшей свободу за кал, роль личности - в мире сомнений проб и ошибок, трезвых заблуждений - вот путь современного человека как мыслящей индивидуальности.

Как рефлексирующая сущность в цепи новых умозаключений, человек опознает себя свободным в своем волеизъявлении, вставая над пустозвонством и шаралатанством, пусть даже и величайших философов, если внутри его сознания зреет посев струнно-пламенных душ, способных найти возвышенные слова рефлексирующего духа, вытекающего из природы личности без недостойных приспособлений к обстоятельствам. Битюжная порода послушных и исполнительных людей никогда не поймет психологии, для которой мир в своей многообразной сущности есть когнитивность, т.е. целое. Это целое открывается лишь солнечным взорам. И бойцы когнитивной психологии не ведают невежества всякого знания: для них культура не заросшее поле, а плодородное место бесконечного числа проблемных ситуаций, где теория познания, т.е. гноселогия, не есть сущностная предметность батистовых туш, где отогревается ретивое, где окольные тропки и хоженые пути из взаимного прикосновения не ведут к надежде и движению. Долой критику старости философии! Да здравствует парадоксальная гносеология! Она двигатель интеллекта идивидуальности в поисках янтаря истин, а не волчьего дымка умыслов и ватаги вшей скороспелых партийных постановлений. Капустной прелью тянет от философских систем, где следствие бежит впереди причины, когда толпа философствующих дервишей шарахается из стороны в сторону своих мнений от того, покусан ли палец простой дворнягой или генеральской сукой от философии. Вот почему предмет логики - предмет не устоявшийся со времен Аристотеля! Его качество: и смердящий навоз, и нашитые галуны, и еловая глушь, пока причина не устанавливает последовательности раскройки вещественного зипуна материализма. Жуть рассеивается не тогда, когда ищут по фотографии отца в семью, не тогда, когда открывают "живую", "мертвую" воду, но, вспоминая о кислотности желудка, твердо знают, что переваривание пищи немыслимо без кислой среды. Вот почему каузальная логика, где причина предшествует следствию, есть не революционный заповедник логики, а сама Логика. Но триединство качеств сущностей: когнитивная психология, парадоксальная гноселогия, каузальная логика есть лишь одно из чувствуемых пространств науки философии как реального идеализма, где бьется сердце интеллектуальной системы, взывая к многообразию качеств у предметов-сущностей, спрядающих в нить идеи пламени жизни. А жизнь истории человечества пламенеет трудом. Культурные пласты истории развития человечества ничего не являют нам, кроме скалистых мозолей земли народов, шествующих до бесславной могилы, хотя в вымпеле солнца гнездятся все достижения человечества, в которых ничтожный оказывается великим. И только скрип уключин археографии, историографии и экономической географии позволяет, опять же путем Рефлексии и Труда, восстановить в относительной перспективе и свет, и тьму, а иногда и радугу красок прошлого бытия, чей свиток тоски уже перестает волновать человечество, поскольку "история ничему не учит". Не учит, но являет свою память и не только в генотипе народов, наций, рас, поскольку в "структуре сложности языка, является структура сложности самого мышления", сохраняющего в неприкосновенности трудовой процесс в сознании как национальное наследие. И только путь к единой культуре такого наследия способен противостоять железной пяте безголовых владык, унынию и скуке покроев уставших и обреченных в своем безделии, где "труд не есть дело доблести и геройства", но рабство тела и духа. Наслаждение отдыхом умыслов глупости не есть ли причина гибели Содома и Гоморры, не есть ли причина ежедневного посева иммунодефицита в кровь 10 000 человек, имя которым Россияне! Вот почему рефлексия и труд - это молодость нации. Усталое отречение от мыследеятельности, как рефлексии, - это отречение живых от самих себя. Человеческие сообщества, как механизмы извлечения работы, т.е. труда нации, имеют энергетическую природу. Но внешняя среда и труд нации только кажутся Старпейской скалой справедливости молодости нации, а роль труда и рефлексии индивидуальности от язвящих пуль и огня как бы являют собой энергетический путь нереализованных возможностей. Но это лишь миф, равновеликая ложь которого состоит в том, что всякий человеческий организм, запасаясь энергией внешней среды, реализует ее в виде работы как собственного целеполагания. Но не всякий путь индивидуальной работы человечества приводит к производству максимально полезной работы! Только рационализация труда, как успех, только изобретательность труда, как овеществленная форма умозаключения, только извлечение максимально полезной работы в форме неалгоритмируемого решения - открытия есть результат трудового решения проблемной ситуации ни этносов, ни нации, ни государства, а только результат труда самой рефлексирующей личности. Вот почему максимально полезная работа индивидуальна. Но она есть молодость нации. Это ей открыто колесо. Это ей обязано возникновение автомобиля, атомной бомбы, психотропных средств, автомата Калашникова, телевизора и компьютера с его информационными технологиями со взлетами и падениями прогресса и регресса. И в этих взлетах и падениях лишь иногда, лишь в ограниченном числе случаев удается установить примат рефлексии и труда мира человеческой индивидуальности. И только закон отрицания отрицания позволяет увидеть стальноклювый трудовой процесс личности, чья жизнь опирается на труд и рефлексию, закон, прадоксальная сущность которого и состоит в установлении следствия, которого нет без причины. Результат стратегии такого извлечения максимально полезной работы в ритме труда есть своего рода "золотое сечение" неалгоритмируемого открытия, которое уже бесконечное число раз используют нации, народы и расы, ассимилирующие результаты труда и рефлексии самой отдельной личности, обрекая ее чаще всего на забвение в лучшем случае в бесконечных фолиантах энциклопедий, в которых копаются разве что нувориши силы духа.

Воля и представление как неподъемное рабство личности, пассионарность в новейшей терминологии как импульсы личности, "абсорбировавшей энергию внешней среды, создающей и разрушающей ландшафты, народы и культуры" - вся это мгла и цепи стражей полей земли несуществующих городов, где философы, -подпаски с волынкой щегла, песнолико объявляют в стае своих поджарых научных манускриптов о грядущем огненном мраке народов и раскрывании дверей кабаков, там, может быть даже непреднамеренно, забывают о том, что только труд и рефлексия в своем извлечении максимально полезной работы (изобретение) и неалгоритмируемой максимально полезной работы, в частности (открытие), а не работы вообще, передают свою сверхприродную и духовную задачи новым поколениям. Такая форма "задач" содержит "изучающую память", которая как труд и рефлексия не рассеивает навыки прошлого, но в кунсткамерной банке времени хранит достижения предыдущих поколений, превращенные из незнания в знание. В этом смысле мудрость Ньютона равновелика мудрости Сакия-Муни (Будды), поскольку такая мудрость (закон) рассматривает состояние покоя (нирвану) как движение. А равновесие между ними и есть извлечение максимума полезной работы! И в этом смысле мир как труд и рефлексия есть условие созидания и развития, а не условие смерти и исчезновение. Поэтому в гробу лежит не дух человечества, а экскременты ползучего эмпиризма и материализма.

ГлаваI.Трудологика и ее отношение к другим наукам

1.Предмет трудологики.

2.Трудологика как научная дисциплина.

С=К - Ф +2,

где С- параметры системы: температура, давление, концентрация, Ф- число фаз системы, а К- число химических соединений минус число химических реакций. Апофеозом такой синэргетики окажется опять же только "принцип симметрии" П. Кюри, устанавливающий связь между причинами и следствиями их вызывающими, которые повторяются и в следствиях. Но очевидная форма подобия организации неживой материи бесструктурной капли жидкой воды как раз и состоит в том, что строение жидкой воды уже содержит в себе "причины", которые наследует в форме следствия строение организованной в кристалл снежинки. Очевидна "склонность природы" к организации сложных форм материи путем сохранения простых принципов подобия, логика которых счетна и едина, хотя чисто физически и имеет статистическое истолкование.

Даже диалектический гений Гегеля упускал этот очевидный момент из вида, поскольку великий мыслитель еще в средине 19в. считал воду простым соединением! Фактически такие заблуждения означают важность не столько отдельного эксперимента уже осуществленного в науке, сколько осознание того факта, являющего собой начало истины, что "логика труда природы" требует "понимания своего Я", а не сопротивления ее законам даже и путями расхожей диалектики. Создание Бриджменем установки для производства искусственных алмазов как раз и состояло в том, чтобы установка высокого давления не была цельной, но как раз наоборот, составленной из отдельных частей, раз "природе вещей требовалось" ее разрушать всякий раз, когда установка высокого давления оказывалась монолитной. Этот принцип был использован и при постройке баллистической ракеты, когда мощность ее поддерживалась не одним единым двигателем, а несколькими, обладающими разными выхлопными соплами истечения газов. Этот же принцип лежит и в основе постройки винта пропеллера вертолета, соединяемого не жестко с осью вращения винта. Нарушение этих положений приводили к отрицательным результатам в построении инженерных конструкций. Но и на молекулярном уровне исследователей ждали те же плачевные результаты до тех пор, пока они не начинали считаться с требованиями "организации природы веществ", обладающих своей "логикой труда", т.е. способом построения материала с определенным уровнем запаса максимально полезной работы, или как говорят химики, изменением величины свободной энергии. Известный изобретатель Макинтош только после того, как совершенно случайно использовал серу и уголь для отвердения внутри молекулярной организации каучука, получил впервые возможность изготовлять прорезиненные плащи - макинтоши. К. Маркс совершенно прав, когда утверждает, что в процессе своего труда человек одушевляет окружающую природу, но овеществляет себя в ней. По существу это и есть величайший принцип природы: организация природы вещей по труду. Принцип по труду, который есть работа. И не только работа, но максимально полезная работа. И не только максимально полезная работа, которая качественно изменяется при переходе от одной формы организации природы к другой. И такое качественное изменение максимально полезной работы для неорганической субстрата, органической материи, субстрата растительного происхождения, биологической материи, т.е. всей биосферы и ноосферы,- категории, которая с легкой руки В.И. Вернадского, заимствовавшего это понятие у отца современной палеонтологии Рулье и его секретаря, в то время еще не кардинала, но первооткрывателя синантропа (китайского человека) Т. де Шардена, справедливо рассматривается как мыследеятельность человеческого сообщества и даже являет собой "смысл политических заявлений" деятелей государственного уровня (см., например, выступление В.Путина на совещании ОПЕК глав держав в султанате Брунея)!

Предмет трудологики есть, во-первых, выяснение категориально качественных отношений организации труда, как в биосфере, так и ноосфере в терминах совершаемой работы. И, действительно, качественная сущность такой работы меняется при переходе от организации систем биосферы и ноосферы. Труд тела, духа и сознания человека с точки зрения совершаемой ими работы имеют категориальные отличия от труда микробов, хотя и в том, и другом случае совершается работа ассимиляции и диссимиляции биологической системы, которая у микроорганизмов приводит к их "вечной жизни", хотя биологический цикл, начиная с лаг - фазы и кончая умиранием организма, имеет место, как для человека, так и микробов. Не поэтому ли великий пересмешник Марк Твен воплощал себя и в микроба (роман "Как я был микробом"). Во-вторых, предмет трудологики есть феноменологическая структурная система оценки "жизнедеятельности" субстратов биосферы и ноосферы, их рождения, расцвета и умирания. И в этом смысле позиция Л.Н. Гумилева, безусловно, представляет практический интерес, но только в смысле накопленных фактов, а не их интерпретации. Ведь заранее, пока не ясна качественная структура самой максимально полезной работы, ее применение для описания "взрывов этногенеза", как и "пассионарных толчков" есть произвольный выбор не наблюдения, а исследования. И хотя трудологика в смысле психологии когнитивна, но как инструмент гносеологии парадоксальна, а в своем парадоксальном методе познания категориально классифицирует качественные и количественные изменения работы биосферы и ноосферы. И тем самым трудологика "химически и физически" отличается от метода, на который опирается Л.Н.Гумилев. И, в-третьих, трудологика, как наука, есть система познания единых принципов построения организации биосферы и ноосферы не только с точки зрения затрат максимально полезной работы геосферой, биосферой и ноосферой, но и установления принципов иерархической аналогии в соответствии с принципом симметрии Кюри, т.е. синэргизма, в способах и методах минимизации затрат такой работы для достижения максимально полезного результата.

Поэтому можно, по крайней мере, указать на три аспекта трудологики:

1.Трудологика как феноменология качества и сравнительного количества труда, т.е. затрат на осуществление "усилий" (Бергсон), "воли" (Шопенгауэр), "пассионарности" (Л. Гумилев), "системной социологии" (П.Сорокин), есть выражение качества максимально полезной работы, т.е. свободной энергии, извлекаемой геосферой, биосферой и ноосферой в необратимом цикле временного и пространственного развития этих систем.

2.Трудологика, как максимально полезная работа, как свободная энергия в своей сущности, освобожденная от связанной энергии - диссипации, т.е. от своего энтропийного содержания, определяет структуру геосферы, биосферы и ноосферы и, тем самым, имеет характер циклизации свободной энергии в любых гео-, био-, физических и социальных процессах. Трудологика это наука о структуризации свободной энергии системы любого содержания и извлечении из системы, структурированной максимально полезной работы. С другой стороны, следует как раз иметь в виду, что геосфера, биосфера и ноосфера вовлекаются в мощные процессы диссипации, т.е. рассеяния энергии, связанных с потоками энтропии. И потому указанные системы представляют собой и нелинейные, и необратимые процессы, в которых временные явления стремятся нарушить циклизацию организованной части геосферы, биосферы и ноосферы.

3.Трудологика, как структура максимально полезной работы системы, есть причина организации не только субстрата вещества.

Трудологика составляет причину и сущность синергетики, как иерархии аналогии или простого подобия в любых циклических процессах от материальных до психических. Вот почему феноменология динамики роста микробов в чашке Петри и человеческой популяции на Земле имеют один и тот же вид, поскольку биологический цикл " от клетки к клетке", от лаг - фазы до отмирания у этих систем иерархического уровня аналогичен или подобен. Вот почему теория генов может строиться как на примере роста гороха, простейших или пород млекопитающих, а подопытными животными для изучения болезней человека выбираются не только приматы, но собаки и мыши.

Не думать, не гадать не мог Иеремия Рихтер, когда открыл свой знаменитый закон эквивалентов, т.е. пропорции смешивания исходных веществ для получения, в конечном счете, качественного мейсенского фарфора. И тем самым положил основание науке химии! Но ведь И.Рихтер, слушавший лекции Канта, знал отрицательное отношение мэтра от философии к этому предмету, полагавшему, что "химия не наука, поскольку не знает математики". Тем самым мы с умилением можем констатировать, что великий философ Кант и великий диалектик Гегель обрекали фундаментальную науку современности химию на прозябание за пределами наук. А что говорить тогда о крупном химике Кольбе, крупном авторитете своего времени, когда он уже в 1877 году возглашал: " Некоему доктору Я.Г. Вант-Гоффу, занимающему должность в ветеренарной школе Утрехта, очевидно не по вкусу точные химические исследования. Он счел более приятным сесть на Пегаса (вероятно взятого на прокат из ветеренарной школы) и поведать миру то, что узрел с химического Парнаса в своем смелом полете ? расположение атомов в мировом пространстве". А что же действительно "узрел" Вант-Гофф в смелом полете своей научной фантазии? Он узрел новую науку "стереохимию", химию пространственных соединений, а если говорить современным химическим языком, он узрел "химический дизайн"! И прошло совсем немного времени и 18-летний Перкин Эльмер-старший, используя это самое "химическое воображение" по подсказке своего учителя Гофмана синтезирует первые красители, а затем уже начинается торжественное шествие синтетической химии Байера, Эмиля Фишера и их последователей в разных странах и народах!

Обобщая даже эти простые примеры истории формирования категории науки, мы приходим к естественным постулатам модели всякой будущей науки: 1.структура модели науки очерчивается воображением, но ограничивается областью приложения; 2.граница области приложения задается ограничительными принципами; 3.число ограничительных принципов необходимо, достаточно и счетно; 4.если модель науки существует, то она не противоречит ограничительным законам естествознания; 5.если модель науки существует, то ее выводы не являются тавтологией других моделей наук; 6.если модель науки существует, то между двумя ее выводами не может быть построено умозаключение противоречащее ее выводам; 7. реально существующая модель науки есть структура сложности языка, семиотика которого ограничена семиотикой самой модели языка.

Трудологика с ее изначальными категориями свободной энергии, работы, максимально полезной работы не сводится к известным попыткам философии "энергетизма", исследования в области которого были предприняты в начале прошлого века В. Оствальдом ("Философия природы", СПБ, 1903), а так же Сольвеем, Гаретом, Барчело и др., справедливо отмечавшими, между прочим, что физико-химические науки объясняют мир биологических наук. Но эти исследователи замахивались на большее. Очень хотелось интерпретировать с помощью этих же категорий и работу "сознания", "войну, преступления, наказание" как утечку энергии.

Тем самым возникала ситуация аналогичная современной, когда "запасаются биологической энергией через заряжение воды", через разного рода "словесные установки", через бесчисленные употребления слова "энергетика", даже не отдавая себе отчета в сущности самого слова "энергия"! Но ведь "энергия" это не тепло, это не работа, это не излучение, это не свет, а только переход из одного состояния в другое в новом качестве, но том же самом количестве. Это великая суть: "закон сохранения энергии". Закон, который заблуждающиеся люди по природе сложности своей фантазии хотели бы нарушить. Их называют изобретателями вечного двигателя. Иные из них строят механизмы, пытаясь бесконечно извлекать тепло из окружающего мира. Другие, уже совершенно обнаглев в своей фантазии, по существу пытаются поджарить яичницу в холодильнике. И все это им сделать не удается. И они очень огорчаются. А разубеждать их бесполезно. Они не чувствуют и не понимают, что нарушают закон науки, науки термодинамики. В их сознании существует нечто, где размыты или не существуют границы постулатов науки, как научной дисциплины, дисциплины научного труда, или, что то же самое, ? научной работы.

С другой стороны, представляя тело человека как систему физической механики (Барчело), что не выходит за пределы научного поиска и метода модели науки, нарушаются постулаты модели науки, когда строится физическая механика более чем трех тел, ? "материальной массы людей как обычных физических тел".

Строя чувствительные приборы фиксации тепловых потоков (Кальве, Прат, Лампрехт, Шпинк и др.) в описании биологических систем, используют соотношения типа Онзагера, в которых одномоментно фиксируются произведения потоков, т.е. изменения концентраций веществ, перерабатываемых биологической системой, и форм емкости тепла, т.е. сил, которыми обладает данная биологическая система. В этом смысле разумно полагается, что лягушка, как система биологическая, связана с окружающей средой потоками, прокачиваемых через ее организм концентраций входящих веществ и выделяемых организмом лягушки, и силами, например емкости тепла (S_i = d Q_i/T_i), как мерой ее работоспособ-ности, подвижности в отличие от состояний, возникающих при охлаждении тела лягушки. Тем самым указанный метод "термодинамики биологических процессов", является по существу одним из экспериментальных методов, в которых трудологика может черпать результаты для своих исследований на системном и даже соматическом уровне. Однако количественная сторона исследования потоков и сил биологических систем как раз и не может быть инструментом необходимым и достаточным для объяснений системных процессов биосферы и ноосферы. И в силу качественной структурированности указанных систем неравновесные и необратимые процессы укажут лишь начало и конец поведения таких систем, а не структурные причины такой организованности или их диссипации. Вот почему и современный термодинамический подход необратимых неравновесных процессов в духе Денбига, Ван Де Гроота, Пригожина, Зотина, Чернавского заставляет указанных исследователей делать произвольные попытки нахождения критериев упорядоченности, строя на них, например, систему классификации животных. Со времен Ч. Диккенса этот пример имеет место для подражания как "теория колюшки", т.е. высасывания результатов из пальца. Именно отсутствие критериев упорядоченности, т.е. критериев логики труда (трудологики), является камнем преткновения к использованию методов термодинамики, как системной науки извлечения максимально полезной работы и изучения условий частичного равновесия в диссипативных структурах, где только циклизация энергии может служить критерием дифференциации и развития биологических структур.

Таким образом, аппарат современной термодинамики обратимых, необратимых равновесных и необратимых неравновесных процессов может иметь в трудологике лишь аутентичный математический аппарат. Но такой аппарат не обладает главными признаками науки трудологики: феноменологией качества, структурированности максимально полезной работы, синэргизма, как иерархии аналогии, или простого подобия. Вот почему аппарат трудологики как метод анализа структурированности, организованности системы есть аппарат аналогичный методу геометрии, где сама структура системы (геосферы, биосферы, ноосферы) содержит формы этих систем гомотетичные друг другу по аналогии с подобными треугольниками или преобразованиями, уменьшающими или увеличивающими по образу и подобию структуру геометрических фигур. Фигура такого преобразования, однако, есть структура каких-то исследуемых частей геосферы, биосферы, ноосферы, т.е. частей обладающих физико-химической, биологической, социально-экономической или интеллектуальной природой, структура которой и подвергается анализу методом трудологики. Вот почему трудологика использует метод не просто аналогичный аппарату геометрии, где исследуется структура абстрагированной фигуры, но трудологика строит "мысленный эксперимент" организации анализируемых систем на основе баз данных развития и известных форм организации самой системы, продолжая в "фигуре подобия", в "фигуре гомотетии" связи организации самой системы независимо от того принадлежит ли эта "фигура" к геосфере, биосфере, ноосфере. Поэтому трудологика как дисциплина ("обладающая непременно математикой по Канту!? ") ? это "дифференциальная геометрия функциональной системы": и геосферы, и биосферы, и ноосферы, как и связей между ними, реализуемых в форме принципов аналогичных теории подобия.

Вот почему трудологика ? это наука с вполне конкретным аппаратом математического анализа, а не только "пустой" феноменологией термодинамического описания "поведения колюшки" по Ч. Диккенсу! Остается определить, в какой мере рассматриваемая научная дисциплина не противоречит семи постулатам модели науки.

1.Трудология, представляющая собой комбинацию приемов и методов рационального извлечения труда из целого коллектива, направленная на производство продуктов труда, и есть, по сути дела, знаменитая научная организация труда, которая в зависимости от методики, рекомендуемой для извлечения труда есть или "потогонная система Тейлора" или "научная организация труда, например, по Ерманскому". В данном случае воображение Тейлора или Ерманского ограничивается областью приложения: автомобильная промышленность, радиоэлектроника и т.д. с разработкой конкретной системы структуризации извлечения полезной работы коллектива, направленной для решения проблемной ситуации заданного качества. И в этом смысле, небезызвестный сетевой график есть форма такой структуризации модели науки.

2.Используем трудологию для описания, например, процессов возникновения жизни, а затем и языка уже возникшей живой системы. Определив структурный элемент живого как вероятностный процесс появления такой возможности как вероятности в форме информации, в которой фигурирует "молекулярный алфавит", можно обнаружить вид структуры, в которой оригинал производит "образ, реплику, отпечаток" заданного качества "молекулярного алфавита жизни". При этом оказывается, что сама жизнь, например даже на той же планете Земля, есть достаточно редкое явление, составляющее 0.01см толщины от общей поверхности планеты(N.Rashevsky.Bull .Math.Biophys.,v.17,1955). Эта же методика, примененная к анализу возникновения мыслящей популяции жизни на Земле в предположении, что мысль и язык аутентичны, позволяет обнаружить, что энтропия информации формализованного языка на стадии возникновения homo sapiens приводит к популяции "человека разумного" в количестве не более 10^3? 10⁴ особей. "Ограничительный принцип": "соотношение живое - мертвое" на планете Земля или ограничения, накладываемые на "язык" в форме данных математической лингвистики, позволяют получать "разумные", не противоречащие законам естествознания, выводы по столь сложным и запутанным вопросам. При этом само число таких принципов действительно счетно, необходимо и достаточно, например, для "языка" мыслящей популяции по данным лингвистики достаточно 1024 двухбуквенных сочетаний, считающихся равновероятными; 254- двухбуквенных слов, из которых 114 -слова, допускаемые нормой языка (ты, tu, du и т.п.). При этом получаемый результат действительно не является тавтологией иных моделей наук, а между полученными результатами даже применительно к моделям "жизни" и "языка" смысл "умозаключения о редкости самого языка как формы мышления" не только не противоречит существующим данным, но и может служить основанием для постановки решения этой сложной проблемной ситуации.

3.Даже из приведенного примера следует, что трудология как наука обладает собственной семиотикой, информационно - топологическая сущность которой ясна из приводимого примера. Хотя, разумеется, воспользовавшись очевидными экспериментальными результатами по определению постоянных, например, тонкой структуры электромагнитных и ядерных взаимодействий можно проиллюстрировать метод науки "трудология" на примере организации этих независимых видов взаимодействия материи, сила, взаимодействия которых отличается друг от друга в 2055 раз, так как постоянная тонкой структуры электромагнитного взаимодействия равна 1/137, а постоянная тонкой структуры ядерного взаимодействия равна ~ 15! Вот почему "физика атома" и "физика ядра" самостоятельные науки. Выводы этих наук действительны в рамках их собственных научных построений. И не могут быть произвольно переносимы из одной дисциплины в другую. Именно структурный аспект этих дисциплин науки, несмотря на общность физическо-математического аппарата, служит примером их дифференциации, а не интеграции в единое целое или произвольное смешение выводов этих дисциплин науки. И тем более распространение выводов ядерной физики не просто на электромагнитное взаимодействие атомов, но и на конденсированное состояние вещества и тем более свойства горных пород не имеет смысла. А это декларировалось в монографии М.М. Протодьяконова и И.Л. Герловина, как создание своего рода универсального подхода к пониманию природы вещества. Трудология как наука функционально структурированной топологии есть научный метод, ограничивающий построение диаграмм извлечения труда в форме максимально полезной работы в рамках самой топологически замкнутой структуры. Переход от одной топологии к другой обязан не противоречить указанным постулатам моделируемого пространства науки. Но даже в этом случае получаемый результат будет результатом научного толка, только в том и только в том случае, если исходные рефлексивные установки не есть заблуждение.

ГлаваII.Архитектоника теоретики труда и ее основные отделы

3.Теоретическая и практическая трудологика.

4.Аналитическая трудологика.

5.Механика трудологики.

6.Генетика трудологики.

Но если для развития человеческого общества в его трудологике мысль и навыки есть инструменты развития ноосферы, то навыками биосферы оказывается сама стратегия поиска, рождаемая эволюцией развития живых систем, закрепленная в алгоритме "проб и ошибок", проявляющихся в наследовании общих признаков особи биосферы, закрепленных в своеобразии "золотого сечения", принимаемого за "ген наследственности".

И ноосфера, и биосфера, и геосфера в своем развитии не выходят за пределы структур, которые описываются известными законами термодинамики. Но только геосфера поддерживается теми формами извлекаемой максимально полезной работы, свободная энергия которых описывается термическими изобарными, изохорными явлениями и изменением теплоемкости свободной энергии с температурой и давлением. Однако и в геосфере имеют место автоволновые способы концентрации свободной энергии за счет протекающих химических процессов, хотя, казалось бы, что временнные процессы геосферных явлений столь длительны, что таковыми можно было бы и пренебречь. Однако тектонические явления геосферы говорят как раз об обратном.

Тем самым практическая трудологика есть путь накопления сведений о структуре в области геосферы, биосферы, ноосферы, где вместо неопределенной науки "общих фраз" стандарта термодинамического расчета свободной энергии системы, при анализе извлекаются сведения о структуре свободной энергии геосферы, биосферы и нооосферы как своего рода "эпюрах" геологического, биосферного и ноосферного развития указанных систем.

Формы организации биосферы в известной только степени могут быть сведены к анализу механизмов биологической подвижности, которая в миниатюре передает формы структурных изменений, аутентичный характер которых имеет место и в макросостояниях биосферы. Например, движение протоплазмы происходит в клетках растений, животных и низших грибов. Яркой особенностью такого движения является правильная периодичность смен направления движения потоков, причиной которых заключена в синхронизации движений ансамблей специализированных макромолекул. С другой стороны, макродвижение амеб (амебоидное движение) часто неотличимо от движения протоплазмы, т.е. как бы наследует ритм плазматического движения. Такое движение сопряжено с периодическими пульсациями кортикального слоя клеток типа "гель« золь". Биологическое движение хромосом при митозе и мейозе состоит в правильном пространственном взаиморасположении гомологических хромосом. Расхождение хромосом к центриолям есть результат пульсации в нитях веретена, микротрубочек белка тубуллина. Даже механизм движения жгутиков бактерий является результатом вращения базального тельца мембраны и обусловлено градиентом концентраций ионов водорода, являя собой давным-давно действующим в таких структурах колесом(!). Скорость перемещения жгутиковых становится критерием естественного отбора, фактором биологической эволюции при решении задачи поиска подвижной добычи и активного избегания опасности. Гофман-Берлинг в 1953-54 гг. даже создали модель "поведения" жгутиковых и сперматозоидов, где мертвые особи даже "оживлялись" путем введения ионов калия, магния в АТФ в глицериновом растворе.

Таким образом, аналитическая трудологика есть выявление и построение моделей организации сущего.

Практическая трудологика есть воспроизведение аналитических моделей трудологики на примере бионических, биофизических систем их приложения к научной организации труда в разных группах социального развития, т.е. определения самой организации труда с точки зрения организации должного.

Смысл известной максимы О. Конта: "pour prevoir, prevoir pour pouvoir"? "знать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы мочь" и есть основная задача практической трудологики при осмысливании сущности геосферы, биосферы и ноосферы с точки зрения аналитической трудологики.

Человечеством уже пройдены "легкие пути науки", где еще можно было заниматься словесным блудом.

Дело поколений ? дело гениальных способностей, сил и терпения, чтобы сознательно продвигаться по тернистому пути трудологики, поскольку для коллективной мысли человечества нет границ и нет препятствий.

Вот почему аналитические модели трудологики как функциональной системы исследовать возможно, большее число "факторов", влияющих на формирование модели, а лишь затем строить аналогичную модель, зависящую только от необходимого и достаточного числа факторов. Более того, такая функциональная модель, получаемая, вообще говоря, статистическими методами, должна затем преосмысливаться эвристическим путем, т.е. строиться не как табличная схема, а как "образ" схватываемый в целом и "на кончике пера" переносимый на бумагу в виде уравнения.

Только из сравнения статистического и эвристического метода аналитической трудологики может быть получен, приближающийся к своей должной сущности окончательный результат.

Совершенно ясно, что в этом-то как раз случае теорема синусов, скорее всего, лежит за пределами евклидовой геометрии, хотя справедливо отражается тот непреложный факт, что "толщина геосферы" просто несоизмерима с толщинами "биосферы" и "ноосферы". Но подобного рода мысленный эксперимент, как инструмент трудологики, не просто передает факт соотношения "длин" структурированности геосферы, биосферы, ноосферы, но, следовательно, и количества движения как развития длительности, сообщаемого этим сферам, сосуществующим, но несоизмеримым по своим объемам. Поэтому можно утверждать, что механика трудологики есть предмет единства сфер геологии, биосферы и ноосферы, в которых имеют место теоремы подобия, но произвольное перенесение которых с одной сферы на другую также невозможно, как и произвольное сравнение единиц размерности длин между этими сферами в теореме синусов. Тем самым механика трудологики есть механика функциональных систем, переход в которых от одной сферы к другой определяется критериями теории подобия самих сфер. Этот вывод интересен, по крайней мере, тем, что напрочь отметает всякие формы заведомо упрощенных теоретических построений, переносимых с геосферы на биосферу или ноосферу с их пассионарностью, волей,усилиями без учета функциональности самой системы и факторов теории подобия, но не исключает методов аналитической трудологики как механики трудологики. Длительность развития ? важный элемент трудологики. Из "соотношения толщин слоев" геосферы, биосферы и ноосферы следует, что даже измерение длительности путем масштабирования пространства указывает на несравнимо длительные временные интервалы в последовательности развития геосферы, биосферы и ноосферы, что и соответствует реальности. Процесс физического нарастания слоя биосферы и ноосферы не может идти ни в какое сравнение со временами геологических эпох, измеряемых световым временем движения планеты около Солнца. Однако собственное, колебательное, дисперсионное время биосферы и ноосферы, кардинально отличающее их время развития от геологических эпох и являющееся собственным временем колебания частиц на реальном фронте времени, а не просто коллективным световым временем фотонов, методом пробы и ошибок запускает механизм времени, который именуется эволюцией развития. Такой механизм времени развития биосферы, ноосферы влечет за собой обретение "опыта", только часть, которого фиксируется в форме навыков труда в поколениях био- и ноосферы, как исторической тенденции или линии развития. Навыки труда есть усвоенные однотипные процессы извлечения максимально полезной работы, упорядоченный характер которых самоочевиден и для био - и для ноосферы. Вопрос, однако, заключается в том, в какой степени обретенные навыки труда присущие биосфере и ноосфере не только используются поколениями популяций, но и передаются по наследству, т.е. закрепляются в генотипе и служат основой сохранения вида биосферы или ее цивилизации, а не растрачиваются видом биосферы и ноосферы на формальное выживание популяции, обрекаемой в этом случае на истребление в поздние эпохи развития, символизирующие видовое старение биосферы и ноосферы. Пусть смысл саморазвития биосферы, если такой вообще существует, следует усматривать в усложнении морфологических и физиологических признаков с точки зрения усвоения максимально полезной работы. Ноосфера, как носитель всех или многих признаков биосферы, существует не только в морфологических и физиологических процессах своего развития, где имеет место циклизации свободной энергии, но и в своем собственном саморазвитии ускорения самоорганизации, что ведет к самопроизвольному продуцированию максимально полезной работы. Вот почему такие процессы безэнтропийны. Более того, они обладают отрицательной энтропией как формой самопроизвольной организации систем ноосферы. Ведь по своему определению ноосфера? это сфера мысли. А мысль дискурсивна, являя собой цепь не только суждений, но умозаключений, несущих новое знание. Высокомолекулярный субстрат мозга содержит и громадную энтропию, наследуемую от структур биосферы. Последнее делает совершенно невозможным представить дискурсию как результат работы высокоэнтропийного аппарата мозга, если не предположить существования в отдельных организованных структурах мозга прототипов биосферы таких организованных структур, которые самопроизвольно компенсируют энтропию мозга равновеликой величиной, но противоположной ей по знаку. Только такая ситуация может объяснить появление мышления в результате развития биосферы, т.е. превращения исчезающе малой ее части в ноосферу. И только в этом смысле труд сделал человека человеком! Весь вульгаризм ползучего материализма в том и заключается, что признаки биосферы человекообразных обезьян просто переносятся на homo sapiens.Но дискурсивная работа мозга как результат сжигания энтропии процессов биосферы антиэнтропией, обретенной саморазвитием части биосферы, как ноосферой, есть и замок, и ключ, открывающий дверь в ноосферу, где дискурсия, как акт мышления, уже содержит в себе семиотику языка, закрепленную линией, историей развития ноосферы. Вот почему механика трудологики так привлекала в свое время и А.Гумбольдта, и Эмиля дю Буа Реймона, и В. Оствальда, венчая философские поиски возникновения (ноосферы) человека с того момента, как "обезьяна взяла в руки палку". Вот почему и по сей день ведутся поиски различных форм гомо сапиенс "от прямоходящих до трудящихся ". Но едва ли будет найден "и ключ, и замок" отделения биосферы, от ноосферы, пока не будет понят антиэнтропийный механизм возникновения ноосферы, естественным путем вводящий в оборот: "энтропию информации языка", "энтропию информации мышления", "энтропию информации открытия", и как отношение последних двух величин апофеоз трудологики ноосферы? как ее структурной организации? "принципа золотого сечения". Зуд томлений и пролежни скуки вульгарного материализма не дают поднять механику труда в "золотом саду" трудологики ноосферы.

Закрепление родовидовой классификации труда на генетическом уровне трудологики являет собой следствие психофизиологических особенностей вида, которое уже рефлексией Мира подвергается осмысливанию через путь исследования, концепцию и теорию развития, отражая путь генетической трудологики как механики функциональных систем. Многообразие и единообразие как проявление реального индетерминизма и детерминизма порождают разнообразие как результат развития генетики трудологики целеустремленной системы, представляющих развитие биосферы и ноосферы.

Результат такого развития ? модель новых свойств в плане распространения развития или его невозможности (неисполнимости, нереализуемости). Как показала практика, например, изучения почв геосферы аналог структурного подобия проявляется между строением почв и строением микроорганизмов. Границы различных почвенных покровов, как показали исследования из космоса, имеют фундаментальные планетарные формы: квадрат, трапеция, ромб, шестиугольник и пятиугольник. Именно к этим фигурам приближаются почвенные границы, формы микроорганизмов и даже нуклидные многогранники протонов и нейтронов в атомных ядрах. Тем самым иерархическая аналогия пронизывает все тело геосферы и биосферы, и, конечно же, ноосферы, как пифогорейской идеи числовой и геометрической гармонии мира в конечном счете, с ее платоновыми телами. Однако это вовсе не значит, что генотип такой классификации един. В соответствии с генетикой трудологики он-то как раз и различен, поскольку биологическая, например, классификация, развивается благодаря отбору, сущность которого ? приспособляемость, реализуемая далее ограниченным набором структурных форм, например платоновых тел. Вот почему сами формы классификации еще не указывают на механизм самой организации полезной работы. И потому "формы ключа" могут быть одинаковыми в природе геосферы, биосферы, ноосферы, но механизм извлечения и организации максимально полезной работы, как "замка", заключается в различии "устройств" Мега-, Макро- и Микромира.

Глава III.Труд людей и методы его изучения

7.Поведение людей как труд.

8.Психология труда.

9.Логика труда.

Вот почему история трудологики есть история общества как единство генетической психологии и генетической социологии труда. В этом плане бихевиоризм (behavior, comportment), как социология поведения человека и общества становится бессмысленным, если ставит во главу угла лишь функциональную зависимость поведения одних и существования других, анализируя явления, возникающие в результате такого поведения, сопровождаемое сознанием одних и отсутствием его у других людей. Работа генетической психологии, как и генетическая социология труда, фактически нивелируют факт сознания или его отсутствие, опираясь лишь на результат труда и работы всякий раз до тех пор, пока специальными категориями "приемами", "методами", "способами" не вскрывается конкретная роль в формировании результата труда ? работы роль "сознательного" и "бессознательного", "дискурсии" и "интуиции" и т.д. Действительно, "интегрирование функций генетической психологии и генетической социологии", получаемое в форме результатов работы коллектива или работы отдельной личности будет иметь место с точностью до постоянной интегрирования. Но сам вид получаемой структурно-интег-рированной функции оказывается вполне определенным. А это значит, что метод генетической психологии и социологии как структурно-функциональный результат в отличие от метода бихевиоризма позволяет получать вид и направление искомой функции, задаваемый результатом ? работой вида социологического сообщества над обеспечением устойчивости конкретных примеров историко? структурных изменений и преобразований, получения интегрированных знаний в специальных областях науки и техники, решения разнообразных познавательных задач науки и искусства. Неопределенность понятия психики для бихевиориста, в конечном счете, выносится не просто за скобки самого практического исследования, а даже, наоборот, обращается им в свою противоположность как "данность метода", т.е. бессознательность. После чего бихевиорист успокаивается, поскольку новый путь без психического "как вихрь синебородый заметает пути и броды" к пониманию социологии как науки. И требует "свести до минимума пользование психологическими терминами", как самим сознанием. В этом и суть решения проблемы бихевиоризмом. И на вопрос: "..доступны ли психические переживания других лиц непосредственному наблюдению?" дается окончательный оскопляющий ответ: "На этот вопрос приходится ответить отрицательно". И оскопленные парни, и стерилизованные девки, что гуляли в красных поддевках социологии, отправляются бихевиоризмом в другие научные улусы. Но бихевиорист не был бы противником "сознания", если бы сам бессознательно не ловился подобно мартышке, засунувшей лапу за вкусненьким в спелую пустую дыню. Мартышка не хочет разжать кулачок и отпустить вкусненькое. Бихевиорист все равно в кулачке держит "вкусненькое", объявляя: "… целесообразно дополнять результаты данными, добываемыми путем методов субъективной психологии". На этом и закончим, коли "всем все ясно".

В сфере интеллектуального труда, как триединства психологии, гносеологии и логики, такая классификация являет собой уже безэнтропийное выражение, т.е. мышление, где символ ? творение самого сознания (азбука, код, нотная запись или рисунок наскальной живописи - охоты) имеет: прием мышления, метод мышления и способ мышления, в которых продукция сознания закрепляется в форме знаков, обладающих самотождественным значением и воплощающих в себе основное свойство сознания ? опознавать такие символы, как знаки, в системе их взаимозависимости. Так возникает система, скажем, двух общеутвердительных суждений с одинаковым субъектом ( МаX +МаY) . Результат такого взаимодействия как "+", создают два новых частно утвердительных суждения: YiX + XiY. Но в них предикаты первоначальных суждений выступают в качестве субъекта и предиката как новое суждение, т.е. новое знание ? умозаключение. При этом полагается совершенно неизвестной причина получения новых суждений как умозаключения. Отсюда всеми без исключения последователями, например Э. Гуссерля, делается вывод , что "формулы умозаключения не имеют вкладываемого в них эмпирического содержания".

Откуда выводится логическая невозможность экспериментального обоснования закона умозаключения. Как лещ наживку, сторонники феноменологии захватывают такое "установление" и в коровьих вздохах глаголят о кризисе европейских наук, ссылаясь на то, "химическая буренка, хотя и чует водополь", но формулы умозаключения и химические формулы де: 2H₂+O₂= 2H₂O как раз и не есть одно и тоже. А потому умозаключение, где горести и боли будто бы смолкают, шире опыта. Это ничего не напоминает? А вот напоминает как раз тот момент, когда великий диалектик Гегель относительно воды диалектически боролся за ее простой состав, а гуссерлианец 30 годами позже уже затвердил сложный состав воды. А говорят, что нет предела прогресса сознанию человечества.

Глава IV.

Аналитическая трудологика техникики как интеллекта

10. Анализ проблем трудологики техники.

11. Интеллект трудологики как методология бытия.

12. Сфера интеллекта в технике.

13. Сфера интеллекта в традиции и космосе.

14. Сфера интеллекта на примере истории развития.

Безвестным строителям египетских пирамид, исчезнувшим цивилизациям мегаполисов майя с их водной схимой каналов и лесов, и исторически известным создателям синей глуби величественных индуистских храмов в исчезающе далеком времени прошлого, рабский труд был наградой, золотым ключом, открывающим дверь в вечность, где "сладчайшего гостя готовьтесь принять!" А возникновение "пустошей", а затем в них церквей и монастырей, разве это не пример рабского труда самоотречения от мира сего, примером чему сам Сергий Радонежский. Но во славу Божию ? нет рабского труда! И в дальнейшем богопознание, независимо от состава ареопага этих богов у хамитов (египтяне), семитов (халдеи, ассирийцы, евреи, финикияне), ариев (индусы, иранские народы), греков, римлян, и в дальнейшем богопознание через рабский труд возводится в культ социального лекарства. И лишь для будущих поколений все созданное ими являет собой искусство, тайна создания которого считается как бы утерянной, но являет собой по прежнему лекарство от худшей болезни духа ? коррозии современного сознания. А дальше уже за скобки выносится сама методология такого рабского труда, когда, между прочим, специальными научными исследованиями устанавливается, например, причина твердости и прочности вавилонских и шумерийских построек, в которых вяжущее готовилось с использованием яичного белка! Ведь времени для рабского труда не существовало. Но впереди маячил маковый свет от буддистского космоса до миротворного круга христианского блаженства.

Жизнь текущих поколений оформлялась как традиция труда, в которых непосредственная эмоциональная жизнь требовала освобождения от давления психических сил. А именно в них происходило утверждение человека и как раба, и как господина. Познание своих эмоций ? шаг к самоопределению триединства сознания: психологии, гносеологии, логике, т.е. обретению интеллекта. Стоит ли поименно перечислять рабов, например Древней Греции или Рима, явившими как сопротивление рабскому труду открытие в себе мощных интеллектуальных сил, выразившихся в творчестве самих рабов. Неудачные попытки самовыражения нынешних поколений (психологические "фрустрации") пример интеллектуальной слабости личного сознания, подыгрывающего избяному сумраку суеверий и киновари средств массовой попкультуры. Интеллект, овеществляющий в себе опыт труда поколений, осознает проблемные ситуации, а не страшится их. Поэтому интеллект никогда не плывет по течению обстоятельств жизни. Плата за страх, как коррозия общественного интеллекта, видимо и есть первопричина окончательного крушения этнических единиц человечества, как плата за душевное опустошение и парализующее чувство безразличия цивилизаций. Поэтому одна из основных проблемных ситуаций трудологики ? поддержание условий гомеостазиса (равновесия внутри самой цивилизации) между силами эсхатологической безнадежности и силами интеллекта труда в самой цивилизации.

Единство "природы" и "общества", видимо, как раз и заключается в сохранении и поддержании "традиций" и "космоса" цивилизаций, чьи зубчатые колеса трудятся в режиме аутентичного времени, ускоряясь или замедляясь по мере выделения или исчезновения "смазки" ? имя которой "ноосфера", т.е. мыследеятельность. Операции и принципы труда как логика труда, т.е. трудологика, в сфере вещного продукта являют собой технику труда, в сфере идей, как новых умозаключений, порождают науку труда, в сфере образов идей ? искусства.

И интеллект, как один из носителей ноосферы, и сама ноосфера овеществляют себя в философии естествознания, в философии истории и в философии истории естествознания эпох, времен, народов. Но каждое следующее поколение ноосферы лишь пополняет ее содержание независимо от результата мыследеятельности. Исключая умыслы, как суррогаты мысли, ноосфера по своей качественной сущности ? рефлексия, в которой субъект, работая над опытом деятельности, в широком смысле этого слова, цивилизации, высветляет смысл этой деятельности самому себе.

Прогресс цивилизации как раз и состоит в том, что качество ноосферы, во-первых, конструируемое цивилизацией в начале своего развития как лаг-фаза (исчезающе малая фаза) цивилизации, во-вторых, ускоряет рост цивилизации. В - третьих, развитие цивилизации проходит стадии роста аутентичные труду развития ноосферы, в - четвертых, по мере "фрустрации труда" ноосферы происходит замедление развития цивилизации, и ее умирание. И только новая рефлексия цивилизации возвращает ее в исходную точку обретения нового качества, порождающего и новое качество носителей интеллкта. Таким образом, прогресс человечества уже не есть замкнутый циклический процесс круга цивилизаций, но есть движение с шагом движения эволюции трудологики, проблемные ситуации которой осуществляются овеществлением труда в области науки, техники и искусства, чье триединство выражается в рефлексии интеллекта цивилизации и овеществляется в ноосфере будущих поколений, востребующих рефлексию в меру сил интеллекта цивилизации от готентотов до майя. И в этом смысле трудологика истории техники есть предметное доказательство отмеченных проблем развития прогресса.

Проблемы трудологики как логики труда естественным путем усматриваются в самой истории техники. Рациональная реконструкция истории техники под углом идей философии техники по сути, создается. Разумные этапы подобной реконструкции справедливо мыслятся В.М. Розиным в следующей историко-архео-логической интерпретации.

Нулевой цикл (до эпохи древних государств Шумера и древнего Египта). Для этого периода характерна техника создания простейших орудий и сооружений, устная передача технического опыта, сакральные анимистические сценарии осмысления техники.

Развитие техники в древних государствах. (Египет,Шумер, Вавилонские царства). Появление письменного языка, специальных знаковых средств (чисел, чертежей, расчетов). Создаются первые мегамашины и сложные технические сооружения (ирригационные каналы, дворцы, пирамиды, большие корабли, древняя металлургия и т.д.), также более совершенные оружие и орудия труда. Меняются и сакральные сценарии осмысления техники.

Развитие техники в античной культуре и в средние века. Хотя инженерия еще не возникла, тем не менее на развитие техники в этот период оказывает влияние наука (но, естественно, по-другому, чем в Новое время). Создаваемые в науке знания используются при конструировании машин (построении планов, схем, расчетов отдельных конструктивных элементов). Кроме того, наука порождает особый античный тип научной рациональности, научный способ осмысления техники, которые оказывают влияние и на техническое творчество.

Отличие этого этапа формирования науки и техники от шумеро-вавилонского принципиально, в греческой математической науке знание отношений, используемых техниками, заготовлялось, так сказать, впрок (но не сознательно для целей техники, а в силу автономного развития математики). Теория пропорций как бы предопределяла мышление техника: знакомясь с математикой, проецируя ее на природу и вещи, он невольно начинал мыслить элементы конструкции машины как бы связанными этими математическими отношениями. Подобные отношения (не только в теории пропорций, но и в планиметрии, а позднее и в теории конических сечений) позволяли решать и такие задачи, где нужно было вычислять элементы, недоступные для непосредственных измерений (например, известный случай прокладки водопровода Эвпалина).

Инженерный этап развития техники. В Новое время техника создается на основе знаний естественных наук, с одной стороны, и технических знаний - с другой. Основные деятельности этого периода - изобретение и инженерное конструирование. Оба эти вида инженерной деятельности предполагают естественнонаучную рациональность (изучение законов природы и создание на основе их действия, а также знания технологии, технических сооружений, машин и механизмов).

Промышленный этап развития техники. Для этого периода характерно одновременно формирование на основе достижений инженерии и развития форм организации деятельности (Мегамашин) технического проектирования, промышленности и сферы массового потребления. Заканчивается этот этап отладкой первых демиургических комплексов,

Технологическая революция. До определенной поры технология рассматривалась только как определенная сторона организации производственных процессов, существующая наряду с другими - организационной, ресурсной, технической и т.д. В последние два-три десятилетия ситуация стала резко меняться. Реализация крупных национальных технических программ и проектов в наиболее развитых в промышленном отношении странах позволила осознать, что существует новая техническая действительность, что технологию следует рассматривать в широком смысле.

Исследователи и инженеры обнаружили, что между технологическими процессами, операциями и принципами (в том числе и новыми) и тем состоянием науки, техники, инженерии, проектирования, производства, которые уже сложились в данной культуре и стране, с одной стороны, различными социальными и культурными процессами и системами - с другой, существует тесная взаимосвязь. Разработка и производство полупроводников, ЭВМ или ракетной техники, так же как и других сложных технических систем, оказались зависящими как от достигнутого в данной стране уровня развития научных исследований, инженерных разработок, проектирования, так и от характера организации труда, наличия необходимых ресурсов, соотношения приоритетов и целей общества, качества производимого сырья и продукции и многих других факторов. Технология в широком современном понимании -это совокупность принципов, образующих науку нового рода "трудологи-ку", состояние которой определяется и ужа достигнутой техно-логией, и различными социокультурными факторами и процес-сами.С развитием технологии происходит кардинальное изменение механизмов и условий прогресса техники и технических знаний (дисциплин, наук).

Историко-археологическая реконструкция развития техники иллюстрирует самодвижение спонтанного развития социологии общества как исторического процесса продуцирования мыследеятельности, т.е. рефлексии в сущности самой ноосферы. Исторический процесс социального развития общества аутентичен историческому познанию, процессу мысли в такой и ровно такой степени, в какой индивидуальные субъекты ноосферы осознают себя таковыми. В этом смысле историческое воображение есть знание. Такое знание переводится в умозаключение, т.е. новое знание. Новое знание в форме методов генетической и каузальной логики, приводящее к реконструкции проблемных ситуаций техники на материале истории развития техники есть и история развития сферы интеллекта как аналитической трудологики. Вот почему интеллектуальные системы как и результат их работы, например, в трудологике техники, оказываются синэргетически замкнутыми, иерархически подобными структурными схемами, форма которых может быть "исчислена" в виде образа (В.И. Разумов, В.М. Стацинский,1990 ) :

приводимая выше аналитическая карта категориальной трудологики являет собой интегрированное знание категориальной семантики, категориальной структуры, т.е. метода мышления по типу: "интеллект « техника". В отличие от нее хронологическая карта изобретений, открытий науки и техники в самой ткани историко - археологической реконструкции позволяет усматривать достаточную редкость явлений открытий науки и техники, позволяя интерпретировать такое явление при взаимодействии эпохи с интеллектом функцией Пуассона F(n,l ) (С.А.Кутолин)! При двоичном исчислении факта изобретения или его отсутствии, т.е. n=2? 4, величина l , оцениваемая как безразмерная величина сечения, равная произведению скорости смены исторических эпох на величину их длительности, по разным оценкам составляет всего l = 0.3? 0.6.

Тогда энтропия информации открытия оценивается величиной:

I _o= -Log₂ F(n, l ) = -Log₂ (» 1/50)= 5.7 бита, а энтропия информации "языка", т.е. мышления, величиной равной:

I _мышл = - Log₂ (1/[1024-254-114])= 9.35 бита, где 1024 - число двухбуквенных сочетаний, считающихся равновероятными; 254 - число двухбуквенных слов, из которых 114 допускаются нормой языка( ты, du, tu etc).

Отношение величин I _мышл / I _o = 1.65 » 8/5, получаемое методом "мысленного эксперимента Н.П.Рашевского оказывается вели-чиной только на 5% отн. ошибки отличающейся от величины " зо-лотого сечения"!

Симптоматичный результат ? в том плане, что превращение мышления, как языка, в факт открытия есть результат работы стратегии интеллекта, неалгоритмируемая рефелексия которого содержит структуру "золотого сечения". Такой результат трудологики может быть отнесен по своему приему к математической лингвистике (Р.Г.Пиотровский и др.). Но факт состоит в том, что философское мышление, начинаемое заново путем исторической реконструкции предшествующего процесса мысли, позволяет понять по новому приемственность в ноосфере старых и новых проблемных решений, поскольку все эти решения есть "синэргетика структур" по образу и подобию "золотого сечения", задаваемого отношениями чисел Фибоначчи (1228г!).

Приводимая ниже хронологическая карта изобретений, открытий науки и техники есть не просто свидетельство трудологики в реальном развитии эпохи, но и факт того, что рефлексирующее сознание ноосферы овеществляется в технике и науке, во-первых крайне не равномерно во времени, во-вторых, сравнительно редко, в-третьих, сама техническая революция как категория имеет относительную достоверность, а в - четвертых, социогическая роль в обществе результатов трудологики возрастает как факт по мере роста трудологики ноосферы как рефлексирующего сознания отдельных субъектов ноосферы.

Активность самопознания мыслящего субъекта, анализ развития идей трудологики и преемственность традиций эпохи следующими поколениями есть карта интеллекта трудологики, черпаюшая свое структурное содержание из бытия общества.

Трудологика техники ? это не только логика труда над воплощением тех или иных решений, возникающих проблемных ситуаций в технике, решений, окрашенных в цвета в том числе и социального бытия, но и история идей в хаосе хронологической последовательности карты изобретений. Дело в том, что сам интеллект трудологики есть инструмент в том числе и самой методологии бытия. Несколько штрихов к происхождению этого естественного явления. Интеллектуальная система в своей сути всегда пытается заниматься не нововведениями, но инновациями, сущность которой ? новизна как методологический прием. Именно здесь - необходимо изучение путей Функционирования, а также Путей проектирования и экспериментальной реализации интеллектуальных систем. Но для этого необходимо разобраться в особенностях обсуждаемой инновационной ситуации. Еще Ф.Энгельс в сочинении "Диалектика природы"( Энгельс Ф. Диалектика природы// Маркс К., Энгельс Ф. Соч» - 2-е изд. - Т.20. - С.366.) писал: "Теоретическое мышление каждой эпохи, а значит и нашей эпохи, это - исторический продукт, принимающий в различные времена очень различные формы и вместе с тем очень различное содержание". Эти формы могут быть представлены разнообразными понятийными системами и методами, широким набором знаковых средств, а также измерительной или вычис-лительной техникой, В них включаются также и организационные структуры познания, в которых люди взаимодействуют друг с другом и со всеми средствами перечисленных видов. Понятно, что новые компоненты формы мышления так или иначе обусловлены потребностями отражения нового содержания и служат для его адекватного представления. О конкретных формах, а также о переходах от одной из них к другой имеются обширные сведения в истории науки, техники и культуры. Древнегреческий мыслитель Фалес Милетский был зачинателем одной из самых замечательных интеллектуальных инноваций. С его просветительской деятельности началось фактическое развитие математики в античной Греции, что принципиально отличает знания древних греков от вычислительного искусства древних египтян и вавилонян. Последнему в Греции было присвоено название логистики в отличие от математики, которая занималась доказательством теорем и решением проблем. Фалес впервые стал формулировать и доказывать теоремы и решать проблемы, чем положил начало той области знания, которую позднее Пифагор назвал математикой. На почве развития последней произошло становление различных наук и философии в ее европейском понимании.

Действительно, отдельные естественные науки и все естест-вознание в целом базируются на представлениях о законе и эксперименте как сущности бытия. Эксперимент состоит в воспроизведении изучаемого явления, что невозможно без знания соответствующего природного закона. Но природный закон только тогда выступает инструментом экспериментирования, когда мы его представляем в точной, обычно математической, форме. Развивая эту форму, Фалес Милетский осуществил принципиально новую интеллектуальную инновацию. Она коренным образом изменила мышление во всей европейской культуре, так как породила потребность и реальную практику философской рефлексии. В античной Греции развитие философии началось с учения Фалеса Милетского, созданного им для решения проблемы обоснования знаний. Впоследствии для решения той же проблемы древнегреческими философами был создан ряд более развитых учений.

Другим ярким примером интеллектуальной инновации выступает создание техники перспективной живописи. Ее создателями были, как известно, Леонардо да Винчи, Микельанджело и Рафаэль. Благодаря перспективной живописи люди стали воспри-нимать и представлять окружающий мир, его пространственные отношения не так, как это было прежде. Изобразительное искусство древних греков не было основано на перспективе, а потому техника живописи, а с нею и восприятие пространственных отношений, существенно отличалось от того, чем мы располагаем в настоящее время. Новое изображение и новое видение пространства явилось почвой и для развития нового понятийного аппарата, необходимого при теоретическом исследовании пространственных отношений. Последнее существенно повлияло и на философские представления Нового времени.

В истории общества можно указать большое число разнообразных интеллектуальных инноваций. Даже в течение последних двухсот лет выделяются создание новой геометрии, математической логики, теории множеств, теории относительности, теории алгоритмов и многое другое, что существенным образом повлияло как на развитие многих областей мышления, так и на философскую рефлексию всех этих изменений. Среди всех этих инноваций компьютеризация занимает особое место.

Эта инновация отлична от всех тех, которые имели место прежде. Она определяется большой функциональной сложностью современных вычислительных средств - компьютеров и их программного обеспечения. Такая сложность выявляется при погружении вычислительной техники в ряд взаимосвязанных сред: логическую, семиотическую, информационную, психологическую, социальную, общекультурную.

Тем самым интеллект трудологики оказывается новым мышлением с методологической точки зрения, которое, путем встраивания в реально существующую деятельность современного общества, ведет к его принципиальному преобразованию. Благодаря этой инновации мысль о том, что должны пройти века, пока историческая наука может утвердить себя в общественном сознании наравне с естественными науками, становится реальностью сегодняшнего дня, как результат воздействия на сознание общества сети всемирной информационной паутины ( интернета). С другой стороны, историческое сознание как особая самодавлеющая, самоопределяющая, самообосновывающая форма мысли в своей сущности подвергается воздействию информационного аппарата компьютерной сети, если не в плане деградации этого самого исторического сознания, то, по крайней мере, усложнения поиска истины самим интеллектом в сфере преднамеренной и непреднамеренной дезинформации.

Существующий "технократический детерминизм", с одной с тороны, а с другой ? "антитехницизм", ставят рефлексивное бытие трудологики в позицию понимания: "Всякая история ? это история мысли", " а всякое историческое знание ? воспроизведение мысли в уме рефлексирующей личности, которую он изучает в контексте текстов противоборствующих сторон". Такая борьба противоположностей "философии техники" в конечном счете выступает как часть социальной философии. Романтико-антитех-ницистская критика в абстрактной форме указывает на негативные последствия антиментального (бездуховного) техницизма: отчуждение человека, превращение его в элемент технико-производ-ственных систем, разложение человеческих ценностей. Однако очевидно и то, что технологическое развитие не может односторонне оцениваться только как негативный процесс. Исторический прогресс неразрывно связан с трудологикой науки и техники, в противном случае утопический негативизм, эта утроба кита знаний, может поглотить всякую сущность и не родившегося младенца. Когда американец Р.Коен выводит узоры заутреннего дня будущего и пишет: "Мы должны признать исторический характер наших отношений к воздействию науки и техники на жизнь общества и человека, детерминированность этих отношений нашей культурой: они будут различными в зависимости от того, в чьих руках находится данная техника, на какой стадии технического развития производится та или иная оценка, о какой части человечества идет речь или какую часть человечества представляет такая оценка, к какому классу, расе, нации, поколению, полу принадлежит тот, кто делает эти оценки, каков уровень его культуры. И в еще большей степени отношение к технике зависят от того, о каком именно техническом развитии идет речь". Печные прибои дипломатов от философии баюкают душу. И события социального развития мира, конечно, улавливаются историками и социологами по образу и подобию трудологики науки и техники в методе самого синэргизма или простой аналогии. Интеллектуальная система не метафорически, а физически ограничена в своем рефлексивном труде. И пролетарии рабского труда, но уже всякого будущего времени, отличного от времени фараонов Египта и зорастрийцев Персии под видом "генезиса (genesis), роста (growth), надлома (breakdown) и разложения (desintegration)" как у Арнольда Тойнби являют собой развитие цивилизации, с одной стороны, а с другой по образу и подобию трудологики интеллекта, ограничивая численность "творческого меньшинства", а по сути численность интеллектуальной системы, которая есть факт развития категориальной и хронологической карты трудологики. Скрытая имитация истории и социальной философии с истории естествознания ? удачный прием, не более того, основанный на принципе синэргизма трудологики, но в своем "презрительном отношении всякой дипломатии к рабству труда", даже не обращающий внимание на то, что, чем больше число переменных аргументов в искомой модели, тем меньше вероятность эвристической ценности как нового умозаключения такой модели. Отсюда перестройки канонического свода модели " истории и социального развития" у Тойнби. Под сон ? философию социального "устройства истории человечества", тойнбианство уводит истину в алмаз, в шемаханский узор, структура которого, как структура трудологики, как саморазвитие карт хронологии естествознания, структуры интеллекта, его рефлексии есть факт. А все остальное в тойнбианстве опять же от "пиквикской колюшки". Скорее всего и более того, достаточно изменить ориентиры исходных аргументов модели Тойнби, положив в основу истории социального развития человечества только развитие рас (желтой, белой, черной, красной и аборигенов Австралии), оставив за исследователем право накладывать на указанное развитие структурную и хронологические карты развития естествознания по расовому принципу, как не трудно будет увидеть сам процесс саморазвития (зарождение - лаг-фаза; ускорение роста цивилизаций по расовому признаку, их логнормальное развитие, замедление роста, расцвет цивилизации, и ее умирание), т.е. все признаки структуры "клеточного развития". Все это прямые признаки способов извлечения из системы вообще максимально полезной работы и из социальной системы в частности. Здесь мы имеем дело со всеми признаками саморазвития системы, как системы трудологики, из приведенного анализа которой явствует структурно - методологический характер построения системы интеллекта трудологики, которая концептуально отражает методологию развития бытия. Очевиден и также тот факт, что построение самой модели развития трудологики есть поиск функциональной зависимости, дискурсивно и математически корректно, позволяющих строить искомую модель развития и саморазвития системы овеществляемого труда как истории социальной философии общества в борьбе за его самосохранение.

Из многочисленных проблем, связанных с социальными последствиями современного технического развития все чаще выдвигаются следующие:

- всемирный, глобальный характер технического развития; его способность затрагивать интересы всех народов планеты, суля им бесконечные блага и вместе с тем - грозные, смертельные опасности;

- критическая стадия современного технического прогресса; она характеризуется тем, что дальнейший количественный и качественный рост техники, осуществляемый бесконтрольно, вступает в конфликт о глобальными интересами человечества, способен причинить непоправимый ущерб и поставить под сомнение перспективы человеческого рода в целом;

- безудержная гонка вооружений, бессмысленная и опасная, поглощает колоссальные средства и ресурсы, рациональное использование которых могло бы решить большое число социальных проблем, особенно в развивающихся странах; непомерные военные расхода дестабилизируют мировую экономику, связаны с неоколониализмом, усиливают противоречия между странами, принадлежащими к различным общественно-политическим системам;

- дегуманизированный технический рост, основанный на принципах капиталистического производства, во все больших масштабах приводит к вытеснению из производственного процесса живого человеческого труда и увеличивает безработицу со всеми ее негативными социальными признаками;

-решение продовольственной, сырьевой, энергетической проблем современного мира требует не только технического совершенствования, но и социальных преобразований.

Когнитивная психология как восприятие Мира в целом в традиции понимания есть чувственная фиксация феномена, уже явленного воображению, но пока еще без смыслообразующих структур и категориальных значений. Такой когнитивный графический образ есть сущность порождаемого нового знания. Функциональная специализация головного мозга человека, где левое полушарие правшей оперирует абстрактно-логическими, дискурсивными понятиями, а правое ? обеспечивает формирование образной картины действительности в результате интеллектуального труда, т.е. трудологике сферы мысли, и проявляется в: структурной, хронологической, технологической картах трудологики (ТДЛ), как форм знания, где синтез есть технологическая карта форм знания (по И.С. Ладенко, В.Г. Полякову,1991):

Карта форм знаний есть управляющий элемент трудологики с ее дискурсивной и интуитивной, т.е. образно - алгоритмированной, составляющими. Дискурсивная составляющая форма знаний описывается информационно-естественными языками. Интуитивная составляющая в границах и категориях перевыражения образов (как, например, в переводах поэзии) несет на себе подсознательный алгоритм эвристических приемов, чаще всего в обход логики, новый результат которого, однако, опознается логическими приемами.

Карта форм знаний трудологики техники (ТДЛ), закрепленная в интеллекте поколений сциентистов, есть методология решения на примере бытия технических задач форм проблемных ситуаций естествознания в системе знаний: успех® изобретение® открытие. Такая методология являет собой не просто пространственно-образное восприятие действительности как придаток вербального мышления, а есть образец нового мышления ? дизайна, как пространственно-образного восприятия объекта во всем его многообразии.

В этом смысле современная компьютеризация не просто продолжает традиции такого познания, передававшиеся "из дыхания в дыхание" среди родоначальников, зачинателей научно-технических школ и направлений. Компьютеризация вывела методологию пространственно-образного восприятия и мышления на уровень "омоложения техники и науки", используя только одни средства машинной графики ("машинный дизайн"), и по сути своей, указав пути социального управления как сферы "социального дизайна":

? конструирование сферы управления всей системы как синтез образов подсистем (прямой метод управления);

? анализ и разбиение образа всей системы на образы подсистем (обратный метод управления);

Тем самым сфера интеллекта техники трудологики (ТДЛ), объявляя себя современными технологическими средствами информации, по существу делает достоянием общественности элементарные приемы пространственно-образного восприятия и мышления, которые уже давно были известны системам интеллекта как "жрецам духа" (поэтому, например, ни компьютер, ни E-mail, ни Интернет не нужны фантасту Р.Брэдбери), но ускоряют хронологию решения текущих проблемных ситуаций.

Лтшь много позднее, сначала ранний гуссерлианец, а затем гений и прозорливец Алексей Федорович Лосев, уже отточив свой собственный диалектический метод на примере "Музыка как предмет логики", бросил в лицо и материалистам, и идеалистам бесценные ментальные экзерсисы "Античный космос и современная наука". И всякий непредвзятый исследователь смог узреть глубинность форм трудологики как сферы интеллекта в традициях и космосе, где философская парадигма как смысловая связь интеллектуальной системы никогда не была бессистемной, а являла собой всегда "внутриродовую пуповину" между бытием, космосом и семантикой междисциплинарных проблемных ситуаций. Вот почему космос не только Платона, Плотина, Прокла, Николая Кузанского, как и космос, и буддийские традиции, как и традиции православия, иудаизма и магометанства пронизывают всю ткань трудологики техники как интеллекта. И не только в традициях открытий Индии, Китая, Арабского мира и Европейского мышления.

Уже указывалось на идейно - рефлексивное родство между открытием Ньютона и Будды: "тело находится в состоянии покоя или прямолинейного, равномерного движения". По поводу знаменитых преобразований Лоренца в теории относительности А.Ф.Лосев заявляет: "Весь платонизм в этой формуле! " В "геометрии мнимости" П.А. Флоренский усматривает прямые рефлексивные связи между мыслителем-художником, мыслителем-ученым, мыслителем-техником будущего, с одной стороны, и традициями теодиции.

Законы бытия науки оказываются, тем самым, стоят на плечах бытия культуры, а культура держится на свободе воли человкеа творящего. Светоносный Ум превыше благоразумия. Повседневная молодость науки есть ежеминутное соединение "старого" и "нового" в парадоксальной видимости, "равной помыслам ко всему". В трудологике традиций и космоса поэтому как бы прослеживаются устойчивые связи структурных обобщений от филологии до математики (семантические парадигмы) со специальными психологическими и философскими концептами ( когнитивное, парадоксальное, каузальное, генотипное). А сам карта таких хронологических связей ТДЛ поднимается до уровня познавательной ценности "моментом необходимости существенной связи прошлого и его творческим акцептом [дисперсионное время личности] и моментом цепи творческих изобретений и открытий в ряду их последовательности от настоящего к будущему [коллективное время осмысливания проблемной ситуации] ". Дело заключается не в оппозиции к "материализму" и "идеализму" или их критике как "вульгаризируемой системе", а специфической обработке бытия и космоса интеллекта как ментальной сущности методами инструмента ? диалектика. И хотя интеллект трудологики трудная область психологических мотивировок и скрытых интенций творчества как тончайших саморефлексий, но именно сфера интеллекта традиций и космоса обладает столь сильным эвристическим содержанием, на котором оттачивается диалектический метод и правила пользования им в науке: "бритва Оккама", "хаос-космос", "основания математики и теория познания", "проблема бесконечно малого и дифференцирование, интегрирование", "электрон частица - электрон волна", "частицы с целым и полуцелым спином как статистики Ферми-Дирака, Бозе-Эйнштейна".

Реальное богатство форм бытия и космоса как "объектов? систем" фиксируется в множестве диалектических антиномий типа "структура-хаос", которые в форме функциональных зависимостей проявляют себя в изоморфных и гомоморфных преобразованиях с различного рода классификацией типа: "таксономия", "мерономия" или гетевским "архетипом", возведенным К.Г. Юнгом в систему "психологической праматерии", ткань которой ? все мы, люди, вместе взятые и произведенные когда-то, как установлено теперь с научной достоверностью, от праматери Евы, мы, которые являемся носителями ее генотипа как homo sapiens.

Чего стоят и поныне только одни многовековые традиции театрального действа стран Востока с их масками, многоцветными гримами, особенностями костюма, которые утрачены европейской культурой, но так знакомы нам по памятникам древнегреческого театра.

Тонкие аспекты рефлексии во взаимопревращаемости бытия и по сей день взывают к себе многочисленных поклонников алхимии, астрологии, магии, т.е. те учения, само название которых для новоевропейского мышления ? признак средневекового мракобесия. Конечно, указанные ранее (с.13) постулаты, ограничивающие сам метод науки, позволяет достаточно объективно подойти к оценке такого рода "алхимических рефлексий", но при этом следует иметь ввиду, что именно процесс рефлексивного сознания уровня традиций и космоса народов, рас и поколений вывел человечество на путь осознанного освоения логики трудового процесса. И здесь уже не важно, в какой степени само общество пользуется рудиментами, например, кабалистического сознания времен Нострадамуса, ведущее свое начало от Кабалы иудаизма, философии зороастризма или традиций и космоса буддизма. А то, что такое рефлексирующее начало имеет место и в наши дни "иллюстрирует" по мнению авторов современной астрологии даже Чернобыльская катастрофа. Для автора же настоящей работы ? это пример натальной карты ТДЛ рефлексирующего сознания.

Ниже приводится без комментариев выдержка из послесловия к книге Яна Кефера "Практическая астрология",1993.- кн.1-3,-262с.- редактора издания Ф.К. Величко, проф., д. х. н., лауреата Госпремии СССР и проректора Московской Академии астрологии:

"В качестве актуального события наших дней мы предлагаем читателю Чернобыльскую катастрофу. Посоветую проштудировать «Чернобыльскую тетрадь» Григория Медведева. О, если бы люди хоть чуточку прислушивались к советам астрологов! Наверное, мир избегнул бы трагедий первого полугодия 1986 года, когда Сатурн проходил "ось катастроф"—линию Альдебаран-Антарес: в январе взорвался американский космический корабль «Челленджер», а накануне майских праздников рванул 4-й блок Чернобыльской АЭС..."? (Чернобыльская катастрофа 26.04.1986 1ч.23мин.58с моск. вр.).

Проблемы формы, систематики и эволюции организмов, так привлекавшие идейного вдохновителя современных исследований математических структур в классификациях, А.А.Любищева позволили ему высказаться более определенно в плане усвоения традиций и космоса интеллектом прошлого и нынешнего времени: " Следуя великому диалектическому закону развития науки, в этом прогрессе неоднократно придется возвращаться к великим мыслителям прошлого, начиная с мыслителей несравненной Эллады. Прошлое науки не кладбище с надгробными плитами на веки похороненными идеями, а собрание недостроенных архитектурных ансамблей, многие из которых не были достроены не из-за несовершенства замысла, а из-за технической и экономической несвоевременности". -"Понятие сравнительной анатомии //М.,1982.С.217.

Изучение Вселенной и сознания в одном мыслительном акте есть факт существования только у homo sapiens потенциальной отрицательной энтропии, расходуемой на погашение неупорядоченных действий сознания. Отсюда, во-первых, ответ на вопрос: "Как возможно сознание?" Во-вторых, становится более или менее ясным механизм сознания трудологики, как функциональный аппарат, реализующий структурную организацию труда в форме способа компенсации энтропийных, хаотических состояний и превращения их на первой стадии в эктропийные, ? упорядоченные состояния. Процесс же дискурсии, инновации, умозаключения лежит уже в области существенных величин отрицательной энтропии, а само открытие, проявляется уже как неалгоритмируемый процесс, протекающий с привлечением отрицательной энтропии, осуществляющей уже перевыражение образов сознания на уровне интуиции. И только практика служит мерилом, соотносящим результат сознания и осознания с бытием, закрепляющим в поколениях бесчисленные тонкости традиций народов и культур.

Л.Н. Гумилев, например, совершенно категоричен в подведении итогов истории человечества:

Однако влияние внешней среды, как следует из анализа сферы интеллекта на примере трудологики (ТДЛ) техники, доведенного до анализа традиций и космоса сознания, не имеют столь решающего значения, поскольку оказываются практически неизменными на протяжении всей истории развития человечества. Соотношение здесь, можно сказать, такое, как и влияние внешней среды на генотип биосферы.

Проще говоря, мичуринская и менделевская идеи имеют право на существование, но их влияние на результат поведения системы, мягко выражаясь, неравномощно.

В заключение по этому поводу можно привести структурную карту тибетских традиций и буддистского космоса, составлен-ных, кстати, учеником уважаемого мэтра Л.Н.Гумилева ? А.Н.Зе-линским,1979г, из которой фактически следует вневременная сущность практически всех категорий традиций и космоса Тибета, и палеобуддизма, что вполне естественно как раз для данного этногенеза, выражаясь языком Л.Н.Гумилева.

Всякая логика событий безусловно имеет внутреннюю связь и требует, естественно, критического подхода. Многоступеначатость познания как раз и состоит в том, что ступенями такого познания оказывается логика труда человечества, которая и есть история труда в его многообразии физических и ментальных проявлений, приводящих к структурной реорганизации общества по типу:хаос« порядок« хаос« организация« самоорганизация « хаос® порядок и т.п.

Не спасает критикуемую точку зрения и рассмотрение интеллекта отдельного индивида: "Если этот человек- Пушкин, возникает пушкиноведение. Но здесь история смыкается с биографическим жанром и перестает быть сама собой. В качестве вспомогательных наук применимы психология и генетика, но не география. Шкала исчерпана. Однако использование предлагаемой методики связано с некоторыми трудностями, отсутствующими при обычном историко-филологическом подходе. Прямое цитирование источника, пусть аутентичного, следует признать не заслуживающим полного доверия. Критическая обработка текста тоже дает лишь полуфабрикат. Только сводка достаточно большого числа фактов позволяет начать поиски логики событий, т.е. их внутренней связи. И, наконец, обнаружение связей дает возможность проникнуть в глубину закономерностей. Эта многоступенчатость познания, несомненно, затрудняет ход исследования. Этим сложным путем мы можем ответить на вопросы: как и почему появляются и исчезают народы? Чем, кроме внешних признаков вроде языка и традиций, они различаются между собой? Где в человеке проходит граница между общественной и биологической формами движения материи? И каковы истинные взаимосвязи человеческих коллективов с природой?" Преимущество рассматриваемого направления очевидно: и личность, и общество связаны узами труда, трудологики. А мощность таких форм труда различна. Но чаша весов не всегда склоняется в пользу "общества". В этом факт карты хронологии труда.

Хотя естественные науки, как результат трудологики, иллюстрируют победное шествие, то управление ресурсами людей при из сверхтехнической оснащенности ведет общество не только и не столько к прогрессу, сколько к всевозрастающему уничтожению популяции, несмотря на прогресс фармакологии и санитарии. Действующие психические силы не только общества, но и индивидуальности не могут быть объяснены простым заявлением: "зло всегда опередит добро в использовании машины", " а дураки всегда окажутся впереди умных". Хаос "зла" и "глупости", как способ возрастания энтропии, естественным путем противостоит дискурсивным, эвристическим, т.е. безэнтропийным, состояниям точно так же как категория умысла категории мысли. Обращаясь с уважениям к продуктам своего труда, люди и не собирались в силу своей беззаботной ментальности заниматься переустройством человеческих сердец. Т.е. они занимались этим на распутье взывающих революционных гроз, где сметаются народы и исчезают моря, где в сумерках собственной души они уже не видели радуг света. И тогда людская солидарность раскалывалась между теми кого били и теми, кто выигрывал восстание, сражение, революцию, в которых трудологика направлялась на получение выигрыша в работе, но не творчества, а политической истории.Вот почему карта трудологики политической истории как противоборства сторон с извлечением полезной работы как социального выигрыша« проигрыша имеет вид достаточно простого графа, фактически повторяющегося независимо от воспроизводимой эпохи. Ниже приводится карта трудологики социальных движений с средние века (На материале городских восстаний в Италии XIVв., Л.М.Брагина):

Требования (Т), организованность (О), социальный состав (С), методы борьбы (М) восставших и результаты восстания (Р) по сути самой карты трудологики социальных движений оказываются однотипными и связаны устойчивыми корреляциями по Пирсону. Так, например, организованность (О) и социальный состав (С) имеют очень высокие коэффициенты корреляции, позволяющие по сути дела интерпретировать эти величины как эвристически функционально зависимые величины (0.69; 0.71). Отсюда в явном виде усматривается упорядоченная структурная "типология" восстаний, выявляется взаимосвязь между уровнем каждого фактора и результатом восстания на протяжении целого столетия. Все это явно говорит в пользу интеллектуальной типологии самой сферы интеллекта на примере истории развития.

Развитие сферы интеллекта коллектива на примере указанных восстаний за сто лет, фактически позволяет подойти указанными методами к оценке трудологики сферы интеллекта на примере одной личности, рассматривая развитие "категорий" его сознания в ходе осмысливания такой личностью, например, "истории русской культуры"! Естественно в качестве объекта такого анализа должна быть взята цельная личность с совокупностью ее установок в области государственного и сословного строя, экономического быта России. По крупности политической фигуры и охвату исторического, культурного слоя России в ее исторически важном периоде может быть привлечена фигура историка, последователя В.О. Ключевского председателя партии кадетов, автора книги "Очерки по истории русской культуры" П.Н.Милюкова. Исследования в этой области, проведенные в последнее время (Д.А. Гутнов), позволяют построить структурные карты взаимосвязи категорий интеллекта на примере сферы интеллекта П.Н.Милюкова в истории развития России. По сути своей это знаменательный факт, поскольку в отличие от карт трудологики политической истории, структурные карты взаимосвязи категорий интеллекта в глобальном историософском исследовании, каким является указанная работа П.Н.Милюкова, позволяют увидеть эвристический мир личности в оценке экономики, сословий, государственности целой культуры, целой цивилизации в призме трудологики личности, как интеллкта, давая в руки исследователя конкретный инструмент и количественного, и качественного описания индивидуального труда, с одной стороны, и трудологики, например пласта культуры цивилизации, с другой. Предельная конкретизация трактовки текста, изымая художественные традиции, вводит в оборот расчета категории основных предложений в их эвристической взаимосвязанности, для которых были получены корреляционные величины:

От 15% до 19% ? слабые связи;

От 20% до 24% ? устойчивые связи;

От 25% и выше ? сильные связи.

Структурная карта взаимосвязи категорий интеллекта в призме трудологики очерка "Экономический быт" задает функционально-структурные связи хозяйственной деятельности России на целые исторические эпохи, которые, как ни странно, по характеру трудологического анализа так близки и нашей эпохе новой демократии России. Сам по себе этот факт не является, в конечном счете, удивительным, поскольку и карты трудологики политической истории на примере восстаний в средневековой Италии за целых 100лет имеют тоже одинаковые типологические и функциональные связи в форме коэффициентов корреляции. Дискурсия сознания (рациональное поведение социума R_r во времени) и иррациональная составляющая целых коллективов в эвристическом плане (арациональное поведение социума R_f во времени) опознается индивидуальностью интеллекта, как триединства психологии, гносеологии и логики.

карте трудологики экономического быта отчетливо просматривается идея контраста между Россией и Западом в том, что политический строй должен быть надстройкой над экономическим фундаментом.

Элементарность экономического состояния в полученных результатах красноречиво подчеркивается самим наличием на карте таких категорий, как «Использование зоологических ресурсов» и «Экстенсивное ведение хозяйства». Кроме того, эти категории имеют в совокупности шесть связей с другими категориями, тогда как «Интенсивное ведение хозяйства»—только две. Характерно, что категория «Экстенсивное ведение хозяйства» вообще не имеет связей с «Хозяйственной деятельностью государства», тогда как категория «Интенсивное развитие хозяйства» связана с ней напрямую. Это характеризует тезис о том, что именно государство в России было инициатором промышленного и вообще капиталистического развития страны. Тем более очевидно, что категория «Развитие промышленности» связана с «Хозяйственной деятельностью государства» наиболее тесной и устойчивой связью со следующей картой категорий трудологики ? "Сословный слой".

«Военные нужды» лишний раз показывает тесную зависимость между необходимостью обороны государств и развитием фискального аппарата, что приводило к перестройке экономики на военный лад. Видимо, поэтому на предыдущей карте категория «Военные нужды» связана не с «Административно-финансовыми переменами», а с «Хозяйственной деятельностью государства».

Как известно, Милюков в своей исторической концепции подчеркивал безусловное своеобразие русского сословного строя. На это указывает связь категории «Контраст России и Запада» с «Закрепощением сословий», а также с «Досословным состоянием» и «Эволюцией дворян».

Объяснить первую из перечисленных взаимосвязей легко, если вспомнить, что Милюков говорил не о закрепощении крестьян, а о закрепощении всех сословий. Гораздо сложнее было объяснить вторую взаимосвязь. Однако необходимо принять во внимание следующее мнение (А.Л. Шапиро. Историография периода империализма. Л.,1969): «... пытаясь обосновать идею неразвитости, примитивной экономической жизни России, Милюков интерпретировал в пользу этого выводы археологии и пытался доказать, что исторические эпохи, связанные с появлением человека на территории России, являются более поздними, нежели аналогичные эпохи на Западе». В работе Милюкова можно отметить многократное упоминание черт, характеризующих отличие русского и западноевропейского дворянства.

Карта категорий "Государственного строя" трудологики в России являет собой средство самообороны, хотя и на странно низком, учитывая значение этих категорий, уровне. Подобная малая связь между строительством государственного аппарата и главным его двигателем — военными нуждами странна и потому, что все категории, отражающие военное развитие страны, тесно увязаны с категориями «Хозяйственная деятельность государства» и «Изменение финансово-административной системы». Таким образом, мы имеем активную государственную политику во всех вопросах, в том числе и в военном особенно. Когда же речь заходит о самом государстве, оно оказывается своего рода «вещью в себе». Положение русскою государства в исторической схеме Милюкова представляется еще более изолированным, чем это пытается представить сам автор, стремящийся увязать независимость русского государства, от исторической действительности зависимостью от военно-политической обстановки.

Концепция русской истории Милюкова, если судить о ней по полученным данным, носит явно военно-государственный характер, где центром развития является целенаправленная государственная деятельность во всех областях жизни русского общества, которая, в свою очередь, диктуется необходимостью выживания в неблагоприятных внешнеполитических условиях.

Отношение политической структурной карты трудологики а и структурной карты категорий интеллекта А в призме явлений трудологики можно описать относительным вкладом а, А в историю развития цивилизации, т.е. а/А, где опыт трудологики, например, общества и личности в геосфере, биосфере, ноосфере есть временной процесс: скорости ¶ (F ,Y ) ¤ ¶ t и ускорения ¶ ² (F ,Y ) ¤ ¶ ² t, от F ,Y . Первая из функций - F есть структурная имитация явлений развития истории как результат эвристических открытий интеллектуальной системы, а вторая -Y есть флюктуация векторно - броуновских конформистских и нонкоформистских настроений поведения коллектива, как цивилизации, ориентированной в рациональном (R_r) и иррациональном (R_f) поведении социума. Искомое поле событий трудологики как набор функциональных величин: а/А, ¶ (F ,Y ) ¤ ¶ t, ¶ ² (F ,Y ) ¤ ¶ ² t, R_r, R_f есть составляющие трудологики ноосферы в биосфере и геосфере, как и составляющие самого социума. На самом деле "метод карт трудологики" как факт оказывается увязанным функциональными величинами в некоторое поле векторно-броуновской механики труда, которая и определяет сферу интеллекта на примере истории развития, как поведенческой системы цивилизации, в которой "поведение" не бихевиоризм, а трудологические отношения по типу разобранных выше карт труда.

Рассматривая гносеологию как существенно детерминированно-индетерминированную категорию, опирающуюся в таком своем определении на объективные явления "хаоса-порядка" организации природы явлений вообще, рационально-иррациональную природу психики, конформистско-нонконформистские явления в обществе можно сформулировать своего рода "общий принцип труда" в триединстве сфер: геосферы, биосферы и ноосферы как принцип равновесия в указанных сферах, принцип, направленный на извлечение максимально полезной работы в системах типа "хаос U порядок". Задаваясь некоторой областью флюктуирующих состояний x, имеем область упорядоченных состояний (1-x). Взаимное проникновение указанных областей друг в друга в сфере ускорений величин y"= ¶ ² (F ,Y ) ¤ ¶ ² t будет иметь вид:

x? (1-x) ? y",

а область распределения флюктуирующих состояний x и упорядоченных состояний (1-x) по уровням (с) и подуровням (b) в сфере скоростей y'= ¶ (F ,Y ) ¤ ¶ t указанных величин составит:

(c + b) ? [x +(1-x)] ? y'

Тогда, например, в области трудологики системы "общество (а) ? интеллект (А)" получаем обобщенное уравнение труда:

x? (1-x) ? y" + (c + b) ? [x +(1-x)] ? y' = а(R_r, R_f)/А(R_r, R_f)

Рассмотрим некоторые частные случаи применения полученного гипергеометрического обобщенного уравнения труда.

Широко известное "золотое сечение" есть не только объект построения шрифтов, особенностей банковских операций, усматривается в архитектуре цивилизованных построек и даже нарушение пропорций золотого сечения в архитектуре есть способ избежать пропорций такого сечения, поскольку в сущности оно лежит в простейших геометрических построениях. Например, выпуклый многогранник с числом сторон 10 (а₁₀), вписанный в окружность с радиусом R, дает "золотое сечение" (a ) как отношение:

R / а₁₀ = a .

Покажем, что полученное уравнение является не менее любопытным по своим свойствам, чем "золотое сечение". Если полагать, что изменение скоростей обобщенного уравнения труда невелико, то получаем, что изменение ускорений в этом уравнении стремится к некоторой постоянной величине, скажем, К. Тогда само уравнение оказывается примером простой экспериментальной арифметики, поскольку: x? (1-x) ? y" = x? (1-x) ? К.

1.Экспериментальная арифметика и принципы физических наук. Пусть в такой экспериментальной арифметике x₀ лежит между 0 и 1. Тогда x₁= x_0? (1-x₀) ? К, x₂= x_1? (1-x₁) ? К и т. д. . При величинах К=2, x₀ =0.9 получаем числа ряда: 0.09, 0.18, 0.2952, 0.4161, 0.4859, 0.5000, 0.5000. Такая экспериментальная арифметика показывает, что только при определенных значениях К цифровой хаос стремится к определенной постоянной, порождая всплеск хаотических термов цифр при значениях, например, К=2,4,8.

Такой метод экспериментальной арифметики оказывается частью чистой математики, открытой М. Файгенбаумом (см. энциклопедия "Britanica"; M.Feigenbaum.Universal Behaviour in Nonlinear Systems. Los Alamos Sci., 1,1980, pp.1-4. -Universality in Chaos), задавая в ней принципы "хаоса и порядка", а также физические принципы таких наук естествознания как электроника линейных и нелинейных процессов.

В смысле указанных приемов расчета, вполне возможно предположить, что электрофизиологические процессы мозга homo sapiens, в отличие от других сообществ биосферы по тем или иным неизвестным для нас пока обстоятельствам, стали продуцировать активные линейные и нелинейные процессы аналогичные указанному приему "экспериментальной арифметики", задавая термы, выражаемые уже не просто числовой, а активной звуковой формантой, аналогичной по своим спектральным характеристикам, получаемым в "экспериментальной арифметике", закрепившейся затем уже в качестве языка общения между людьми, т.е. возникновением дискурсивного мышления в эволюционирующей биосфере от растительного мира к животному и человеку!

2. Модели боевых действий. Еще во время первой мировой войны Ф.У.Ланчестер, инженер и математик, построил математические модели ведения боевых действий воздушных сражений, ограничиваясь частью обобщенного уравнения труда в предположении, что ускорения в такого рода процессах не имеют место, хотя скорости ведения боевых действий существенны, т.е.:

y' = а(R_r, R_f)/А(R_r, R_f)

Позднее конкретные примеры боевых действий (Coleman C.S. "Combat models"- Differential equation models. ? N.Y.,1983.-p.109-131.) были построены с анализом вероятного победителя.

3. Применение обобщенного уравнения труда в теории катастроф биосферы. К катастрофической потере устойчивости может приводить оптимизация и интенсификация. Пример простейшей модели рыбоводства сводится к частному случаю обобщенного уравнения труда, когда с= а(R_r, R_f)/А(R_r, R_f) и уравнение имеет вид:

y' = y - y² - с

При оптимизации, т.е. оптимальной квоте отлова с=1/4, когда намерения интеллектуальной системы А еще только в 4 раза превышают реальность самого события, имеет место катастрофическая потеря устойчивости воспроизводства продукта в биосфере рыболовства с учетом конкуренции за пищу. При этом, как следует из анализа рисунка решения уравнения труда, катастрофа наступает всегда при обстоятельствах "с" в том числе и не равных 1/4!

Введение же обратной связи, т.е. управляемый отлов рыбы, когда лица и организации, принимающие ответственные решения, материально зависят от последствия этих решений, стабилизируют положение ситуации в том смысле, что, уменьшая производительность, система биосферы рыбоводства не претерпевает катастрофы, как это видно из последующего рисунка.

.Применение уравнения обобщенного труда в ноосфере. Не только решение проблем биосферы или ноосферы на примере боевых действий может быть описано с помощью гипергеометрического обобщенного уравнения труда, но и фатальные для России особенности пресловутой перестройки! В этом случае уравнение имеет ранее указанный вид, т.е.:

x? (1-x) ? y" + (c + b) ? [x +(1-x)] ? y' = а(R_r, R_f)/А(R_r, R_f)

Следующий рисунок иллюстрирует факт той самой "экспериментальной арифметики", которая, как показывают исследования Митчелла Файгенбаума, описывает системы с "отрицательной связью",кстати, работающие в том числе и как модель "нейрона"? клетки головного мозга.

Если "административная система" и "рыночная экономика" не обеспечивают взаимного равновесия в результирующей системе государства, то такая "демократия" всегда будет находиться в минимуме "взаимодействующих систем". По существу такая государственная система и есть современная "милюковщина", требующая закрепощения "сословий" для своего успешного развития. В противном случае ни о каком благосостоянии, в среде общества нет и не может быть, разве как только в среде: "административная система? предприниматель", что и описывается указанной кривой, так называемой "перестройки"!

5.Применение "обобщенного уравнения труда" в физических процессах.

Если рассмотреть систему обобщенного уравнения, в которых процессы организации, как возникновения структуры, оказываются результатом циклических векторно-броуновских явлений, лежащих в основе уравнений Фоккера-Планка, уравнений, описывающих в том числе и цепные химические процессы (А.Н.Кол-могоров, Н.И.Кобозев, С.С.Васильев, Н.Н.Боголюбов, Б.Н.Белоу-сов и др.), то при величинах К=n=0,+1,+2,+3, -2 получаем "автоволновые механизмы" труда, приводящего к возникновению организации и самоорганизации (организации во времени), т.е. процессов уменьшающих долю связанной энергии (энтропийных процессов) за счет эктропии, как формы организации.

И взаимодействие, например двумерных тепловых структур, изменяющихся во времени в геосфере явлений, и эволюция самой геосферы, как и эволюция биосферы, ноосферы связаны между собой принципом "организации и самоорганизации" структуры, направленной на уменьшение диссипации, рассеяния связанной энергии, т. е. энтропии. И тем самым смысл развития как Вселенной, так и геосферы, и биосферы, и ноосферы, т.е. смысл эволюции системы вообще, есть извлечение из внутренних ресурсов системы работы, как труда, направленного на поддержание и развитие структурной организации системы: Вселенной, геосферы, биосферы, ноосферы, т.е. сохранения ее от разрушения силами диссипации энергии за счет энтропии.

И потому карта структурной организации (структурный граф) растительного и животного мира (приводимые выше), как эволюции, иллюстрирует овеществление результатов сил работы, как труда, в самой системе биосферы и создания механизма, приводящего к компенсации энтропии ее антиподом ? отрицательной энтропией. Резерв, создаваемый системой, как "способ организации сознанием" за счет антиэнтропии, есть временной процесс эволюции, описание которого есть "обобщенное уравнение труда".

Эволюция есть овеществление работы в структурной организации развития системы, конечным результатом которой оказывается механизм создания отрицательной энтропии, порождающей сознание, что ведет к самопроизвольному извлечению полезной работы из системы путем компенсации сил диссипации, сил, энтропии отрицательной энтропией.

В этом смысле сознание ноосферы ? механизм самопроизволь-ного труда. Реализация труда, как работы, во времени есть смысл эволюционных процессов, протекающих в геосфере, биосфере, ноосфере методом проб и ошибок, т.е. путем структурно-флюк-туационных, векторно-броуновских процессов, направленных на организацию и самоорганизацию в геосфере и биосфере и на гомеостазис в ноосфере.

Но только в процессах ноосферы указанные явления идут в направлении самопроизвольного извлечения максимально полезной работы, так как такая работа приводит к появлению в биосфере "сознания", как результат компенсации энтропийных потоков антиэнтропийными потоками. И в этом кардинальное отличие "обобщенного уравнения труда" от уравнений, пытающихся описать явления эволюции в системе, предлагаемых школой И.Пригожина и его сторонниками.

Вот почему, вглядываясь в карту звездного мира Вселенной с удивлением и восхищением лишь чувственно осознаешь, что процессы хаоса и беспорядка уже содержат в неявном виде механизм самоорганизации "звездного хозяйства". Такая самоорганизация есть "труд", максимально полезная работа которого направлена на поддержание "вечности" в том смысле, что необратимые и неравновесные системы, как системы расширяющиеся или сжимающиееся содержат "механизм обобщенного труда", компенисрующий диссипацию эктропией и отрицательной энтропией!

Поэтому, пока в науке нет места чуду и оно не будет в ней явлено, можно со всей последовательностью научного метода утверждать, что "Бог есть Труд". Для доказательства панорамы организации всего многообразия химических элементов не потребовалось чуда, поскольку периодический закон Д.И.Менделеева в его собственной и современной формулировках после открытия закона Мозли, доказал "счетность и плотность" химических элементов на "на оси современного материаловедения". Более того, "не запрещается организации веществ" в форме их химических соединений по законам уравнений химической термодинамики в их качественном и количественном многообразии и структуре, а потому мы должны были уже давно сделать вывод, напрашивающийся даже не как метод труда, как трудологика, а как постулат, формулирующий обобщенное уравнение труда в структуре мироздания.

Глава V.

Механика трудологики

как эволюция работы

15. Ментальность и механика трудологики.

16. Эволюция творчества в механике трудологики.

17. Организация как механика труда.

18. Организация механики труда как интеллектика.

19. Механика труда как воспитание и образование.

20. Механика труда образования и творческий потенциал литераторства.

Обычный "ход научных дисциплин" от неорганической материи к органической даже и через виталистические экзерсисы, как упражнения ума, к поведению социума есть опиум бихевиоризма на разных этапах внедряемый в сознание исследователя, если не ментальными пассами его радетелей, то уж конечно потрясанием образцов новых памперсов, как свидетельств того, что иеху они не были нужны, но вот теперешнему поколению все знающих о своем поведении людей даже очень необходимы для прикрытия, если не срама, то глупости.

Отдавая должное ментальной сущности носителей ноосферы (Будда, Христос, Магомет et сtc.), внимая глубинности Духа Отцов Церкви и Старческого подвига (Оптинские страцы, Серафим Саровский, Силуан Афонский), не нанося в своей гордыне, в отличие от тех же отцов бихевиоризма и иже с ними материализма, зубодробительного удара ментальной, в том числе и русской, философии, оперирующей категориями: "коллективное сознание", "логос", "мировой разум", "всемирное сознание", "атомная душа", пямятуя о том, что все эти и близкие им по смыслу категории составляли и составляют геном биоэтики цивилизаций, возьмем на себя смелость рассматривать весь исторический процесс социума как овеществление социумом своей работы, своего механического труда в движении и развитии самих цивилизаций.

Более того, зададимся вопросом: "почему ментальная сущность личности так постоянна? Почему все теории социума так изменичвы?" Ответ оказывается достаточно ясным, если полагать, что ментальная сущность закреплена в геноме биоэтики и проявляется в традициях и культуре, как космосе человеческого осознания действительности, а вовсе не является изобретением "поповщины", "опиумом народа", как это постулируется вульгарным материализмом всех степеней или декламаторов от философии поэтического толка: "Я ? антихристианин! ".

Если технический интеллект, как показывает хронологическая карта изобретений, обретает силу в 17веке, а не тремя тысячелетиями раньше, то это происходит вовсе не от того, что сознание человека не было способно к самоопределению как триединству психологии, гносеологии и логики, а именно потому, что человеком опознается собственная свобода через ментальную необходимость триипостасности личного Я.

Рождение технического интеллекта "вылупилось" из ментальности космоса и традиций человека, как цыпленок из яйца. Ментальность овеществилась в интеллекте трудологики и только потом стала отторгаться глупым цыпленком с чрезвычайными муками для себя, поскольку генотип цыпленка есть его ментальность, закрепленная в биоэтике. Уничтожая в себе, например фантазию, сообщаемую человеку его ментальностью на уровне психического архетипа, человек не только теряет интеллект, он теряет образ человека. Механика трудологики лишь дистанцируется от ментальности постольку, поскольку труд есть выражение работы, совершаемой социумом в своем развитии как народа, национальности, расы, цивилизации. А потому в самой механике трудологики в форме подразумеваемых инвариантов, т.е. постоянных величин преобразований, всегда присутствует и сама ментальность, как биоэтическая сущность цивилизаций: Перу, Камбоджа, Китай, Ашантия, Деморас, Банту, Ацтеки, Япония….

Ментальность же не может быть отброшена уже и потому, что сама традиционная формула эллинизма Аристотеля: " человек есть животное общественное" в системе умозаключений европейской цивилизации породило именно ментальносущностные теории: "теория договора" (Руссо, Гоббс); "теория чистой человеческой нации" (Фихте); "теория развитий экономических условий родового общества" и т.д.

Более того, вся ментальность античного космоса есть цепная реакция его основоположников. Нельзя и помыслить возможность появления философии Платона не будь учителем Платона Сократ. Развитие начала духовного пути Платона ? есть знакомство его с Сократом. Философская, историческая, богословская стороны деятельности Платона не могут быть вообще поняты без интуитивно-ментальной сущности этого философа. Вся дальнейшая жизнь Платона была определена покорителем умов и сердец ? Сократом. Да и сама реакция Платона на гибель Сократа есть форма создания социо - метафизического оптимизма в форме отрешенного идеализма, т.е. такой формы ментальности, где государство возвышается до потерянного рая, где созданный мир ? способ возвышения человека до потерянного рая. "Действительная жизненная история Платона, увековеченная в совокупности его творений, более всякого вымысла может быть названа трагедией человечества"? Вл. Соловьев. Твор. Плат.I ,стр.30.

И, перенесясь на века вперед, наблюдаем ту же трагедию на примере гения Н.В.Гоголя, воспылавшего подражанием к литературной ментальности А.С. Пушкина и в своем высоком вдохновении, реализовавшем собственный творческий энтузиазм, трагедия которого завершается, как и у Платона, свободой совести, которой лишили его и друзья, и враги. Вот почему, вынося в методе механики трудологики ментальность за скобки, следует усматривать ее присутствие в творческом энтузиазме (Е_т), как доле вдохновения (В_д) без сущности подражания (П_др). Так рождается модель творческой эволюции: Е_т = В_д - П_др.

Творческий энтузиазм ? это не просто осознание жизни умозрительной и логической мыслью, как разумом, в котором есть уже сама жизнь, а не теория жизни. Творческий энтузиазм ? эта та часть самопроизвольной работы, которая, творящим совершается свободой выражения его ментальной и интеллектуальной сущности. В творческом энтузиазме традиции и космос биоэтики личности, соединяясь с интеллектом, как триединством психологии, гносеологии, логики, рисуют жизнь ума, но эта новая жизнь аутентична жизни материи, которая есть сама жизнь. В этом смысле творческий энтузиазм есть, своего рода, наркомания творчества. Такой энтузиазм может даже не поддерживаться внешними факторами, т.е. средствами благополучия и понуждения. В своем творческом энтузиазме личность свободна. И в силу безграничности такой свободы максимально полезная работа творчества самопроизвольна.

Когда утверждается, что мы "знаем себя внутренне и глубоко", а вот "окружающий нас мир не знаем или знаем поверхностно", то такое утверждение скудельно в землях нашего бытия. Как раз наоборот. Вся дорога личного пути человека в жизни ? это познание самого себя через окружающий нас мир, в котором и обретается личностью творческий энтузиазм, максимально полезная работа которого опознается колесницей философии как воля. В том -то и состоит механика труда, механика трудологики, чтобы личность освоила труд для себя в такой степени, чтобы труд для человека был не мерой "доблести и геройства", а мерой осознания собственной свободы в текущей жизни, не мерой принуждения и рабства, но мерой собственного освобождения от обстоятельств жизни, через которые человек вдохновляет себя в своем самопознании, обретая оружие ? творческий энтузиазм. И тогда несметный обоз трудностей, колесницы условностей, сумерки опасностей, глаголы судьбы, углы колес жизни, железо суесловий растворит в себе свободная судьба свободного человека. И творческий энтузиазм от Сократа до Эзопа, творческий энтузиазм тех, кто из бочки взывает: "ищу человека!" до Прокла, Сенеки, Гоголя, Достоевского - этот творческий энтузиазм придает человечеству новое положение и новое направление в бесконечном потоке человеческого сознания.

Абстрактное время как время относительное, время соотносимое с длительностью актов одновременности ? это время цельное, включающее и трансляционное, и дисперсионное, т.е. основные свойства времени. А потому относительность по Ньютону как "состояние покоя или прямолинейного равномерного движения" и относительность по Эйнштейну-Пуанкаре как "релятивистское преобразование" ничего нового в механику трудологики не вносят, т.е. относительно извлечения максимально полезной работы из геосферы, биосферы, ноосферы такое абстрактное время есть лишь кинетика или динамика макро-, микро- систем или их парциальных вкладов от релятивистской механики. Поэтому абсолютное время вовсе не "обозначает изобретение, творчество, творчество форм, изготовление абсолютно нового" как полагают те, кто стелит ширинки по райским лугам. Механика труда как способ извлечения максимально полезной работы в потоке трансляционного и дисперсионного времени ? вот единственный источник появления внутренней работы "созревания и творчества" в процессе овеществления труда. Именно тут грешный мытарь не может извлечь в свою пользу и копейки, пока этого не пожелает человечество в поисках гипертрофированной целесообразности как таковой, но не всегда уже пищи, а, например, наслаждения информацией, в которой влияние прошлого в настоящем приобретает подобие "органической памяти", где пахнет кумачом и бабьими посиделками!

Вот почему настоящие скорости и настоящие ускорения ? это развитие механики трудологики в процессе овеществления труда, т.е. максимально полезной работы, где творчество обретает уже черты самотворчества в ноосфере, отделяясь от саморазвития творчества, как эволюции в биосфере и от самоорганизации развития геосферы и Вселенной.

Развитие мироздания связывает геосферу, биосферу и ноосферу в "единый организм" в своем разделении механики труда, в которой интеллект, как триединство психологии, гносеологии и логики лишь момент развития ноосферы с ее мыследеятельностью, с данностью ее ментальности в некой обобщенной реальности осознания действительности, фундамент которой пронизан тем, что мы называем "ощущением". И в этом смысле наш ум не столько "самонадеян", сколько по своей гистологической и морфологической сущности мозга является инструментом опережения решаемых задач развития эволюции. Именно поэтому ум не воспринимает "задач" самой эволюции и в какой-то момент опознания этих задач вообще считает их бесцельными, как, впрочем, и саму эволюцию. Где-то в ментальной сущности человека кроется понятие о "ковре-самолете" или "телевизоре". Но это вовсе не значит, что таковые в виде самолета и телевизора могли появиться только из самой ментальности. Только рефлексирующая, интеллектуальная система, как система опережения в уме в результате построений трудологики техники, в результате развития механики труда во времени осуществляет сначала свои мысленные построения, как умозаключения, которые позднее овеществляются в результатах труда.

Механика трудологики, таким образом, в своей совокупности не есть простые механические принципы, но творческий энтузиазм как квинтэссенция из вдохновения и подражания, содержащихся в бесчисленности умственных порывов уже давно, может быть, прожитых жизней, но оставивших людям свой пример для подражания и вдохновения, в том числе их обычаями и традициями.

Таким образом, приспособляемость оказывается лишь следствием естественного развития эволюции, где механика трудологики разделения труда, извлечения максимально полезной работы лишь реализует на практике свой принцип симметрии, синэргизма, лежащий в основе каузальной логики, в которой генетическая логика только "штампует" последующие результаты развития.

Поэтому для определенной части исповедников от философии "наследственность признака" ? это удаление от своей бывшей формы с дальнейшим передаванием приобретенных признаков. Но в таком случае, полагая за скобки саму по себе редкость такого наследственного изменения, обычно впадают в "красивость умозаключения", объединяя в одно целое уже далеко не совместимые вещи. Ведь эволюция от микроба до человека не есть простое геометрическое событие.

Пусть, к примеру, А.Л.Чижевский заявляет: "..и человек, и микроб ? существа не только социальные, но и космические, связанные всей своей биологией, всеми молекулами, всеми частями тел с Космосом, с его лучами, потоками и полями ( А.Л.Чижевский, Ю.Г.Шишина. " В ритме солнца", М.,1969. стр.108). А далее уважаемый мэтр от гелиобиологии в собственном переводе с древнегреческого в качестве доказательства приводит гимн Атону ? "вечно ликующему свету", не замечая того простого факта, что акценты о социальных и космических факторах будут совершенно другими для исследователя, сравнивающего дневную заработную плату в двадцать фунтов муки для древнего египтянина с полуфунтом муки за день для китайца времен маоизма.

Многоочитый лик великих философов спрядается в нить, если не безумия, то уже определенно в несказанную тайну, что лобзает последующие поколения, скажем бихевиористов, млеющих от того, "как блестяще показал Бергсон", что само понятие "порядка", "организации" имеет "смысл постольку, поскольку противополагается идее "беспорядка", "дезорганизации" ".

А потому, когда "интеллект" и "инстинкт", как категории требуют своего разрешения для дальнейшего понимания творческой эволюции "отцам новейшей философии" очень важно первым делом преодолеть "сопротивление неодушевленной материи", а потому в нее "нужно вкрадываться" и "лукавить с физическими и химическими силами", вместо того, чтобы понять, как "путем разделения труда" происходит сам процесс организации применительно к самому этому труду, т.е. механики трудологики. А потому в затоне тишины философических посвящений созвучьями, извле-каемыми их материи и памяти, ставятся сети, в которых немало и закоулков, но вот-вот уже виден и широкий столбовой путь: "Начнем с психологии. Не нужно думать, что она показывает зарождение интеллекта….". Теперь уже если не совсем, то ясно, если и имеет психологию, то постольку, поскольку…. А как в таком случае быть и с самим Бергсоном, и с самим П.А.Сорокиным? Разве они не видят своими очами "мир как целое", т.е. когнитивное построение? И при том такое, что привлекает к ним сердца их последователей и отталкивает хулителей. Разве не они в силу своей когнитивной психологии в потемках собственного интеллекта врубаются с топором в неведомое эволюции или социума, доходя до божьих звезд? А потому психология не может быть изъята из ткани интеллекта. Ее нельзя рассматривать отдельно от сути интеллектуальной системы, которая сама непрерывно находится под давлением космоса и традиций ментальности, отвлекаясь от которых, она творит в своем становлении интеллектуальный продукт, вначале как категориальный ряд (В.И.Разумов).

Вот и оказывается, что заколдованного круга в действительности нет. А потому интеллект, как триединство психологии, гносеологии и логики, есть на самом деле метод философии, прочно стоящий на здании теории познания, вооруженный когнитивной психологией и убойным оружием логики. Для такой философии объект философии не только и не столько умозрение и созерцание, но и наука рефлексии о рефлексии как любая история развития, в которой есть механизм организации труда по принципу вдохновения и подражания. Такому философу не нужно выбирать между метафизическим догматизмом или иррациональным скептицизмом. Для него единство природы и единство науки не ничто, а познаваемая трудом сущность, которая не покоится в бездеятельном боге, но не отвергает ментальной сущности биоэтики. Такая философия не колеблется между доктриной, "считающей абсолютную реальность непознаваемой, и доктриной, которая об этой реальности говорит только то, что и наука, и ничего более". Интеллект не "забывает" своей ментальной биоэтической сущности, но он являет конкретную продукцию организованного труда. С такой философией "радостней труд, благодатней посев, и смотрит ковчегом распахнутый хлев" ! В такой философии трепет труда не порождает глаголов глупости бихевиоризма и интуитивизма.

Философское литераторство, как профессия механики труда, выглядит более сложным по сравнению с техническим литераторством по ряду причин. Произведения философов-литераторов обращены к подготовленному читателю, имеющему минимум гуманитарную подготовку. Философское литераторство осуществляется не вне, а "внутри" самой философии. Философский литератор имеет в силу профессиональной подготовки педагогические и литературные навыки, владеет основами логики.

Несомненно, философское литераторство (ФЛ) есть специфическое культурное направление, свидетельствующее в том числе о высоком уровне развитости современной философии. Но оно должно быть осознано как особый вид деятельности, которую не следует отождествлять с философией (В.И.Разумов, А.Г.Тес-линов,1994), ибо существует опасность подмены и поглощения философии ФЛ. Такая возможность обусловлена тем, что внешние признаки того и другого делают их трудно различимыми. Предметом ФЛ является описание и представление для широкого круга читателей достижений философской мысли, поэтому ФЛ, как правило, стремится работать над тем, что общество относит к разряду классическух произведений. ФЛ отличается и "панорамностью", когда представленная философом-литератором система берется вместе с культурной средой. Критичность ФЛ проявляется в сопоставлении высказываемых новых философских идей с традиционными проблемами философии. Новизна в ФЛ раскрывается обыкновенно в свойстве интерференции (наложении) различных разделов философии друг на друга, например использование современной логики в решении онтологических вопросов. ФЛ "запаздывает", предпочитает работать с уже известными произведениями и весьма скептично относится к оригинальным, но еще не оцененным, не проведшим проверки временем философиям. Описание философий здесь подменят собственно развитие оригинальных философских тем. Новые философские направления зачастую игнорируются или подвергаются интенсивной критике. В этом существенное отличие философских литераторов от технических писателей, не претендующих на подмену своим творчеством техники, науки, технологии.

Несмотря на огромное значение ФЛ для развития гуманитарного образования, духовной культуры, ФЛ следует отличать от новых направлений философии, находящихся сейчас в сравнении с ФЛ в неизмеримо более сложных условиях (отсутствие социального заказа на оригинальные философские разработки, неподготовленность системы образования к быстрому включению в учебные курсы новых философских цдей).

Организация механики труда интеллекта формирует "категориальный ряд", но уже как "систему", т.е. интеллектику, где имеет место. собственный механизм труда. Интеллектикой выделена особая область действительности - интеллектуальные системы (ИС) и новая ипостась существования человека, состоящая в его включенности в мир ИС. Речь идет о признании возрастающего участия человека в мировых процессах системогенеза, которое было замечено не только В.И.Вернадским, П.Тейяром де Шарденом, С.Н.Булгаковым и др., но является сущностью исторического развития человечества вообще, как системы трудологики, в которой интеллектуальный механизм труда, хотя и конкурирует с некоторых пор начала 17в. с ментальной составляющей трудологики общества, но все же не может тягаться с традициям и космосом культуры человечества, как его духовной ипостасью. ИС рассматриваются организационными структурами, с одной стороны, обеспечивающими общественно-практические формы систем о генезе, с другой стороны, они содержат в себе механизмы включения человека в преобразования планетарного масштаба.

Соотнесение гносеологических представлений о познании и мышлении с представлениями об интеллектуальных системах позволяет рассматривать проектирование, внедрение и использование систем как конкретные направления работ по организации и о существенно познавательной деятельности человека в современных условиях (И.С.Ладенко. Интеллектуальные системы и обучение. Новосибирск, 1993). При этом различным видам условий соответствуют различные виды интеллектуальных систем, посредством которых осуществляются процессы познания и мышления.

Появление больших интеллектуальных систем, в которых познавательные процессы (или их компоненты) выполняются большим числом специалистов и технических устройств, связанных друг с другом сложными связями, обусловило выделение вопросов организации познавательной деятельности в самостоятельную область исследований. При использовании в познавательной деятельности малых интеллектуальных систем решение этих вопросов относилось к компетенции отдельного человека и производилось им с помощью приобретенного опыта и интуитивных соображений общего характера. Отмеченное различие между большими и малыми интеллектуальными системами имеет гносеологическое объяснение.

Гносеологический анализ познавательных процессов и процессов мышления производится на основе решения основного вопроса философии, являющегося также основным гносеологическим вопросом. Его содержанием, как известно, является выяснение отношения познавательных процессов к материальной действительности: к познавательной деятельности, к природным органам человека и техническим средствам познания, к человеку как субъекту познания и мышления, к практической деятельности людей, к языку и семиотическим процессам.

Одна из особенностей современного познания состоит в том, что оно имеет дело со сложными динамическими системами (погода на земле, большие и сверхбольшие технические системы, явления микромира и т.п.). Это обусловливает и сложность соответствующих познавательных процессов, в которых производятся получение и переработка значительных объемов информации. При этом оказывается, что в силу пространственных и временных особенностей познаваемых объектов их изучение может производиться только с помощью технических устройств (автоматическая служба погоды, автоматический анализ микрообъектов, автоматическое изучение космических объектов и т.п.). Очевидно, что познавательные процессы, осуществляющиеся посредством малых интеллектуальных систем, отличны от познавательных процессов, осуществляющихся посредством больших интеллектуальных систем, и это обусловлено различной сложностью познаваемых объектов.

Особенность современного познания состоит в том, что оно обслуживает "сложные системы практических воздействий человека на природу, общественные процессы и отдельных индивидов".Такими системами практических воздействий являются мероприятия по сохранению биосферы, плановое ведение хозяйства, современное т.п. Выработка управляющей информации для системы их воздействий связана с получением и переработкой больших объемов информации в малые промежутки времени. Из анализа познания в отношении к особенностям познаваемых объектов и в отношении к особенностям систем практических воздействий можно видеть, что сложность познавательных процессов, использование природных органов человека и технических устройств связей различных средств познания в интеллектуальных системах существенно обусловлены особенностями познаваемых объектов и практической деятельности. Это, в свою очередь, объясняет большое разнообразие материальных форм построения семиотических процессов, а, следовательно, и процессов мышления, рассматриваемых как преобразования семиотической информации. При отсутствии познавательных процессов с помощью малых интеллектуальных систем в качестве субъекта познания выступает отдельный человек, природные органы которого участвуют в выполнении соответствующих процессов. Но в больших интеллектуальных системах познания оказывается уже не отдельный человек, а коллектив, соединенных сложными связями людей, природные органы которых участвуют в работе интеллектуальной системы в качестве ее элементов. Здесь особенно отчетливо обнаруживается то, что познание человека является свойством общественного человека, а не биологического организма. Вот почему утверждение Анри Бергсона о том, что действительность "…творит себя самое среди окружающего распадения", являя "образ творческого жеста" есть текущий пример "философского литераторства".

Интеллектика имеет собственный онтологический базис, который был выявлен и сопоставлен с онтологическими основаниями кибернетики, как это следует из приводимого рисунка.

В этом контексте можно говорить о влиянии на общество учений Платона, Аристотеля, Эпикура, стоиков, первых христианских богословов, философов эпохи Возрождения, подготовивших Реформацию, немецкой школы классического идеализма и марксизма, связанных с революционным движением, прагматизма, наиболее отчетливо воплотившегося в "американском образе жизни". Поскольку эти философские системы, доходя до индивидуального и массового сознания, испытывают многочисленные превращения типа "философского литераторства", то они зачастую оказывают на общество воздействия, далеко выходящие за пределы тех рекомендаций, которые наличествовали в этих системах. Таким новым типом философии, возникающей в настоящее время, как раз является теория и практика ИС, распространение идей которой способно интеллектуально и культурно поддержать такие сферы жизни общества, как воспитание, образование, наука, управление, и она соединяет традиционно философскую тематику с общественно - практическими потребностями организации механики труда.

Педагогика означает практику по трансляции готового знания, которая не предполагает изменения своего Я. "Педагог - тот, кто передает мне то, чего я не имею, и учит осваивать переданное". Психологика же означает практику по осуществлению пайдейи как эпимелейи, помощь по работе над своей душой, преобразованию своей субъективности. В этом смысле философ у древних греков и есть главный наставник по жизни, проявляющий заботу. Не проповедник, не утопист, не пророк, а советник по каждой конкретной ситуации в жизни (к этому пониманию близки мастера дзэн) (см. также о понятии образования у древних греков, "paideia" у М.Хайдеггера).

Так получилось, что "pedagogos" у древних греков не наш педагог, а дядька-раб, ведущий за руку мальчика, сына аристократа, в гимнасий (буквально "ведущий ребенка"). Образованием же занималась "антропономика" - искусство работы с человеком. Это слово у нас утеряно. "Экономика" как искусство управления осталась, а антропономика как "закон человека" растворилась, распалась (ср. также "педономы" у Аристотеля).

В то же время, понимание образования как ведение человека по Пути, выращивание его образа, осталось в европейских языках. Английское и французское "еduction" пошло от латыни - e-duco (выводить, воздвигать, возводить, выстраивать; выращивать, производить, кормить, питать). Отсюда educatio - разведение, выращивание, воспитание. Педагог понимается буквально как "кормилец", "наставник", тот, кто взращивает, выводит новое поколение на Путь, ведет по этому Пути, E-duco в том числе и вывод за руку (duco - вести, водить, производить, выделывать). Одновременно "кормилец" выступает как "ductor" - "проводник", "вожатый", "предводитель", "командир", "мастер" (кстати, ducator - руководитель, капитан корабля как у греков "cybernetes" , "кормчий"),

Человек отличен тем, что от природы, от первой своей природы, - он не тот, кто ЕСТЬ, не истинный (истина как "истина" - см. у П.А. Флоренского), не настоящий. Он еще должен обрести вторую (социальную) и третью (культурную) природу, которая составляет его "неорганическое тело" (К.Маркс), тело культуры. Становление второй и третьей природы и составляет содер-жательность образования. Рост понимания родовых своих первоопределений и есть формальное классическое образование как подъем ко всеобщему, восхождение к культуре по Г.В.Ф.Гегелю.

Человек, обузданный страстями и страхами, не образован, поскольку его образ отягощен, затемнен страстями. Он не может освободиться от них и взойти к некоему высшему Смыслу. Такое обуздание субъективных вожделений и страстей, победа над комплексами означает негативное понимание подъема ко всеобщему.И пока человек формирует, формует свою предметность, свою социо - культурную образность - он образовывает себя. Тогда образованность выступает не идеологемой или лозунгом, а родовым определением человека.

Homo Educatus ! - ЧЕЛОВЕК ОБРАЗОВАННЫЙ!

Образованность, по Гегелю, есть действительность человека - "индивидуальность образованием подготавливает себя к тому, что есть она в себе, и лишь благодаря этому она есть в себе и обладает действительным наличным бытием; насколько она образована, настолько она действительна и располагает силой".

Поэтому долг человека перед собой - "поднять свое отдельное существо до своей всеобщей природы - образовать себя".

Животное не нуждается в образовании, поскольку от природы оно ость то, чем оно должно быть. Кошка - от рождения кошка, от рождения получает то, что составляет ее природу. Человеку же надо еще обрести свою природу. В этом обретении - загадка и смысл, исторический заказ образованию. При этом восхождение ко всеобщему не означает усреднения и растворения. Постижение всеобщего задает возможность обрести себя, постичь тайну своего предназначения. Родовое знание как освоенное деятельностное понимание дает возможность построить свою личность, ибо задает степень свободы, помогает обуздать свои страсти и вожделения, свой гнев и нетерпение сердца, окультуривает свои бессознательные комплексы.

На языке психоанализа восхождение ко всеобщему вовсе не означает сведения личности к Super-Ego.

Последнее уничтожает личность, манипулирует страстями. На этом строится тоталитарное сознание. Здесь исчезает "человеческое, слишком человеческое" (Ф.Ницше).

Действительная образованность рождается на органичности всех Я человека, на целостности личности, победе ее над Тенью (К.Г.Юнг), Складывание целостной структуры личности (Selbst) означает антропологически понятый гегелевский принцип восхождения ко всеобщему.

Когда мы оказываемся в ситуации, которые заставляют разбираться в закономерностях и механизмах и собственного мышления, здесь мы вынуждены обращаться к представлениям о мышлении и познании в целом, которое доставляют нам когнитивные науки.

В истории культуры такие ситуации возникали всегда при обосновании знаний и методов познания.

Но теперь возникли новые условия, в которых приходится организовывать коллективную мыслительную деятельность, производить перераспределение познавательных функций, передавать их техническим средствам и организовывать корректное взаимодействие таких средств друг с другом и природными органами человека, используемыми в познавательной деятельности.

Все это требует когнитивной грамотности у современных специалистов в сфере умственного труда. Такая грамотность оказывается составной частью интеллектуализации профессиональной деятельности и образования.

Когнитивная грамотность должна быть явно связана с интеллектуальным самосознанием личности, которое выражается в том, что человек превращает свои интеллектуальные возможности в объект оценки и совершенствования.

Такая рефлексия позволяет определить степень адекватности интеллектуальных возможностей условиям профессиональной деятельности, что выражается в соответствующей оценке адекватности.

На основе этой оценки специалист может выявить множество альтернативных вариантов изменения, наращивания своих интеллектуальных возможностей. Благодаря сопоставлению и оценке подобных альтернатив он принимает решение о конкретном плане своего ителлектуального саморазвития. Последнее включает два взаимо-связанных направления: формирование и практическое воплощение интеллектуальных систем, необходимых для решения своих профессиональных задач, и приобретение для этого соответствующей когнитивной грамотности.

Интеллектуальное самосознание является составной частью научного мировоззрения личности, и его механизм дает ей возможность целенаправленно осуществлять свое интеллектуальное саморазвитие. Последнее связано с двумя областями научного знания, из которых черпаются необходимые сведения. К первой относится теория интеллектуальных систем, в которой выявляются их виды и структура, формируются концептуальные модели тех и других. На этом общем уровне данная теория выступает составной частью конструктивной теории познания. Вторую образуют науки, изучающие в различных аспектах познавательную деятельность человека, ее структуру, механизм, историю.

Когнитивная грамотность специалистов развивается на основе интеллектики как особой сферы современного научного знания. Но она не совпадает по своему объему с интеллектикой: из последней всегда выбираются какие-то части, являющиеся практически значимыми с точки зрения профессиональной деятельности некоторой группы специалистов. Именно эти части образуют содержание когнитивной грамотности. Последняя должна быть соотнесена с конкретной практикой специалистов, с теми интеллектуальными системами, которые им приходится организовывать и в которых приходится функционировать, Такое соотнесение достигается за счет приобретения конкретных умений и навыков оперирования необходимыми средствами интеллектуальной деятельности, а также их объединения в интеллектуальные системы на основе соответствующих моделей.

Благодаря подобному практическому соотнесению, интеграции когнитивных знаний с практическими способами организации интеллектуальных систем когнитивная грамотность специалистов превращается в их интеллектуальную культуру. Последняя выступает реальным показателем степени освоения интеллектуальных систем специалистами различных категорий. Очевидно, она формируется у специалистов на основе их интеллектуального самосознания, что выявляет роль мировоззренческого знания в развитии конкретных компонентов сознания современных специалистов в сфере умственного труда.

Как отмечалось выше, развитие интеллектуальных способностей происходит в зависимости от тех средств, которыми пользуются учащиеся или специалисты. Такие средства объединяются в комплексы и интегрируются вместе со специалистами в составе интеллектуальных систем, овеществляя виды механики труда, затрачиваемого на получение не только образования, но и обретения интеллектом когнитивного виденья, парадоксального решения проблемных ситуаций в каузальном методе логики, являя окружающим уже готовый "категориальный ряд" диалектики образованности ( по В.И. Разумову,1994):

Механика труда в педагогике образования и воспитания поколений, скажем, "этногенеза" (по выражению основателя, но уже не филосовского, не технического, а исторического литераторства (ФЛ, ТЛ, ИЛ) проф. Л.В.Гумилева) оказывается тем самым реальным инструментом исторического развития человечества, без которого невозможно становление и человека и общества. Ведь даже предположить невозможно, что трудовые процессы глубочайшей древности развития человеческого общества происходили без обучения навыкам труда, в конечном счете, приводящим к успеху, т.е. рационализации! Вот почему не информация об истории, как совокупности действительных и предполагаемых фактов, а идея истории механики труда есть генетика трудологики человечества.

Решение творческой задачи возможно прежде всего после того, как ум осознает в том числе даже на интуитивном, образно неалгоритмируемом уровне данную задачу, как цель своей деятельности. Дальнейшая работа интеллекта может быть хаотической, неосознанной, может быть более или менее контролируемой сознанием, но первое условие - осознание цели, рефлексия цели творческой деятельности.

В обучающей интеллектуальной системе личностная рефлексия отступает на задний план по отношению к системной, кроме того, на уровне индивидуума появляются кооперативный и коммуникативный типы рефлексии. Их изучали И.Н.Семенов, С.Ю.Степанов, И.В.Палагина. Они показали, что "...в условиях диалога субъект может рефлексировать:

а) знания о ролевой структуре и позиционной организации коллективного взаимодействия;

б) представления о внутреннем мире другого человека;

в) свои поступки и образы собственного "я";

г) свое движение в мыслимом содержании".

Традиционная рефлексия знания в обучении приводит ученика на путь самопознания, саморазвития, непрерывного самообразования, самовоспитания, необходимых для решения интеллектуальной сверхзадачи поиска истины.

Как интеллект обеспечивает равновесие познающего человека в природе, как образование уравновешивает человека в поле культуры, так интеллектуальные ценности образования обеспечивают устойчивость и динамическое равновесие интеллектуальной традиции.

Обучение основывается на многочисленных образовательных ценностях, причисляемых в философии образования как к социоцентрическому (например, обучение правильному мышлению), так и к индивидоцентрическому (- развитие самосознания) направлениям.

Механика труда включает ряд стадий образования (А.Я. Кузнецова,1994):

- Интеллект мыслится, шлифуется в традициях до-гегелевской философской мысли как система, действующая в рамках индивидуального сознания. В то же время структурное содержание образования формирует качества коллективной мыследеятельности;

- Непреходящая ценность науки - поиск истины в образовании проявляется как преданность истине, стремление к истине. Гегель это стремление считает прирожденным, Я.А.Коменский настаивает на том, что при воспитании не надо ничего человеку привносить извне, надо дать ему раскрыться. Исследуя современные интеллектуальные образовательные системы И.Сладен-ко показал, что основное условие их совершенствования образовательных систем - раскрытие составляющих систему интеллектуальных традиций;

- Обучение включает в себя обучение мышлению, его правилам и методам, методологическим познавательным умениям и навыкам общим для всех наук;

- Сама мыслительная способность человека имеет статус главнейшей способности, в связи с чем и появляется дидактическая задача: развитие интеллекта, т.е. воспитание дисциплинированности и подвижности ума, внимания, памяти, воображения, проницательности или способности выделять главное, способность к собиранию знаний, анализу, синтезу или обобщению;

-Творческим является любой процесс получения нового знания и, обучая творческому мышлению, педагог обучает добывать знания вместо того, чтобы заучивать и повторять наизусть тексты предписанные программой.

Явление общего и особенного в научном и образовательном потенциале механики труда может быть представлено топологической картой творческого потенциала наука« образо-вание (И.С.Ладенко,1991) :

Поэтому интеллектуальная инновация как творчество, например, литераторство, опираясь на строго научные формы организации знания, расширяет свои возможности за счет функции образования, являя уже, например, не философию, технику, историю, социологию, и даже саму рефлексию, но философское (ФЛ), техническое (ТЛ), историческое (ИЛ, скажем труды Л.Н. Гумилева), социологическое (СЛ , к примеру труды Дж.Тойнби) или даже рефлексивное литераторство (РЛ, см., например, С.А. Кутолин, 1996-2000).

Рефлексивное литераторство (РЛ), к примеру, может служить оружием защиты и нападения рефлексирующей личности, освоившей механику труда и использующей ее инструменты в качестве убедительных аргументов исторического анализа текущей действительности. Ниже приводится образец такого рефлексивного литераторства, хотя со всей очевидностью можно утверждать, что высказываемой форме рефлексивного знания могут быть сопоставлены не менее убедительные контраргументы. Вот почему и все другие виды литераторства, к примеру, социологическое (Тойнби) и историческое (Л.В.Гумилев), при всей привлекательности высказываемых точек зрения, остаются лишь формой литераторства, а не необходимой и достаточной концепцией науки трудологики как механики труда в истории развития ноосферы, где рефлексия в силу своей сущности ? мыследеятельности способна выстраивать в том числе и фантастические коллизии информационного поля событий, которые, тем не менее, никогда, может быть, не приобретают силу факта, как овеществленной механики труда той самой трудологики, в которой существует и геосфера, и биосфера, и ноосфера, т.е. реализуется сама идея истории развития, а не литераторства с ее мыслимыми предположениями интеллекта рефлексирующей личности.

(Обращение к другу. Основания реального идеализма)

Кто приобрел чувство или навык

неутомимого терпения, тот не убоится

ни страдания, ни трудов ...

Иоанн Лествичник, 26, 77.

Дорогой друг! Разве ты не смотришь телевиденье, не слушаешь радио, не читаешь газет, в общем, не наслаждаешься информацией? Разве новая жизнь не радует тебя улыбкой висельника, где откровения целителей душ призывают к новым экзерцициям (exercitium — упражнение). Неужели неприютная жизнь, тоскливо и задумчиво уговаривающая тебя шепотом терпеть, — вполне справедливо и естественно заставляет думать о детях и семье, а от чувства сытости ум твой увеличивается, заполняя пустое домашнее время?

Пот нужды не перестает мучить нас для сытости птенцов и подруг. Это закономерно. Понимаю, очень понимаю тебя, вспоминая то благодатное время, когда как-то мы все собирались в Москве на Бирюзова, а я проповедовал, кто такие Горбачев и Ельцин и почему эти строители общепролетарского дома в прошлом займутся монументальным мелкоимущественным строительством в будущем, стесняя свое сознание и строя стену, за которой находится лишь скучное место.

Жизнь уходит, как течение дыхания, и своими унылыми предвидящими глазами наши начальники “улаживают” различные конфликты с целью организационных достижений. Нужно работать, не останавливаясь для мысли и настроения, — таково мнение наших благодетелей от политики, предлагающих копать нам замертво лежащий песок воображаемых воспоминаний прошлого. Нежное равнодушие, согласованное со смертью и с чувством сиротства к остающимся бывшим советским людям, уже не требует от наших начальников пролетарского таланта труда, они предлагают лечь навзничь или покоиться как-либо иначе.

Мы же продолжаем работать по инерции самодействующего разума, свободного от надежды и желания удовлетворения, и смотрим на мир глазами с терпением любопытства. Когда имеешь умственную начинку, то понимаешь, что со времен покорения буржуазии впереди нас находится только ярость, а позади мертвая трава забвения. И с пенсионным чувством безоблачной решимости испытываешь горячую социальную радость в отношении безмятежного думства, восхищенного сенаторства, уже немучимых пролетарской совестью и отдающихся наибольшей общественной пользе. Что можно испытывать по этому поводу на берегах реки по имени “ФАКТ”, что взять за отправную точку текущего и будущего бытия, где поджидают нас или “серые молодые волки” Жириновского, или процветающие орлы “Выбора России”, или возбуждаемые страсти по Солженицину, или умелые кормчие Черномырдина, или платоновские мудрецы по облику и замашкам Лужкова?

Только скупое чувство счастья истины жизни, только безграничное единение самого себя с истомленным прахом земли, только неизбывное желание стыдливого поиска обветшавшей лестницы рая — вот чувства, устремляющие нас к терпению вечности в разломах уничтожения.

В тесноте своих членов остается одно лекарство — терпение.

Проблемы защиты Человека как интеллектуальной системы— это проблемы защиты, сохранения и упорядочения той формы человеческой деятельности, той формы культурного наследия, тех ценностей творчества человеческого Духа, которые проявляются в его триединстве – гносеологии, психологии и логике, т.е. интеллекте. И такая форма защиты не может быть иной или меньшей по своим размерам и задачам, чем размеры и задачи ПЛАНЕТАРНЫЕ.

Если в усилиях по сохранению экологического баланса ПЛАНЕТЫ человечество ратует за жизнь, хотя на самом деле занимается по существу проблемами равновесия в системе технического прогресса и регресса, то сохранение интеллектуальной системы как системы мыследеятельности разве не требует планетарного подхода к ее сохранению, т.е. ноосферной защиты?

Защита интеллекта как явления ноосферного порядка есть защита идей и их носителей, которые в совокупности при решении проблемных ситуаций составляют процесс во времени, т.е. “идеацию”, что и являет собой процесс познания, кардинально отличаясь от факта как формы информации, хаотизирующей проблему в рамках фактических мнений, политических суждений, бесконечных диалогов, истинное решение которых в силу сущности информации — быть только возможностью решения проблемной ситуации — заканчивается явлением не антиномии, а антагонизма, решение которого ищется в революционном взрыве. Результат таких информационных событий в жизненном цикле истории превращается в факт, т.е. объективную действительность, жупел которой есть бич, погоняющий интеллект. “Идеация” и “информация” есть то двумерное пространство, катаклизмы которого порождают реальный идеализм. Миниатюра идеации как образ интеллекта, спроецированная в пространство информации, т.е. возможную реальность, может окончиться марксизмом, маоизмом, бакунизмом, полпотизмом или деголлизмом, — сущность одна: реальный идеализм на почве фактов-событий деформируется в солипсизм самоидеи, т.е. в разрушение защиты интеллекта как самоорганизующейся системы реального идеализма, разрушение ноосферного щита Человека. Вот почему реальный идеализм имеет не только научно-техническую огранку, драпируется в краски искусства, выступает в форме политических претензий, реальный идеализм есть рефлексия, философия которой не уничтожение, не умаление, а всестороннее сохранение и поощрение личностного энтузиазма, энтузиазма созидания, но увы! созидания интеллектуального, а потому склонного к разрушению под действием хаотизирующих сил общества с его солипсизмом самоидей. Вот почему реальный идеализм, философия рефлексии интеллектуальных систем, должен быть защищен в планетарном отношении от самовырождения его в солипсизм самоидеи.

Но можно ли говорить о ноосферной защите в условиях общества, где “лебедь, рак, щука” пытаются консолидировать пространство государственных отношений? Не потому ли и сама проблема превращается в планетарную, что ситуация в отношении интеллектуальных систем всегда была уделом не государства, не государственности, а составляла смысл и задачи в общем-то ограниченной группы лиц интеллектуального труда. Не поэтому ли генерал Грэвс в “манхэттенском проекте” называл их просто “... битыми горшками”? Когда государство создает нечто вроде рая для интеллектуалов под названием РАИС — Российское агентство интеллектуальных систем вместо ВААП — Всесоюзного агентства авторских прав, то напрашивается для оценки подобной ситуации реприза: “Черного кобеля не отмоешь добела”. Эта трагикомическая ситуация совершенно ясна, ведь до настоящего времени государственная система не приняла Закона об интеллектуальной собственности. Во всем нужна мера, ибо сказано: “И вот конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей”. И с точки зрения интеллектуала, даже антагонизм не позволял говорить иначе, чем: « Правы “красные”, правы “белые”, правы “зеленые”» . (Ропшин В. (Савинков Б.) Конь вороной. М.; Л.: Прибой, 1924). А ведь это было время задолго до августовских событий 1992 г. Таким образом, позволительно утверждать, что государственная система не стремится к созданию меры защиты интеллектуальных систем в такой степени, когда бы защищались и консолидировались их права в плане триединства (психология, гносеология, логика), т.е. в плане их сущностной первопричины, которая, выступая в качестве таковой в технике, искусстве, науке, философии, безотносительно к государственной принадлежности могла бы заявлять о себе свободными от прокурорского надзора государства средствами “идеации” и “информации”, т.е. иметь собственные радиостанции, издательства, представительства, клубы и пр.

Профессиональный антагонизм — старый метод борьбы, апробированный на примере Чернышевского, относительно которого “было решено изъять человека из среды живых — и решение исполнено. Искали поводов, поводов не нашли, обошлись и без поводов”. (Соловьев В.С. Письма. Т. 1. Приложение “Из литературных воспоминаний. Н.Г. Чернышевский”. Спб., 1908. С. 271–282). Выбранный пример с Н.Г. Чернышевским случаен в том смысле, что можно было бы выбрать и другие имена в разные эпохи и разных государственных системах (вспомним заявление по Центральному телевиденью 11 августа 1994 г. космонавта номер 2 Германа Титова: “Я никто. Я герой несуществующего Советского Союза, я кавалер орденов Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, которые отменены. Я никто!”).

Выбранный пример с Н.Г. Чернышевским не случаен в том смысле, что во время его гражданской казни у эшафота находился гвардейский офицер В.К. Гейнс (см.: Каменев Л.Б., цит. оп., c. 144), впоследствии Вильям Фрей, принявший американское гражданство и ставший проповедником “религии человечества”, основанной на учении О. Конта. (Сколько русских проповедников с американским гражданством сейчас у нас в России?!)

В. Фрей основал в России “небольшое братство”, куда входил, в частности, В.И. Вернадский (см.: Мочалов И., Л.Н. Толстой и В.И. Вернадский // Русская литература. 1979. №3. С. 194–195). По мнению В. Фрея, “вместо поблекшего образа Христа подымается теперь образ Человечества”. (Фрей В. Русские пропилеи. T.1. М., 1915. С. 302–303).

Как способ “сосуществования” различных ориентаций интеллектуальных систем ради самого Человечества и его блага и создана ноосферная защита. По существу такая секуляризированная форма христианского учения при необходимости может быть трансформирована в другое аутентичное учение, т.е. схизму.

Поэтому, возможно, и прав безымянный автор статьи в “Богословских трудах” (М., ЖМП, №24, 1983, c. 259), который заметил: « Весьма вероятно, что именно к “религии Человечества” восходят истоки распространенного в современной натурфилософии понятия “ноосфера”, связанного в первую очередь с работами В.И. Вернадского и очень напоминающего то, что В. Фрей называет “душою Человечества”» .

Так, трагические минуты жизни Н.Г. Чернышевского привели одного из свидетелей казни к мысли о религии Человечества вообще, в то время как другой философ-интеллектуал рассматривает ноосферу как средство Человеческого Бытия.

Каузально-историческая проблема ноосферной защиты интеллектуальных систем неразрывно связана с проблемами межпрофессиональной и внутрипрофессиональной разобщенности интеллектуальных систем, бич которых солипсизм самоидеи. Солипсизм самоидеи заключен в полной циклизации энергии личности. Той энергии, которая, по утверждению И. Дамаскина (Точное изложение православной веры. Кн. 2. Гл. 23. C. 101–102), “есть естественное, врожденное движение всякой сущности”.

Каузально-историческая проблема ноосферной защиты интеллектуальных систем выражается, с другой стороны, в причинно-следственной связи тех исторических событий, которые имели и имеют место в развитии, например, государства России, где и ставится, прежде всего, вопрос о ноосферной защите интеллектуальных систем. Именно интеллектуальная система способна рассмотреть и установить связь между” веком нынешним и веком минувшим”.

И в этом плане “благонадежно ли”, если такая система фактически умозрительно обратит внимание присутствующих на ригористическую связь времен: “Сверху дается полная свобода: всякое челобитье о каком-либо новом порядке принимается, пусть распоряжаются, как хотят; поссорятся, одни захотят одного, другие другого — правительство приказывает спросить всех, чтоб узнать, что хочет большинство?” (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М.: Мысль, 1991. T. 13, с. 174). Разве эта эпоха царства Алексея Михайловича не поучительный пример сегодняшнего дня (“Берите демократии, сколько хотите”)? Но учит ли чему-нибудь история общество, где интеллектуальные системы беспомощны и не защищены, где ни в “беспомощных сиротах, ни в холопах нельзя искать силы и самостоятельности”. Сегодня прочитали, завтра поверили, послезавтра начали действовать (Леня Голубков и его старший брат Иван, Марина Сергеевна и полюбившаяся просто Мария — АО МММ). А вот какая-то часть общества вспоминает, что когда-то П.А. Столыпин так много сделал для России, и является снова мысль реализовать им недоделанное, канонизировать Николая Романова в святые угодники, а Распутину соболезновать, проповедовать казацкую нагайку в качестве формы казацкой вольности!

Что это? Неужели дух столыпинщины не выявлен до конца в рамках интеллектуальных систем? Да ничего подобного, все давно было и раньше ясно. Причем кому? Да графу С.Ю. Витте, которого уж никак не обвинишь в отсутствии желания блага России, что признает даже великий критик графа, перекрасившийся академик Е.В. Тарле (см.: Тарле Е.В. Опыт характеристики внешней политики. Граф С.Ю. Витте. Соч. М., 1958. Т. 5. С. 511–566).

Так что же пишет граф относительно методов перестройки П.А. Столыпина? А вот что: “... под видом смягчения состояния, в котором находятся жители данной местности, вводится полнейший произвол администратора (Не этого ли желают начальники от регионов? — С.А.К.).

Такой вид положения совершенно соответствует характеру Столыпина: с одной стороны, показывается либеральность, а с другой стороны, под видом этой либеральности допускается подличать”. (Витте С.Ю. Соч. М., 1960. Т. 3. С. 483). Вот пример того, что совершенно ясный постулат о существовании причинно-следственной связи, лежащий в фундаменте профессиональной деятельности интеллектуальной системы, превращается, как и ранее в государственной системе, в фарс, где “не слова, не речи, не статьи, а дела, дела, дела — вот единственное, что важно”.

Итак, очередная проблема ноосферной защиты интеллектуальных систем заключается в поисках путей сохранения причинно-следственных связей, формируемых интеллектуальной системой, и причем таким образом, чтобы найденные логико-познаватель-ными средствами пути не превращались психологией “холопов” в скверные и давно осуждаемые поступки. Как здесь не вспомнить, что только Благо Человечества (ноосфера) — истинный путь и цель интеллектуального знания. Благо же порождается духом и волей интеллектуальной системы, как Красота воспринимается душой и чувством, а Истина — не сухое собрание фактов в хаотичном мире информации, а результат действия ума и представления его в форме идей. Сама же ноосферная защита — способ гармонизации идей и информации, конвертируемых в действие посредством материального плана.

Заканчивая краткий “экскурс в гистологию клеточного строения” принципов и проблем ноосферной защиты, я позволю себе заключить сказанное хорошо известным принципом, который стихами Гете формулируется так:

...............пожалуй, этим

Вы угодите дуракам и детям:

Но сердце к сердцу речь не привлечет,

Коль не из сердца Ваша речь течет.

Сегодняшние кумиры хотели бы переосмыслить свою скромность через призму великих деяний прошлого. И к столетию Н.С. Хрущева “интеллектуальный гомуж” — г-н А.Н. Яковлев уже витийствует, уподобляя Хрущева Александру – Освободителю. “Вертеры-услышкины” на подмостках политического шоу и в газетной макулатуре вздувают свои липовые акции за подаяние должностей с барского стола, утилизируя историю Государства Российского аж со времен Петра I, извращая понятие империи. “Воззри, Господи, на деяние детей своих, бо не ведают, что творят”.

Петр I велик и для “современного глазу”. Но не войнами, злосчастьем и бедами, не убийством собственного сына, не уничтожением средневекового пласта культуры на Востоке, не вынужденным самосожжением старообрядцев, не костями, лежащими в основании “бурга” святого Петра, Таганрога и Воронежа, не нарушением уз таинства брака и мезальянством императорской крови в последующих поколениях дома Романовых... От деятельности Петра и птенцов его гнезда сформировалось чувство Родины!

Поэтому первое и непременное качество эпохи Петра заключается в чувстве, которое получило государственное оформление и которое проникло в поры общественного воспитания, — в чувстве принесения общественной пользы государству.

Это чувство возникло и сформировалось на фоне “физической разбросанности, разрозненности народа”, которым “соответ-ствовала нравственная несплоченность общества и потому невозможность выработать крепкие нравственные границы...” (Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом. М.: Мысль, 1984. С. 63).

Современная ситуация в форме думского и сенаторского вариантов, в форме бесчисленных и бесконечных указов и постановлений, обещаний, ласканий, но не дела — вот причина, по которой наш бедный и измочаленный народ окунулся в премерзкие нравы русского же народа допетровской эпохи, когда “пред другими народами русские являются обманчивыми, неверными, склонными к воровству, неучтивыми в беседе, нечистоплотными. А отчего все это происходит? Оттого, что всякое место наполнено кабаками, заставами, откупщиками, выемщиками: люди отовсюду и везде связаны, ничего не могут свободно делать, трудом рук своих не могут свободно пользоваться... А целовальники и притеснители народа, не получая достаточного жалованья, не могут как должно исполнять своих обязанностей, нужда заставляет их искать корысти и брать подарки от воров.” (Соловьев С.М. Соч. Кн. VII. Т.13. С. 151.)

Итак, Петр I задолго до “общественного договора” Руссо воззвал к совести народа принесением им общественной пользы при “всех обстоятельствах и от всех чинов и званий”, забвение которой и есть трагедия нации. Второй гениальной свершенной им задачей является изменение структуры русского языка. Структура языка определяет структуру сложности сознания, возникновение в личности той бытийной опоры, в которой заключено самосознание нации. Французы и немцы уже говорили на современных национальных языках. И дело не в том, Лесаж или Лютер формировали этот язык и какое влияние на языковую канву, например, немецкого языка через латинский оказал Эразм Роттердамский, но дело заключается в том, что новые задачи общества, социальные, нравственные, экономические, выражаются через язык как форму аналитического и образного мышления и лишь последнее переходит рано или поздно в действие. Когда говорят, что « Государь под влиянием кукуйцев “онемечивался”» (Семевский М. Царица Катерина Алексеевна. Л.: ХЛ, 1990. С. 27), то на самом деле это лишь вхождение “в образ”, а образ — “понятие расширительное”. Поэтому для германских принцесс “при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно бы видеть в нем меньше грубости” (Трехсотлетие дома Романовых. М.: Современник, 1991. С. 124).

И, наконец, третья классическая задача, которая была решена Петром I, — это создание им полноценного и полновесного рубля талерового достоинства и высокой пробы. Только одно это событие, продолжавшееся при жизни Петра в течение 25 лет (1701–1725), в экономическом и моральном отношении подняло государство и личность на ступень общественной независимости, в отличие от предыдущих русских царей с их переплавом любекских талеров в русскую серебряную копейку. В этом плане Петр I оставил позади себя по значимости проведенной денежной реформы и будущего победителя Аустерлица — Наполеона, который ввел пятифранковую серебряную монету, но, чтобы ее внедрить в сознание народа, ему потребовалось в одну из монет запечатать шелковый вексель об обязательстве его правительства заплатить владельцу миллион франков (Монета не найдена. Обязательства правительства Франции сохраняются!).

Тем самым Петр I не мельчил русскую монету, но укрупнял ее. Все, что делается гомужами сейчас, — это антипетровская эпоха, скорее всего, это эпоха не русская, она сходна с эпохой Наполеона III. Все наоборот. От звезд к терниям. Ура!

А не российский ли сейчас мир гноится и живет вещественным чувством бесчисленных “измов”, которые сменили сонный дух забвения коммунизма на жалкие туловища постсоциализма — смердящего классового врага! Когда личные естественные надобности современных ораторов, произносимые без направления к людям, не имеющие вопросов и предложений, не говоря о способе их решения, а выражающие лишь сомнение и желание исполнять нашу жизнь по чужому записанному замыслу полной перепланировки и благоустройства, когда “измы” теплым, тихим, лукавым покоем обволакивают тела бывшей босоты — советских людей, есть одно лекарство для России — терпение.

Отсутствие этого лекарства на окраинах Великой и Неделимой России, где праздновал свой рай “дюфцит с заднего кирильца” от непростого, “как простой инженер, а от товароведа, директора магазина, от завсклада”, — есть кровь, есть нацизм, а не нация и национальность, есть отрицание государства как Господом дарованной Благодати. Не за этот ли “дюфцит” райского времени расплачиваются сейчас Армения, Грузия, Азербайджан, вспоминая в лице своих лидеров теплые времена старческого ареопага маршала Брежнева? Не об идеалах ли ницшеанского Сверхчеловека в мусульманских одеждах ратуют иные господари наших южных окраин?

Идеалы часто цитируемого Ф. Ницше... Дело в том, что Ф. Ницше более гениальный поэт и эстет, чем философ. Его самобытность — это самобытность философского образа. Поэтому он силен в области критики философских систем. Его незабываемая критика христианства в работе “Я антихристианин” свидетельствует об этом в полной мере. И поэтому он всегда впереди воинствующего материализма, т.е. ленинизма. Об этом в первую очередь забывают его критики “партийного образца”. Но Ф. Ницше — творец идеи Сверхчеловека. И за это его нужно только хвалить “болоту”. Ведь это и есть секуляризованная идея безбожия Человека и его всемогущества. Но за идею же Сверхчеловека все человечество должно благодарить этого сильного и слабого философа. Он открыл путь личности, сделал ее той бесконечной силой, которой нестрашно одиночество и которая в своем индивидуализме способна на интеллектуальный порыв. Есть и еще одна важная особенность полезности этой философии для становления молодого поколения. Отвлекаясь от могущества сверхчеловека, личность путем отрицания приходит к самоуничижению, и это и есть начало Сверхчеловека к исполнению Нагорной проповеди Спасителя. Невозможно “сузить личность”, но путем “творческого энтузиазма” Сверхчеловека можно поднять на высоту, с которой смирение есть путь самозащиты Сверхчеловека от разрушения, и в этом смысле докторская диссертация патриарха Сергия является синкризой между идеей Сверхчеловека как культа христианства и идеей стяжания вечной жизни при физическом существовании Человека. В последнее время это почему-то стало называться “сергианством”.

Так жизнеутверждающее учение Ф. Ницше может быть истолковано с “различными оттенками”. Почему? Да потому что он поэт-философ, а не философ-поэт. Так и И.С. Бах есть не просто музыкант, а музыкант-философ. Отсюда та неопределенность в категориях философии, которая так свойственна поэзии, мыслящей образами, и в таком смысле, если говорить физически, порождается своего рода принцип “неопределен-ности”, который и сказывается в смещении понятий философии и многогранной неоднозначности восприятия этих категорий интеллектуальной средой.

Но ведь она-то (эта среда) и должна “ломать голову”. Вот почему философия Ф. Ницше полезна для обучения, если обучающиеся хотят стать самостоятельно и критически мыслящими людьми, т.е. людьми интеллигентными. Однако это вовсе не означает, что христианская этика с ее морализирующими принципами не есть тот стержень, который свойствен для человека эллинского склада ума, как для китаизма — конфуцианство, мусульман – магометанство, и как для любого человека с его биологической формой бытия — реальное существование в мифе.

Господи, “помози поелику мозно”, не держать камня за пазухой на все злодеяния и злопыхательства, от страстей человеческих исходящих. Дай силы прожить день в добром расположении сердца, незлобии, терпении, смирении, оставлении грехов, вокруг мятущихся, бесов привечающих, целомудрии и чистоте, умилении и успехах духовных, борении уныния, простоте сердца, трудах ревностных и счастливых, неуклонной надежде — двери беспристрастия, преодолении искушения клеветы и злословия — поскольку весь мир не стоит одной души. Что в этом неестественного?

Если даже не касаться Петра I и петровской эпохи, а просто взглянуть на образование европейской государственности, то и здесь, начиная со средневековья повсеместно прослеживается это лекарство как проблема решаемая: терпимость к ВЕРЕ, НАЦИИ, КОНСОЛИДАЦИИ ЗЕМЕЛЬ. Папизм как форма греховности породил англиканскую, галликанскую церковь, кальвинизм и лютеранство. Как только, например. во Франции стала возможна веротерпимость и гугенотам (после Лярошели) с католиками, благодаря усердию кардинала Ришелье, позволено было почувствовать себя подданными государя — французами, Франция становится мощным единым Государством в отличие от остальной Европы, раздираемой национальными войнами со стороны Испании, Австрии, Чехии, Венгрии, Баварии, Польши и Швеции. Дух тридцатилетней войны в Европе и дал единое откровение — терпимость. А сейчас ... “Лучшие законы бесполезны, если они нарушаются”, — констатировал еще Ришелье (Черкасов П.П. Кардинал Ришелье. М.: МО, 1990. С. 379). “Жатвы бо много, делателей же мало...”

Шахрай, Шумейко, Шохин, Жириновский и Черномырдин-новые политические имена... от слова ли Божьего? Ибо “внутрь вас есть Царствие Божие, и нуждницы восхищают его”. Они лишь приют заблудившемуся в эксплуатации человеку. И жить с ними люди будут без жизни и движения. Д.И. Фонвизин спрашивал Екатерину II: “Отчего у нас начинаются дела с великим жаром и пылкостью, потом же оставляются, а нередко и совсем забываются?” Ответ: “По той же причине, по которой человек стареется”. (Фонвизин Д.И. Полн. собр. соч. Спб, 1893. С. 177.)

Но всем хорошо известно, что на самом деле в России просто “отсутствует правильное государство и разумным элементам приходится жить в отсталом классе”! В нашем же случае, взгляд, обращенный в прошлое, не находит ответа на полный тоски вопрос. И остается уповать на мудрые слова старца Льва: “... источник молитвы у всякого есть; но отверзается он или постепенным углублением в себя, по учению отцев, или мгновенно Божиим сверлом.”И у нас теперь “сеятель не сеет, а земля не приемлет”. А все почему? Мы уже поняли, что при коммунизме — “народ худой” и с усердием жадности, работая лопатой, счастья не построишь. Теперь с Востока грядет публицист А.И. Солженицин, о прозорливости и даре рассуждения которого много говорилось, писалось и размышлялось, а в последнее время Сербская Церковь наградила его своим высшим орденом — святого Саввы. Но если дело со стороны Церкви до наград доходит, то не лучше ли просто полагаться на слова старца Силуана: “Держи ум свой во аде и не отчаивайся”. (Старец Силуан. Жизнь и поучения. Минск: Ново-Казачье, 1991. С. 196–201.) Ведь известно, что не те деятели Церкви, которые о Боге много говорят, ближе к Нему, а те, которые имеют Его в своем сердце. Мы же как носильщики своего времени будем, видимо, и далее трудиться только из общественной повинности — в порядке подворной очереди.

Вот почему многие желают сейчас по прошествии лет трудового процесса вследствие роста слабосильности и задумчивости на общем фоне радости демократии на вольном воздухе созерцания лучше понять свое будущее и не облокотиться на нежную тьму посулов государственных законов, а под грустные звуки мучимого сердца, окруженного жесткими каменистыми костями, самостоятельно продолжить вне государственных институтов стяжание Духа Небесного. То есть, наевшись завтраком, обедом или ужином, слабым голосом сомнения подвергать анализу собственную деятельность, а не спешить со страхом совести на лукавые и лишенные жизни академические собрания и встречи с сотрудниками госучреждений со скрытой злобностью во взгляде.

Как не хотелось бы убывать в чувстве своей жизни за время сомнения в ее правильности, но, потеряв готовность лица в обществе, хотелось бы почувствовать свою душу. Ведь сказал старец Лев: “... если и ты облечешь себя о Христе во образ внутреннего инока, то не беспокойся много о внешнем образе, хотя и не погрешительно желать сего”.

Но это желание сберечь силы от служебного износа для личной жизни не есть леность, чтобы уснуть и расстаться с собою, а есть восстание против нее с твердым намерением с помощью Божией одержать победу над истомленной бессмысленностью добыть истину из праха, например, обездоленной Высшей школы, умершей травой стелющейся под ногами.

Поэтому главная истина: “Смотри на людей и живи, пока родился”, — сохраняется как умеренное послушание, которое ежечасно хотелось бы совершать, получая от него немалую пользу.

Неудивительно, что принцип “терпения” интеллектуальных систем по существу есть принцип “выживания” безотносительно ко времени существования системы.

Этот грустный, но достаточный и необходимый вывод очень умело использовал болгарский писатель Богомил Райнов в известном детективе “Что может быть лучше плохой погоды” как принцип поведения разведчика, работающего в экстремальных условиях чужой страны.

Но весь вопрос в том: неужели страна, в которой интеллектуальная система — по существу система конструктивно-творческая, есть “чужая страна”?

ГлаваVI.

Генетика трудологики

как идея истории

21. Генезис, генетика трудологики и ноосфера.

22. Философия истории и "этногенез Л.Н.Гумилева".

23. Генетика трудологики ? история "этногенеза".

24. Парадигма "прогресс « регресс" в трудологике.

Да нет никаких противоречий с законом сохранения энергии и быть не может! И если это можно как-то извинить в рамках исторического литераторства, то дальнейшие комментарии по этому поводу в адрес знаменитого геохимика вообще излишни, поскольку ясно, что пролетарий совершает работу, когда "кует мечи на орала", но семья и учитель ученика совершают работу воспитания и образования. И хотя качество этой работы различно, но количество равномощно.

Поэтому, кажется, весьма заманчивым найти путем простой аналогии связь между этногенезом (происхождением народов), т.е. формирование его исторических, лингвистических, антропологи-ческих особенностей, как функции "второго биогеохимического принципа" Вернадского, где разбирается "учение о биогенной миг-рациии атомов ? направленности эволюции и становления ноосферы". Разъясняя это "прозрение В.И.Вернадского" в книге "Этногенез и биосфера Земли", Л.Н. Гумилев приводит следующий пример для обоснования своей основной идеи: " Девочка бросает мяч в стену, мячик отскакивает обратно. Толкнула мяч не стена - она его отразила. Это процесс короткий, и поэтому причинно-следственная связь ясна, но если такой же процесс длится веками, сведения о которых отрывочны, а иногда запутанны, то связь между биосферным импульсом - рукой девочки и обратным движением - мяча от стены, легко может потеряться для исследователя. Ему будет казаться, что стена бросила мяч от себя, т.е. он увидит прямую связь вместо обратной.

Если же допустить, что человеческий разум, создающий философские концепции, романы, мифы, легенды и т.п., - путь не к ноосфере, а к экрану, отбрасывающему биохимические импульсы, как зеркало отбрасывает солнечный луч, превращая его в блик ("зайчик"), то противоречие с законом сохранения энергии исчезает, а обратный путь биохимического импульса, зафиксированный человеческим сознанием, будет тем, что принято называть мироощущением, которое не следует смешивать с явлением сознания - мировоззрением. Но коль скоро так, то мы уловили механизм связи духовной культуры, в том числе спекулятивной (умопостигаемой) философии с биосферой, к которой принадлежим мы сами. Правда, вывод получился неожиданным. Вакуум выступает как ограничитель энергетических импульсов живого вещества; именно он является препятствием для совершенствования, и не кто иной, как он, вносит в биосферу Земли искажения, нанося ей удары за счет смещения направления импульсов, поступивших от нее же. Продолжая аналогию, можно сказать: первоначальное явление природы, отброшенное от экрана-ограничителя - вакуума, превращается в деяние, обусловленное свободной волей человека. А последствия деяний непредсказуемы; они могут быть благодетельны и губительны, тогда как результаты явлений всегда нейтральны: они лежат вне сферы добра и зла, прогресса и регресса, пользы и вреда для порождающей их биосферы. Ей любые процессы безразличны, кроме тех, которые идут от разума.

Итак, мы нашли ответ на вопрос, поставленный В. И. Вернад-ским, и вернулись к первому биогеохимическому принципу: "Биогенная миграция атомов химических элементов в биосфере всегда стремится к максимальному своему проявлению". Этого одного необходимо и достаточно для того, чтобы объяснить все процессы биосферы, в том числе этногенезы, как некое сложное и многообразное единство….." и далее еще яснее следует умозаключение: " Универсальность и специфичность отмеченного нами взаимодействия позволяют выделить его изучение в самостоятельную, пограничную область науки и как сочетание истории с географией назвать - этнология".

Так "сочетание истории с географией" кладется в основу этнологии, но "этого,? так чувствует автор, ? недостаточно ". А потому дается "второе приближение" определения "этнос": " эт-нос - специфическая форма существования вида Homo sapiens, а этногенез - локальный вариант внутривидового формообразования, определяющийся сочетанием исторического и хорономического (ландшафтного) факторов". Тем самым "прозрение В.И. Вернадского" как бы продолжается. Но из философского литераторства (ФЛ, Анри Бергсон) и техногенного литера-торства (ТЛ, В.И.Вернадский) переходит в область истори-ческого литераторства (ИЛ, Л.Н.Гумилев).

Далее следует определение места этногенеза среди других наук: "Таким образом, следует поместить нашу проблему на стыке трех наук: истории, географии (ландшафтоведения) и биологии (экологии и генетики)" и кульминация введения новой науки завершается основной мыслью: " Общественное развитие может оказать воздействие на формирование или разложение этносов только при условии своего воплощения в истории, как политической, так и культурной. Поэтому можно сказать, что проблема этногенеза лежит на грани исторической науки, там, где ее социальные аспекты плавно переходят в естественные".

Т.е. "общественное развитие" появляется теперь как бы между прочим, но, вдруг, оказывается очень важным, поскольку "может оказать воздействие" на тот самый этнос, который то ли фор-мируется, то ли разлагается. При этом "общественное развитие" это уже у Гумилева нечто от Канта " an sich und fuer sich". Здесь нет ни овеществленного труда, ни труда вообще. Здесь нет работы. Общество замкнуто в своем "этногенезе" истории с географией. Оно не работает. Но у него есть " "страсти и побуждения", которые изобрели "Ч.Дарвин и Ф.Энгельс", поскольку "положили начало этому типу исследований". Так формулируется сущность "этноса " автором работы "Этногенез и биосфера Земли".

В дальнейшем мир Л.Н.Гумилева предстает как увлекательное шествие этноса в "страстях и побуждениях" (ох, уж эти Ч.Дарвин и Ф.Энгельс! Сколько крови всем попортили. Но без них никуда! Даже, если совсем извратить их мысли!) по той самой истории, которая с географией отражается от стенки-экрана, отбрасыва-ющего "биохимические импульсы, как зеркало солнечный луч".

Безусловно, разумность проблемы существует в том смысле, что история, география, экология, как равновесие прогресса и регресса в геосфере и биосфере, генетика оказывают непосредственное влияние на развитие и происхождение народов ? этногенез, т.е. влияние на формирование его исторических, лингвистических и антропологических особенностей вида Homo sapiens. Но "вакуум, биохимические импульсы как зеркало солнечного луча, стремление биогенной миграции атомов к своему максимальному проявлению" как и прочий "инструментарий" подобного толка способен только расширить понятие этноса, этногенеза, но, увы!, не до категорий научного подхода к пониманию идеи истории этноса, как формы, образа формирования процессов труда в общих отношениях вещей и людей и в тех явлениях особенного, что порождают качество и количество труда в проявлениях взаимоотношения этноса в самой геосфере, биосфере, нооосфере.

Нет! "Инструментарий", используемый Л.Н. Гумилевым для научной истории этноса, оказывается сотканным из той материи, которая представляет нам "голого короля". Факты истории этноса оказываются облеченными в одежды истории рассказчика, т.е. литераторства истории, которые не теряют своей привлекатель-ности, как чтиво. Это прекрасно понял уважаемый академик Д.С. Лихачев, который с высоты своей позиции и возраста в предис-ловии к книге Л.Н.Гумилева "Древняя Русь и Великая степь" пишет, что " не желает спорить с Л.Н.Гумилевым по частностям", поскольку "частности" ? это "мир Гумилева", т.е. весь Гумилев и все его творчество как любопытное историческое литераторство, которое нужно "принимать или не принимать как целое".

Но дело как раз в том, что интуитивно Л.Н.Гумилев прав, когда гениально "чувствует" значимость биосферы как таковой, ноосфе-ры как таковой в формировании этногенеза, как происхождения народов. Но поэтическое чувство, мышление образами ведет его как раз по пути исторического литераторства этноса. В рамках его работ оказываются "страсти и побуждения", которые должны в силу принятого за основу "инструментария" вылиться в создание новых "категорий". Их незамедлительно изобретает автор, являя любопытствующему читателю: "пассионарии, пассонарное поле, пассионарность, пассионарный импульс, пассионарный признак, пассионарный толчок, пассионарное напряжение" и т.д. и т.п. . Один из основных признаков всякой научной концепции "принцип дополнительности", требующий от научной теории "необходимого и достаточного числа постулатов", терминов и категорий нару-шается здесь "естественным путем". А иначе и не может быть. Ведь факты истории как поле истории, а Л.Н.Гумилев бесспорно мастерски владеет этим материалом, для него не есть идея истории как " общественное развитие", или как " овеществление труда", или как "отношение людей, вещей и частей мира в общих и особенных чертах и явлениях" все в той же геосфере и биосфере. Идея истории оказывается у него не историей для "человеческого самопознания", т.е. познания сущности человека вообще, познания человека личностного в своей личной свободе, в которой он есть сам, а ни некто другой. Прошлые действия человека и тем более этноса как происхождение народа в результате овеществления им как ноосферной составляющей максимально полезной формы работы, т.е. труда, не представляет для него ценности, что вполне естественно, поскольку "историческое литераторство" не ставит да и не может поставить перед собой задачи выявления того, что представляет собой человек? этнос и что он сделал в прошлых своих действиях, чтобы в настоящих действиях опознать самого себя, свою этническую сущность в новых умозаключениях, т.е. в новом знании. Тем самым "историческое литераторство" оказы-вается носителем и распространителем помыслов, а не мыслей. А потому "историческое литераторство" ? есть "чтиво", т.е. существительное от действия старославянского глагола "чести", "честь"? читать. Но что хорошо для приятного и развлекательного время провождения в момент чтения, то не может служить основа-нием и требовать от "чтива" ? "это есть наука!", даже если оно ("чтиво") оперирует инструментарием "Толковый словарь понятий и терминов", т.е. "определений", которые "необходимы во избежание возможных в будущем недоразумений с оппонентами при трактовке основных понятий этнологии".

Следует обратить внимание на тот факт, что, в полном смысле этого слова, гениальность исторического литераторства Л.Н.Гу-милева состояла в интуитивном, т.е. подсознательно алгорит-мически образном, представлении истории этногенеза как функции биосферы. Понятие биосферы, которая есть "оболочка Земли, состоящая из живого вещества и продуктов его деятельности, обладающая антиэнтропийными свойствами", такая совершенно справедливая категория была, скорее всего, подсказана ему А.Н.Зелинским, Ю.Г.Шишиной, которые были знакомы с кон-цепцией проф. Н.И.Кобозева по его книге: "Термодинамика процессов информации и мышления", М., МГУ, 1971. Но, естественно, категория "антиэнтропия" и ее связь с категорией "биосфера" не могла быть понята автором "этнологии", как сущностная, отражающая неопровержимость первого и второго законов тер-модинамики в овеществлении ими в геосфере, биосфере, ноосфере принципа труда, т.е. панорамы способов извлечения максимально полезной работы, как трудологики. А потому вся история этно-генеза в классической формулировке происхождения народов, формирующихся как таковые в его исторической, лингвисти-ческой, и антропологической особенности, как "генетики трудо-логики", оказывается за пределами метода "этнологии", как исто-рии литераторства Л.Н. Гумилева. Вот почему по Л.Н.Гумилеву "Рожденние этноса происходит в негэнтропийный момент", а не в "антиэнтропийный момент"! Он не понимает, что "негэнтропия" и "антиэнтропия" это сущностно различные категории. Первая характеризует процесс упорядочения, связанный со снижением величины энтропии, т.е. меры деградации энергии. Вторая же ? "антиэнтропия" является компенсацией энтропийных процессов, приводя к самопроизвольному извлечению максимально полезной работы из системы и объясняет акт дискурсивного поведения ноосферы в отличие от рассудочного поведения биосферы. И рождение "этноса" потому никак не может происходить в "негэнтропийный момент", поскольку в этом случае "этнос" являет собой свору бродячих собак и уж никак не может обладать ментальностью и рефлексивностью сознания, которая и позволяет соотносить такой этнос с ноосферой, что и делает уважаемый профессор в своей работе "Древняя Русь и Великая степь" в части третей "География ноосферы X-XI веков".

Гениальность интуиции исторического литераторства Л.Н.Гу-милева, видимо, как раз и состоит в том, что практический опыт исторических фактов развития этногенеза, накопленный его реф-лексивным сознанием, вплотную заставил его подойти к понима-нию генетики трудологики, как идеи истории развития геосферы, биосферы и ноосферы, принципы которой лежат в овеществлении труда, как работы, без нарушения законов термодинамики. Отсюда и его многочисленные цитирования "3-его биогеохимического принципа В.И.Вернадского"? "Разум не является формой энергии, а производит действие, как будто ей отвечающие". Специфика профессионализма не позволяет обоим увидеть, что "ключ и замок разума" как раз и состоит в том, чтобы производить самопроиз-вольно максимально полезную работу, как труд, в "режиме генетики трудологики ноосферы". При этом "энергия" не есть работа, не есть тепло, не есть электричество и т.д. и т.п., но есть форма проявления работы, тепла, электричества. Одним словом, Иоанн Дамаскин в X - веке лучше понимал смысл категории "энергия", чем великий геохимик В.И.Вернадский и великий этно-лог Л.Н.Гумилев.

"Антропологические особенности" и "специфическая форма существования вида Homo sapiens" говорят в пользу конкретности первой и подтекстовой сущности второй категории, объем смысла которой может быть расширен или сжат без должных на то осно-ваний. Что и реализуется в дальнейшем исследователем "истории с географией" при установлении "связи времен" и "логики событий", по которым "славяне", "поляне", с одной стороны, и "россы", "руги", "россомоны", с другой, имея при встрече равную "пассионарность" - "эффект избытка биохимической энергии живого вещества, порождающий жертвенность ради иллюзорной цели" -, по мнению автора новой формулировки этногенеза, "слились в единый этнос" после того "как полянский этнос…получил удар, чуть было не ставший смертельным". А уж коли "этнос распадается, то высвобождается часть энергии, идущая на миграцию". Так случилось с потомками "антов IVв., победивших совместно с россоманами и гуннами готов", которые к "началу IXв. имеют свой "каганат" … с центром в Киеве, и царя по имени Дир" (Л.Гумилев. "Древняя Русь и Великая степь". Москва, АСТ,2000,стр.169).

И хотя "свет в окошке" истории как время плетет невода, но превращение антропологических особенностей "в специфическую форму Homo sapiens" пока еще не ясна, хотя, как видим, по мнению Л.Н.Гумилева очень даже полезна ? все объясняет. Но ясность все же непременно наступает. "При создавшейся расстановке политических сил выиграли хазарские иудеи… Пос-ледней нерешенной задачей хазарского правительства оставался Русский каганат с центром в Киеве". - (Там же, стр.172). "История с географией" просветляется. А тут еще выясняется, что Карл Великий "особым указом позволил иудеям жить по их обычаям" в землях Каролингов, о чем славно и давно сказано у Г.Вебера в пятом томе его "Всеобщей истории" на стр.432.

Наконец свершаются подъяремные сны и тишина конской думы бросается жребием в свет истории: "В державе франков с победой христианства рабство исчезло и слово "servus" стало означать крепостного, который мог быть продан только со своим земельным участком. Зато славянские земли в IX-Х вв. стали для евреев источником рабов, подобно Африке XVII-XIX вв. Каролингское правительство по мере ослабления своих сил в борьбе с феодалами расширяло права евреев. В баварско-славянской таможне в Пассау в 906 г. еврейские работорговцы были уравнены в правах с хрис-тианскими купцами. Славянские юноши и девушки отправлялись отсюда через Верден, Лион и Нарбонну в Испанию к арабам, на пополнение гаремов и обслуги ( Там же,стр.235)".

"Локальный вариант внутривидового формообразования" по Гумилеву продолжает бушевать в лице хазарских евреев: "Не ус-пел еще польский король Мешко (960-992) утвердить в своем королевстве латинскую веру, как евреи уже завели там торговлю солью, пшеницей, мехами и венгерским вином. Простодушные поляки гостеприимно встречали иноземцев, ибо кошмар хазарской системы их не коснулся, и они не представляли последствий своего радушия. Но киевляне, успевшие понять, что к чему, категорически отказались повторять хазарский эксперимент. Поэтому их внимание повернулось к Константинополю.

Греки умели торговать не хуже евреев, но торговали иначе. Славянские юноши были им нужны не как рабы, а как воины, которых было удобнее нанимать, нежели покупать. А посредничество еврейских купцов в Х в. им было вовсе не нужно, потому что с Востоком Византия граничила непосредственно".

Вот, оказывается, что делает "акматическая фаза" сиречь "колебания пассионарного напряжения в этнической системе после фазы подъема на предельном для данной системы уровне пасси-онраности", т.е. "избытка биохимической энергии живого вещест-ва". Ох, уж эти евреи! Опять евреи! Избытка "биохимической энергии у них, хоть отбавляй. Словно сговорились… Вся история будто бы держится на евреях и евреями погоняет. А все остальные только от этого страдают в своих "каганатах" из-за недостатка биохимической энергии, т.е. пассионарности. Вот так.

Вот так творится история как "этногенез Л.Н.Гумилева", ничего общего не имеющая с историей этногенеза вообще и историей философии в частности, но являющая собой бесконечное число любопытных, иногда фактов, иногда предположений, иногда мнений, иногда мыслей, иногда умыслов, но чаще всего помыслов, как это и следует быть для "истории литераторства". Но ведь никто не считает историком Вс.С.Соловьева, одного из зачинателей истории литераторства, а историком все считают его отца С.М. Соловьева. Скорее всего, здесь тоже несколько похожая история, но в обратном порядке. В Л.Н.Гумилеве говорит поэт истории ус-тами его отца Н.С.Гумилева. Казалось бы, странно говорить и писать так о человеке, труды которого издаются в серии: "Класси-ки исторической мысли". Но не следует забывать, что "нынешний классик", еще недавно имел возможность с легкой руки Л.С. Шаумяна, учредившего для "пишущей братии" в ВИНТИИ "Депо-нированные работы", публиковаться в этом полулегальном изда-нии. И его скромный голос критики ак. Б.А.Рыбакова, идававшего свою работу "Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв.",М.,1982 в роскошном подарочном варианте в переплете из кожезаменителя, звучал несколько беспомощно:

"…однако есть и такое соображение (это о работе Б.Рыбакова-С.А.К.): "Феодальная раздробленность являлась, как это ни парадоксально на первый взгляд, результатом не столько дифференциации, сколько исторической интеграции" - и пояснение к нему: "Киевская Русь была зерном, из которого вырос колос, насчитывавший несколько новых зерен-княжеств"-стр.472 у Б.Рыбакова-, но никак нельзя считать это раздроблением, распадом, регрессом, движением вспять-стр.470-, хотя Владимир I строго следил за единством Руси". Видимо, он поступает "не прогрессивно", ибо уже "для эпохи Юрия Долгорукого единство Руси - лишь дальняя историческая традиция" - стр.404".

В смысле источниковедения Л.Н.Гумилев несомненно нахо-дится на высоте, свободно владея этим "инструментарием научной истории". Его слабость ? сведение идеи истории не к общепри-нятой категории этногенеза, а к возбуждающей его сознание категории "этногенеза по Гумилеву": "Этногенез — процесс, идущий по ходу времени: от пассионарного толчка к гомеостазу при рассеянии энергетического заряда. Поэтому движение «вперед» вовсе не означает постоянного улучшения и потому не может быть названо прогрессивным. Ведь на организменном уровне последовательное развитие системы ведет к старости и распаду на элементы для очередного обновления. На этническом уровне закономерность та же". - Там же.,стр.719.

Расширяя понятие "этногенеза" вплоть до исключения из него исторического движения народов "вперед" во времени, как функ-ции прогресса, "этногенез Л.Н.Гумилева" нарушает скрытую сущность философии истории, как научного метода, основы-вающуюся на принципе "бритвы Оккама": "entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem" ? "не следует умножать сущ-ности без необходимости".

В указанной формулировке этногенеза история развития Homo sapiens уподобляется развитию живого, т.е. биосферы, в то время когда именно Homo sapiens по своей сущности, качеству и развитию принадлежит ноосфере. А потому говорить об отсут-ствии прогресса в истории развития самоосознающей и самопоз-нающей себя системе бессмысленно, поскольку в это случае, как уже обращалось внимание, сообщество homo sapiens есть средо-точие пауков в банке или своры бродячих псов. Все дело в том, что признавая гомеостазис, как способ регуляции ноосферы в условиях внешних и внутренних воздействий, следует с необходимостью и достаточностью признать и динамическое равновесие, как гомеос-тазис "прогресс « регресс" в системе "геосфера? бисофера ? ноосфера". Вот почему теоретическая концепция "этногенеза Л.Н.Гумилева" ? фатальна с точки зрения, разумеется науки, а не истории литераторства.

Гениальность же "этногенеза Л.Н.Гумилева" состоит в том, что система его этногенеза, опираясь на принципы периодизации русской истории С.М.Соловьева: "….в истории ничто не оканчивается вдруг и ничто не начинается вдруг, новое начинается в то время, когда старое продолжается"-"История России.Кн.II.т.IV.cтр.635, делает попытку построения исторического цикла развития этноса по образу и подобию биологического цикла биосферы. Однако не формулирует его даже в законченном виде, связывая его все с теми же "пассионарными толчками", т.е. превращая гениальное в мертворожденную идею истории. Тем не менее даже эта хилая попытка построения динамики этнокультурных систем Евразии I-XIIвв. по Л.Н.Гуми-леву свидетельствует в пользу практики развития ноосферы как генетики трудологики этноса, хотя и недоосмысленной в своей сущности идеи философии истории развития.

еконструкция такой динамики в плане ее феноменологической зависимости как уравнения труда позволяет выделить:

2.Ускорение биологического и ментального вектора развития такого этноса;

3.Формирование логарифмической фазы биологической ментально-рефлек-сивной компоненты вектора роста и развития этноса;

4.Возникновение аггравирующего комплекса этноса максимального по объему и площади исторического развития;

5.Стационарная фаза, соответствующая отсутствию роста комплекса-агграва-та этноса;

6.Распад комплекса-аггравата этноса (умирание) с выделением энергии реку-перации, т.е. максимально полезного труда для последующего использования в формировании лаг-фазы этноса иной формации ? формации замещения в цикле генетики трудологики("гибель этноса" есть максимум порождения нового этноса).

Тем самым генетика трудологики через призму философии ис- тории реконструирует сущность этногенеза и его кажущуюся уничтожимость (физическое отмирание) через механизм динами-ческого развития этногенеза по принципу образования агграви-рующего( от слова aggravare - сделать тяжелее) комплекса биосферы. С точки зрения генетики трудологики, аггравирующий комплекс распадаясь и даже отмирая, рекуперирует (recu-peratio-обратное получение, возвращение) возвращает часть своей энергии в форме труда (навыков, изобретений, открытий) новому этносу. Вот почему уравнение труда описывает этапы динамики этногенеза так же, как и перестройку в сложной струк-туре административно-рыночного предпринимательства.

Принцип "аггравации и рекуперации" лежит в основе истории "этногенеза", как происхождения народов, т.е. формирования его исторических, лингвистических, антропологических особеннос-тей, и, по-видимому, является в истории этногенеза в отличие от "этногенеза Л.Н.Гумилева" своего рода атавизмом, наследуемым ноосферой как частью биосферы и геосферы.

Генетика трудологики есть трудологика исторических тенден-ций или линий развития биосферы, а затем и ноосферы, генетика трудологики есть естественная форма классификации труда, как эволюционного процесса развития методом проб и ошибок, как естественного отбора, совершаемого историей развития в природе вещей и их сущностей, природе, родственной искусственному отбору, с помощью которого человек улучшает породы домашних животных.

Поэтому этногенез как происхождение народов является следствием генетики трудологики как истории труда. Но история труда, как генетика трудологики, в которой овеществлены явления ноосферы, т.е. сферы мысли по ментальному и рефлексивному признакам, может лежать за пределами временного развития истории. Время этноса есть, тем не менее, величина определен-ная, если говорить о саморазвитии этноса как замкнутой индиви-дуальной формации. Но как только форма исторического вообра-жения рисует нам прошлую историю этноса вне того хроноло-гического дизайна характера событий, которые связаны причинно-следственной связью, то сам характер этих событий в генетике трудологики начинает выступать в форме замкнутых формаций, т.е. культур. Вот почему генетика трудологики это история "этно-генеза", как этноса, трудологика которого объявляется историей культуры и не исчезает во времени в отличие от биологического аггравата этноса, овеществляясь в наследии труда ноосферы. Именно поэтому идея истории по Шпенглеру вызывала в свое время столько бесконечных обсуждений в форме почитателей и читателей, критикующих его концепцию. Однако, если принять концепцию трудологики и генетику трудологики, то становится совершенно объяснимым ход истории, в котором время трансли-руется как время развития этногенеза, и ход истории, в котором время обладает дисперсией, т.е. оказывается овеществленным сознанием, как результатом навыков труда в форме культур этногенеза. Вот почему "уравнение труда", как развитие истории ноосферы вообще глазами индивидуальности, облеченное в математическую форму, т.е. модель, оказывается философией идеи истории как науки.

Феноменология такого "уравнения труда", разобранная в предыдущих разделах работы, по существу показывает, что вся научная история по своей природе, во-первых ментальна, во-вторых рефлексивна как мыследеятельность, в-третьих по своей сущности интеллектуальна в триединстве психологии, гносео-логии и логике как самой индивидуальности, которой строится модель истории, так и самим ходом истории будь то "этногенез", "культура", "общество".

Пусть единицей истории считается "общество" по А.Тойнби. "Общества" делятся на два разряда: "примитивные", не развивающиеся, и "цивилизации", которых двадцать одна в 16 регионах. Следовательно, допускается, что на одной территории возникали последовательно 2-3 цивилизации, которые в таком случае именуются "дочерними". Таковы шумерская и вавилонская цивилизации в Месопотамии, минойская, эллинская и ортодоксальная христианская на Балканском полуострове, индийская (древняя) и индусская (средневековая) в Индостане. Кроме того, в особые разделы выделены "абортивные" цивили-зации - ирландцы, скандинавы, центральноазиатские несториане, и "задержанные" - эскимосы, османы, кочевники Евразии, спартанцы и полинезийцы. Согласно А. Тойнби, развитие обществ осуществляется через мимесис, т.е. подражание. В примитивных обществах подражают старикам и предкам, что делает эти общества статичными, а в "цивилизациях" - творческим личностям, что создает динамику развития. Поэтому главной проблемой истории является отыскание фактора динамизма, причем А. Тойнби отвергает расизм. Остается влияние географической среды, и тут Тойнби предлагает весьма оригинальное решение: "Человек достигает цивилизации не вследствие биологического дарования (наследственности) или легких условий географи-ческого окружения, а в ответ на вызов в ситуации особой трудности, воодушевляющей его на беспрецедентное до сих пор усилие". Итак, талантливость и творческие способности рассмат-риваются как реактивное состояние организма на внешний возбудитель, в связи с чем одна из глав (VI) носит название "Достоинства несчастья".

"Вызовы" делятся на три сорта:

1. Неблагоприятные природные условия, например болота в дельте Нила, - вызов для древних египтян; тропический лес Юкатана - вызов для майя; волны Эгейского моря - вызов для эллинов: леса и морозы - вызов для русских. По этой концепции английская культура должна быть порождением дождя и тумана, но этого Тойнби не утверждает.

2. Нападение иноземцев, что тоже можно рассматривать как момент географический (частичные миграции). Так, по А. Тойнби, Австрия потому перегнала в развитии Баварию и Баден, что на нее напали турки . По мнению Л.С.Гумилева:"однако турки напали сначала на Болгарию, Сербию и Венгрию, и те ответили на вызов капитуляцией, а Австрию отстояли гусары Яна Собесского. Пример говорит не в пользу концепции, а против нее".

3. Гниение предшествовавших цивилизаций - вызов, с которым надо бороться. Так, развал эллино-римской цивилизации будто бы "вызвал" византийскую и западноевропейскую цивилизации как реакцию на безобразия древних греков.

"Уравнение труда" не объединяет концепции развития истории в единую некоторую обобщенную концепцию, а лишь указывает на тот факт, что только генетика трудологики ноосферы может одновременно служить и ключом, и замком к пониманию развития истории ноосферы и этногенеза в частности. Поэтому и осовреме-ненные концепции, например Н.И.Конрада, будут страдать теми же недостатками.

Например, предложено выделить переходные эпохи, выводящие из одной формации и подводящие к другой:

1.время перехода от древнего общества к средневековому - эллинизм;

2.время перехода от Средневековья к Новому времени - Ренессанс; 3. время перехода от Нового времени к Новейшему - середина XIX в.

В качестве регулирующей идеи привлекается история лите-ратуры:"...каждая (из трех эпох) открывается гениальным литера-турным произведением, возвестившим ее наступление. О первой возвестил трактат "О граде Бoжиeм" (Августин), о второй - "Божественная комедия", о третьей -"Коммунистический мани-фест".

Н.И.Конрад пишет: "Переход от древности к Средневековью У китайцев и иранцев также сопровождался революцией умов... тем, что в Китае суммарно называют даосизмом, в Иране - мани-хейством. Сюда присоединяется и внешний фактор: система идеологии, пришедшая извне. В Китае это был буддизм, в Иране - ислам". Так же прослеживается эпоха "Возрождения" или "Обновления". В Китае это VIII в., в Средней Азии, Азии, Иране и северо-западной Индии - IX в., наконец, в Италии - XIII в.

В концепции Н. И. Конрада, по мнению Л.Н.Гумилева,: "броса-ется в глаза хронологическая несоразмерность переходных эпох. Эпоха эллинизма началась в IV в. до н.э. и действительно совпала с кризисом античного мировоззрения. Н. И. Конрад доводит этот "переходный период" до Августина, т.е. до V в. н.э. Итого - около 900 лет. Эпоха Возрождения в Италии укладывается в 150-200 лет, третья переходная эпоха - в полвека. Невольно напрашивается мысль, что автору довлела аберрация близости, т.е. явления близкие казались ему более значительными, чем явления далекие. Достаточно сравнить эллинизм с Возрождением, чтобы показать, что эти явления несоизмеримы, и даже больше - что ЭТО величины разного порядка".

Приводимая критика указанных концепций через призму "этногенеза Л.Н.Гумилева" оказывается полезной в том плане, что позволяет без всяких натяжек "обвинить" и самого критика в тех же "неприятностях", в которых обвиняются обычно и Шпенглер, и Тойнби, и Н.И.Конрад. Дело в том, что все без исключения указанные подходы к этногенезу не выходят за пределы понимания истории как "беседы"(affatus-беседа), т.е. того же литераторства,а потому все указанные теории "классиков исторической мысли" ? аффатологичны. Увы, полученный вывод, не внушая никакого оптимизма автору на дальнейшую работу по цитированию иных источников, все же позволяет утверждать с известной долей оптимизма, что научная история человечества, как ноосферы, уже прошла вавилонскую и еврейскую мифологичность, эллинскую и римскую теократичность, а взобравшись на плечи гигантов исто-рии, стала проповедовать апокалиптичность христианской исто-рии, забывая о ментальной сущности и рефлексии сознания, кую-щих идею философии истории опознания.

После масштабных работ позитивизма историческая наука и слева, и справа отбивалась от всех видов и характеров вмеша-тельства в ее святая святых естествознания, во-первых, с ее катего-рией "революция", во-вторых "достижениями науки и техники", в-третьих, категорией "прогресса" в самой идеи истории или "этно-генезе", желая петь песни при свече одного лишь разума, полагая, что при этом сбудется дремучая сонь дедов и в самом разуме откроется намоленная свеча истории этногенеза. Философы, видимо, первыми вмешались в звездный рой истории, но даже великий Момзен и его последователи оказались пестунами мастер-ского решения проблемных ситуаций историографии размером с сучок, но проповедывали несказанную тайну в решении масш-табных задач истории.

Однако инструментарий "категорий философии" оказывается весьма полезным при отыскании нового умозаключения в проб-лемных ситуациях истории и может служить надежным ориен-тиром в реконструкции поля исторических событий в рамках индивидуальной рефлексии, включающих составляющие менталь-ности и интеллекта, как триединства психологии, гносеологии и логики, позволяя историческому воображению индивидуальности вмешиваться в историю как воспроизведение прошлого опыта, в котором устанавливаются смысловые связи ? парадигмы и совер-шаются умозаключения по аналогии (парадейгма) в ряду подоб-ных явлений истории как процессов синэргетики, объединяющих процессы истории по принципу иерархии аналогии.

Как уже указывалось ранее, возможно, что указанные процессы, являющиееся основой классификаций различного уровня, лежат в фундаменте единства геосферы, биосферы и ноосферы (ГБН) как целого. Возможно так же, что человеческое сознание, возникшее у homo sapiens, где-то 30-60 тыс. лет назад, как феноменальное явление биосферы, генотип которого по данным современных исследователей отличается от генотипа шимпанзе всего только на 1.84% абс. величины, "по образу и подобию" воспринимает "причины и следствия" исторических событий, которые "запуская исторический процесс" должны повторяться и в результатах. Высказанное предположение по всей видимости есть объяснение причины почему возможна генетика трудологики, в которой рав-новесие категорий труда, например в системе "прогресс « рег-ресс", поддерживается гомеостазисом, регулирующим равновесие в условиях внешних и внутренних воздействий, поскольку именно при таких условиях возможно извлечение из системы максимально полезной работы, как работы в условиях равновесия.

Считается, что многие люди пришли к осознанию свободы человеческой деятельности задолго до того, как произошла ре-волюция, поднявшая историю до уровня науки.

Слово «революция» не должно служить формой обмана. С момента возникновения рефлексии как мыследеятельности интеллекта, в котором триединство психологии, гносеологии и логики начало выступать в качестве инструмента творческого труда, а это как раз совпало с тем моментом, когда Бэкон и Декарт революционизировали естествознание, выявив и сделав общим достоянием принципы, на которых основывались методы рефлексии, как интеллекта, появлялись люди, которые пользо-вались этими самыми методами, одни чаще, другие реже. Как справедливо указали Бэкон и Декарт, их задача состояла в том, чтобы сделать эти методы достоянием обычного интеллекта. То же самое относится и к утверждению о революции в методах исторической науки, происшедшей в течение последнего полувека. Понятие революции в исторической науке не означает, что бесполезно было бы искать примеры научной истории до этого времени. Оно означает, что если раньше научная история была редкостью, которую можно было отыскать только в трудах выдающихся людей, причем даже у них она появлялась лишь в периоды вдохновения, а не в результате размеренной работы, как рефлексивного литераторства, начинающего являть собой прак-тически всеобщее достояние, то теперь ситуация изменилась.

Термин «прогресс» в том его значении, в каком он применяется в настоящее время может быть определен выражением "исто-рический прогресс". Эволюция никогда не была и не принималась за прогресс, поскольку такая точка зрения просто абсурдна, если она не касается исторического развития общества вообще. Природа биосферы не прогрессирует, она эволюционирует.

«Эволюция» — термин, прилагаемый к природным процессам биосферы постольку, поскольку они мыслятся как процессы, порождающие новые видовые формы в природе.

Поэтому:

1.события в природе повторяют друг друга при сохранении неизменности вида, и видовые формы остаются постоянными во всем их индивидуальном разнообразии, так что природа в своем движении не производит новых форм, а «будущее напоминает прошлое»;

2. сами видовые формы претерпевают изменения, причем новые формы возникают путем видоизменения старых.

Глава I. Феноменология рефлексии

25. Рефлексия как центр перспективы.

26. Ментальность рефлексии в идее истории.

27. Интеллект рефлексии в научной истории.

Основанием для роста культуры в развитии этногенеза как происхождения народов в процессе формирования его историчес-ких, лингвистических, антропологических особенностей менталь-ная сущность нации становится важным, но не единственным фактором ее развития в том числе в плане формирования ее государственности. В генотипе трудологики ноосферы сначала в результате единичных случаев не просто ментального прозрения, но мыслительного прорыва, фиксируется мыследеятельность как сущность единичной личности в процессе ее трудологики, осно-ванием которой служат вдохновение и подражание в процессе тру-дологики последующих поколений, идущих за выдвинутым " мани-фестом труда", как мыследеятельности. Поэтому не само по себе подражание, как это имеет место у Тойнби в его "мимесисе", а моделирование творческого энтузиазма, приводящего к мыследея-тельности, как рефлексии, протекает через стадию вдохновения и подражания (мимесис). В результате труда генотип трудологики пополняется мыследеятельностью через рефлексию как центр перспективы и только сначала отдельных индивидуумов и лишь на некотором историческом этапе развития многофункциональности самого труда, но уже в обществе и его государственности, возникает выделение из рефлексии труда вообще его частностей в форме необходимости решения проблемных ситуаций в виде рационализации труда (успех), изобретения и открытия. Такая ситуация в обществе сохраняется до поры до времени, пока об-щество и государство не осознает сущность максимально полезной работы той части рефлексии, которая оформляется в качестве ис-торического продукта труда мышления, ? прогресса. Фиксация рефлексии в генетике трудологики, результатом которой оказывается прогресс, по существу свидетельствует в пользу воз-никновения в развитии человечества "новой критической точки впереди", выводящей развитие человека за пределы человека современного ? homo aequalis. Это говорит, однако, о том, что наличная природа человека не улучшается и не ухудшается, но в самом генотипе трудологики путем прогресса овеществляемого труда (как, впрочем и его регресса) возможно возникновение но-вых "критических точек", выводящих человека за пределы привыч-ных для него "форм труда", т.е. подразделения будущего homo aequalis не только по "разумности", но по фор-мациям труда, как вида!

Идея такого подхода просветляет понятие этногенеза в том числе и через запас слов народа, его лингвистические и этимо-логические образы как формы мыследеятельности, в которых мифы как сильные воображения или даже фантазия в форме рефлексивного сознания фиксируются в форме кодексов законов и морали. Например, по мнению Вико "современные крестьяне ? это не рефлексирующие, но одаренные богатым воображением люди, и их представления проливают свет на идеи примитивного общества". Мысли, как идеи, по Вико ? это не товары, но каждый этногенез открывает их на той стадии собственного развития, когда испытывает нужду в них.

Крестовый поход против религии, начатый Вольтером, Юмом, Монтескье, Гиббоном и их последователями, отказывает в своем доверии рефлексивной природе человека и всю силу собственной мыследеятельности, т.е. собственной рефлексии, ставит во главу угла развития истории в законах природы. Для Монтескье история цивилизаций в ее географических факторах, для Гиббона в природе человеческой иррациональности, для Юма в его собственной философии, а для Вольтера борьба с историей ? это борьба с религией, гадину которой надо раздавить (ecrasez l'infame).

Европейская мыследеятельность даже не осознавала того факта, что рефлексия идеи истории этногенетических формаций, охва-тывая историю людей и народов неевропейских стран, имеют дру-гие установки ментальной сущности. И потому, победи Ганнибал Рим, вся история европейской цивилизации пошла бы путем иных рефлексивных установок в своем генотипе трудологики.

Романтизм Руссо вдохнул рефлексию как оптимизма, так и утопизма в идею общей воли, исходящей от народа как целого. Гердер же в его четырехтомном фолианте "Идеи к философии истории человечества" кристаллизует в пределах Солнечной сис-темы расовую теорию цивилизации на принципе нескольких неиз-менных сущностей природы человека. Фактически рафиниро-ванный вариант такого рефлексивного подхода к истории, но уже в рамках "мимесиса обществ" без его антропологической и расовой подоплеки теперь нам преподносится А.Тойнби. История не нуждается в человеке. Это человек нуждается в истории как рефлексирующий индивидуалист и как рациональное существо исторического процесса. Так ментальность рефлексии в идее истории перерастает в интеллект рефлексии в научной истории.

Приобретение практических умений и навыков осуществления рефлексивных процессов является составной частью формирова-ния интеллектуальной культуры.

Такие навыки стали особо значимыми в современных условиях, характеризующихся интенсивным насыщением различных профес-сиональных областей новыми научными методами концеп-туальными и знаковыми системами, измерительной и вычисли-тельной техникой, научно-технической информацией. Эффектив-ное использование всего арсенала новых средств возможно только на базе практического овладения механизмами рефлексии.

Глава II. Рефлексия и воображение

28.Воображение и ментальность русской философии.

29.Литературные манифесты как рефлексия в XIXв.

30. Музыка как предмет рефлексии.

31. Рефлексивное литераторство.

Фундаментальное единство как единство по однородности и кооперативности (А) рефлексии, ведущее свое начало от Киреев-ского и Хомякова, отчасти Тютчева, полагавших избирательные (С), корректирующие (Э), дополняющие(Д) формы воображения, как рефлексии, отлитые в чувственный опыт, рациональное мыш-ление, нравственное и религиозное созерцание русского человека, позволяют ему постигать сверхнациональные истины о боге, которые в пангерманском трансцендентально-логическом идеализ-ме С.Гессена и Г.Гуревича приобретают форму уже не априорного или конструктивного воображения, но "волезрения".

Поэтому "фактор борьбы за существование", который, вообще говоря, отсутствует в процессе эволюции, где, как уже указыва-лось, речь идет совсем о другом, воспринимается в штыки указанными философами как и "русскими позитивистами" Лавро-вым, Михайловским, полагая со времен Герцена и Толстого, что этический персонализм является характерной чертой русской ментальности. Интеллектуальная интуиция всегда была связую-щим звеном в русской философии между подсознательным чувственным опытом и сверхрациональными принципами, в кото-рых и является абстрактно идеальное бытие. Философия, прини-мающая в себя такой опыт, неизбежно становится религиозной, в конечном счете разрабатывая всеобъемлющее христианское миро-воззрение не прибегая к традиционному стилю русской православ-ной церкви (митрополит Платон, Феофан Затворник, Игнатий Брянчанинов, митрополит Филарет [Дроздов], Антон Храповиц-кий, Георгий Флоровский, Василий Зеньковский).

Развивая литературные манифесты "духа христианской гуман-ности" К.С.Аксаков, "расплевался с материализмом" критика Бе-линского, проявлявшего фанатическую нетерпимость к инакомыс-лящим: "Я иудей по натуре: не могу быть в дружеских отношениях с филистимлянами". Опубликовав исторические работы: "Богаты-ри князя Владимира", "Нравы и обычаи древних славян вообще и русских славян в частности", К.С. Аксаков манифест духа христиа-нской гуманности излагает в драме, пьесе, комедии: "Осво-бождение Москвы в 1612г", "Олег под Константинополем", "Князь Луповицкий", идеализируя историю русского народа, который считал выше всех других народов именно в силу гуманности, а потому всячески чернил с этих пор литературные манифесты западников: Чаадаева, Станкевича, Белинского и Герцена, послед-ний из которых полагал, что все явления исторического мира "основываются на физиологии, но идут дальше ее", язвительно критиковал учение славянофилов, разочаровался в западном "мелкобуржуазном духе", оставив после себя многообразное литературно-философское наследие, вершиной которого все же следует считать "Былое и думы", хотя наиболее полное собрание сочинений издано в 22- томах.

Не примыкая к славянофилам, К.Н. Леонтьев являл собой пример не только высокой образованности, окончив медико-хирургическую академию, опыта дипломатической работы, но и непримиримого критика русских позиций от философии до литературы. Известна его обширная полемика с В.С.Соловье-вым, неприятие произведений Достоевского и Толстого, громад-ная собственно литературная и публицистическая деятельность, как несомненно одаренного и весьма талантливого человека, чьи литературные произведения были изданы, начиная с 1912г аж в 9 томах, не считая его философских произведений. Он ориентировался в своих литературных манифестах на " выбор добра и зла, где столько простора самоуправству и вдохновению, где жизнь может походить на оперу или очень красивый балет". Колоссальные амплитуды колебаний психики, испытываемые К.Н. Леонтьевым в текущей реальной жизни и не только как литератора и философа оказали на него вполне после-довательное действие: он принял монашество и умер в Оптиной пустыне.

Кооперативная (А), состязательная (Б) и противодействующая (В) формы рефлексии в сочетании с избирательной (С), коррек-тирующей (Э) и дополняющей (Д) формами рефлексивности воображения наполняют внутреннюю идею аффаталогического материала конкретным содержанием, реконструируя в воображе-нии события и факты, которые, тем не менее, могут и не быть критериями истины, а только художественным толкованием структуры сознания автора, оформляющего свой литературный манифест в одежды беседы, аффаталогии, захватывающей читателя и чаще всего неподготовленного к восприятию научных посылок, но воспринимающих аффатологический манифест не как художест-венную литературу, не как "историю с географией", но как истори-ческое лицедействие. Историческая наука, используя метод рефлексии как воображение, требует доказательств, которые, скажем, не нужны скептику, поскольку его мыследеятельность, как рефлексия простой скептицизм отвержения всяких доказа-тельств. Критика убедят доказательства. Но всякая критика, как следует из предыдущего анализа, исходит из "рефлексологическо-го манифеста", установки которого близки синрефлексологической группе критиков: славянофилы, материалисты, позитивисты, пер-соналисты, ученые-философы и т.п. Ведь доказательство - это результат необходимого и достаточного утверждения в умозак-лючении. И хотя угол падения равен углу полного отражения в физике, но только при условии полноты отражения имеют дело с неотвратимостью выводов доказательства. Но уже угол преломления зависит уже не только от угла падения, но и от ка-чества среды , в которой преломляется свет. И в этом смысле синрефлексия ? это среда людей, рефлексия которых аутен-тична, но не идентична по своей структурной сложности. Поэтому доказательства и выводы синрефлексирующих мани-фестов всегда близки между собой, в них видны корни "убеждений и конфликт установок" с другими синрефлексирующими мани-фестами.

Поэтому с индивидуальной ступени мышления, мыследеятель-ности, как воображения, как рефлексии возникает центр объедине-ния рефлексирующей системы, например философия В.С. Соло-вьева, которая оказывается движущим, собирающим и стабили-зирующим началом не только синрефлексирующей философией, но и манифестами аффатологии, реализующими себя в литературе.

И действительно, не только философия В.С.Соловьева, но и его поэтические "углы отражения" оказали громадное влияние на современников, вызвав к жизни манифесты поэтов-символистов с самыми разными "углами преломления" от Блока до Брюсова, последнего из которых сам автор, известный пересмешник в жизни, весьма едко "уедал" в своих критических статьях. Философия В.С.Соловьева раскрепостила манифесты поэзии. У Андрея Белого, имя которого даже не упоминается в Британской энциклопедии, разновидность пантеизма в поэзии колебалась от Адама Кадмона из Каббалы к Атману из индийской философии и к Логосу-Христу в православии, являя собой силу познавательно-творческой рефлексии, сотканную из "магии слов".

Михаил Осипович Гершензон как знаток истории русской литературы оказал известное влияние на поэта-символиста Вя-челава Ивановича Иванова, принявшего после революции като-личество в Риме, и всегда утверждавшего, что "всеобщее и вселен-ское во мне…" и исследовавшего даже влияние ментальности Серафима Саровского на русское искусство и мысль 19в.

Поэт Виленкин (Н.М.Минский) специально анализировал исто-ки собственного литературного манифеста, теоретические основы которого он называл "меонической философией", увязывая и жизнь, и цивилизацию в рамки парадоксов.

Литературным манифестом Дмитрия Сергеевича Мережков-ского оказалась всесторонняя попытка "свести интеллигенцию и церковь воедино", открывая бесконечности мира в мистической тождественности категорий в своей трилогии "Христос и Антих-рист", "Тайна трех". Но, видимо будучи человеком сексуально озабоченным, автор так и не смог выбраться из им созданной "диалектики полов", которой так не брезговал другой "ищущий бога" литератор ? Василий Васильевич Розанов, интересовавший-ся и у других писателей "их домашними делами" и "бельем", но успевшего причаститься Святых Тайн и умершего во время этого религиозного обряда.

Русские литературные манифесты XIXв. носили ярко выражен-ную религиозную окраску рефлексирующего воображения, абсо-лютизируя эффект рефлексии, как специфическое свойство слож-ности мышления в отличие от русского материализма и нигилизма (Бакунин, Чернышевский, Писарев, Некрасов), которое оказалось сродни европейской рефлексии романтизма.

Значение существующей рефлексии литературного манифеста состоит в том, что выводы рефлексии априорного и конструк-тивного воображения никак не могут считаться точными, т.е. такими какие получаются в естествознании. Получаемый аффато-логический вывод будет уже принадлежать к разделу многоз-начной логики, умозаключения которой есть знание со "стертой семантикой". Но в том-то и интерес человеческого сознания к такого рода результатам, что они несут на себе конструкцию воображения "такой стертой семантики", которая лежит за пределами фантазии, но и не является математически строгим выводом теории вопроса о неоспоримости доказательства опре-деленного типа. Таким образом, возникает та ситуация, когда рефлексия, выражающая определенную позицию интеллекта, как триединства психологии, гносеологии и логики, превращается в позицию "манифеста", в рамках которого строится историческая мысль или художественное произведение. Вот почему в силу сложности процесса рефлексии, его менатльно-интеллектуального содержания в генетике трудологики как бы на новом витке повторяются и повторяются из века в век с новой окраской акцен-тов то, что было у Данилевского, Шпенглера, Тойнби, реконстру-ируется у Гумилева; что начиналось у славянофилов, западников и русских позитивистов, персоналистов (А.А.Козлов, Л.М.Лопатин), интуитивистов (Н.О.Лосский, С.Л.Франк), диалектического эйдетизма (А.Ф.Лосев), а затем превращалось в литературные манифесты русской художественной литературы 19-20вв., приоб-ретая некое магическое значение, создав фокусную точку эмоций как стимула действий рефлексии во всех формах ее проявления в синрефлексирующих коллективах, каждый из которых отстаивал свою собственную классификацию художественного и историчес-кого метода, овеществляющего интеллект в философской, исторической и художественной литературе не только методом воображения, но и методом вопросов и доказательных оснований, подводимых под указанные вопросы, как решения проблемной ситуации, которые в интерпретации литературного манифеста, например, можно представить линейным рядом в творчестве: Р.Л.Стивенсона, Артура Конан Дойля, Агаты Кристи, т.е. к примеру: принца Флоризеля, Шерлока Холмса и Эркюля Пуаро, мыследеятельность которых, как рефлексия, уже существенно отличается у каждого их предшественников.

Внутренние факторы реализации рефлексии проявляются через априорное и конструктивное воображение в единстве с констру-ированием проблемной ситуации в явлении социализации рефлек-сирующей личности.

Для такой личности "шум из ничего" является "жалким фарсом, из которого, однако, состоят все человеческие занятия и дела", - ( Э. Т. А. Гофман; можно сравнить высказывание Анны Ахматовой, которое звучит приблизительно так: "если бы кто нибудь знал, из какого дерьма рождаются стихи…"), а природа "и есть само вооб-ражение", "духовное чувствование", "воображение увлекает за собой чувство, прежде чем разум вынесет суждение; воображение увлекает за собой разум, прежде чем суждение будет претворено в действие",? Уильям Блейк, " поэзию можно в общем определить как воплощение воображения",? П.Б.Шелли, хотя " в интеллек-туальном отношении поэзия, как и сами поэты,…весьма бедна",? Д.Г.Н.Байрон, поскольку "дух любит свои преходящие творения как знак вечности, к которой мы напрасно стремимся в нашей земной деятельности"? Л.А. фон Арним, так как ментальность рефлексии "хочет благоговейно всматриваться в картины этого универсума"? Ф.Д.Шлейер-махер, где "воплощается девиз поэти-ческих бродяг одной пьесы: "Бесшабашно, но умно!""-? А.В.Шлегель.

Тем самым по мнению литературных манифестов романтиков "воображение можно сравнить со сном Адама: проснувшись он увидел, что сон сбылся",? Д.Китс. "После всего сказанного стоит ли удивляться тому, что Провидение позаботилось о том, чтобы божественные откровения религии были явлены" поэтам " в поэти-ческой форме, а поэты во все времена, не будучи связаны слепой приверженностью к каким-то сектантским взглядам, как один пестовали в себе эти тонкие движения души ( пусть они даже идут вразрез с официальной доктриной), которые можно было назвать родниками религии.."? С.Т.Коль-ридж, а потому "чувство поэзии имеет много общего с чувством мистического" как "героиня философии…Философия есть теория поэзии….Поэзия растворяет чужое бытие в своем собственном", заставляя "основные законы воображения быть противоположными ( не обратными) законам логики", и тут "мнимое создание оторвалось и между ними мысленная пропасть, через которую может перенестись только воображение, эта тень гиган-та? нашего самосознания", ? Новалис.

Языковые же формы мысли пытаются установить утерянную связь времен, где прошлое и настоящее заполняются не возрож-дением или воскрешением, а той сущностью, которая в мысли установлена или предустановлена. Именно поэтому мысль не может быть заполнена ничем, как только самой мыслью, овещест-вленной в памяти, но не как простое зрелище, не как вместилище картин, но как воспроизводимое бытие, освещаемое сознанием и просвещаемое самопознанием в его фактологической привлека-тельности или отвратительности, т.е. красивости или ужаса, внушаемых тем, кто идет за вами в зрительном восприятии реконструируемой истории художественного воображения, худо-жественного соображения, художественного перевыражения мыс-ли как перспективы изучения структуры духовного события.

И действительно, интеллект, как триединство психологии, гно-сеологии и логики, в своем творческом энтузиазме, возникаю-щем в форме извлечения максимально полезной работы из вдохновения и подражания, может проявляться ни в чем ином, как только в мыследеятельности в форме умозаключений, априорного и конструктивного воображения и продукции такого воображения, т.е. самих образах в их действии и саморазвитии, т.е. рефлексии творчества.

Цельнозримый образ в его саморазвитии есть эйдос ? сущест-венный элемент творческого энтузиазма в искусстве, философии, математике, да и самой обыкновенной жизни, где, как показывают исследования психологии и психиатрии, формы эйдетического воображения далеко не так редки, как это представляется. Да иначе и быть не может. Поскольку в противном случае число просто любителей, например, того же искусства в лучшем случае сохранялось бы со времен древнейших цивилизаций на скромно постоянном уровне, а тиражи разного рода продукции искусства ну никак не росли, что самоочевидно. Другое дело, что большин-ство эйдетически мыслящих личностей даже и не подозревают о таких своих способностях и конечно не развивают эти способности. Рефлексия, как мыследеятельность образами, эйдосами в их диалектическом развитии представляет интерес не только теорети-ческого характера, но и практического, поскольку оказывается на пороге подготовки интеллекта не только в форме обучения, но и вовлечения интеллекта в мыследеятельность на самой ранней стадии обучения вообще, поскольку оно протекает в форме образов и их саморазвития, закрепляя в сознании обучаемого парадоксы и парадигмы не как сухие схемы классификаций, где погрязли интуитивисты следующие за А.Бергсоном, а как энцик-лопедии "виртуальной" памяти сознания моментально пригодные для решения проблемных ситуаций различной степени сложности.

Было интересно понять, как изменится категориальное поле му-зыки, изложенное А.Ф.Лосевым в варианте его логического инст-рументария, если применить к пониманию музыки интеллект как триединство, но в форме его рефлексивной сущности. Способна ли музыка быть предметом рефлексии и не является ли она таковой вообще по своей сущности, включая в себя логику постольку, поскольку логика есть только часть интеллекта, а не его целое?

Особенностью рефлексии, как мыследеятельности, является от-крытие "смысла".

Смысл, как "сок рефлексии",? есть сама мысль саморазличия в саморазвитии. Подобным определением постигается и сохра-няется мыслящим, т.е. рефлексирующим, не только сам закон тождества, но и путем движения мысли по пути мысли, т.е. в раз-витии мысли, улавливаются различия в самотождестве, как резуль-тате саморазвития.

Тем самым рождается структура смысла, или классификация. Пусть музыкальная форма есть проблемная ситуация. Резуль-тат стратегии поиска (P) решения такой проблемной ситуации будет, по определению самой стратегии поиска, выражаться отно-шением функции поиска (L) к функции структуры смысла, т.е. классификации. Определим такую классификацию как "золотое сечение" ? (a ) . Тогда при любом (P), (L), (a ) известен "закон", который описан как для автоматов, так и живых систем (см., например, С.А.Кутолин,2000,4-е изд.):

P= L/ a

Главное в этой "символистике", что музыкальная форма как проблемная ситуация есть структура смысла, или классифи-кация, или "золотое сечение".

"Золотое сечение" в искусстве, математике, архитектуре, бан-ковском деле, проектировании шрифтов во всем их историческом многообразии и значимости можно считать общеизвестным. Своего рода "позитивистское" определение смысла "золотого сечения" в указанной работе было дано, как отношение энтропии информации открытия к энтропии информации мышления. Однако в рамках "эйдетической диалектики" указанная форму-лировка смысла "золотого сечения" может быть определена через категории "открытие" и "мышление". Смысл "золотого сечения" есть мысль неалгоритмируемого образа (открытия) в мыш-лении, т.е. мыследеятельности, т.е. рефлексии. Возникает вопрос. Как музыкальная форма может быть выражена в структуре смысла, т.е. классификации, т.е. золотом сечении? Ответ частично известен. Музыкальная форма есть классифи-кация звуков. Однако это не какая-то пустая классификация, которая известна в биосфере среди живых организмов или ноосфере в формировании языка этногенеза. Тем самым категория "пустая" означает только ее бесполезность для определения музыкальной формы и музыки как таковой. Музыкальная классификация звуков отвечает особой мыследеятельности как рефлексии образами, эйдосами в их звуковой длительности. Зву-ковая длительность есть время. Эйдос рефлексии музыки тем самым формируется овеществлением предмета рефлексии в мнимом образе сознания, т.е. как зеркале. Такое овеществление предмета рефлексии как самого себя возможно в длительности звуков как времени собственного "Я", но времени "особого", кратного длительности пульса, как биения сердца, длительности, которая как звучание овеществляется в форме эйдоса в алогичес-кой форме сознания. Вот почему звуки для биосферы, язык ноос-феры, как семиотическая единица, и музыка ноосферы лежат в раз-ных плоскостях овеществляемого пространства. Во-вторых, в дли-тельности звучания в самостоятельной и критической форме созна-ния овеществляются эйдосы рефлексии как образы рефлексивного воображения, т.е. как действительные и зримые образы. Вот поче-му музыка есть мысль саморазличия в саморазвитии, оформ-ленная в эйдосах рефлексии звуков, кратных длительности пульса сердца. А сам эйдос есть действительный и одномоментно мнимый образ по аналогии с оптикой, но образ, явление которого дано звучанием в своей слуховой реальности, а потому самораз-личия в саморазвитии.

Структура смысла, как мысль саморазличия в саморазви-тии, но закрепленная в своей классификации теперь уже зву-ков, кратных биению пульса сердца, является одним из при-меров объективной сущности числа, т.е. числом.

И как справедливо заметил еще Кантор, такие числа занимают "…вполне определенное место в нашем рассудке, вполне ясно отличаются от всех остальных частей нашего мышления, нахо-дятся к ним в определенных отношениях и потому видоизменяют субстанцию нашего духа", т.е. ментальность. Такой вид реальности чисел был назван им (Георг Кантор, 1985) "интрасубъективной и имманентной реальностью".

Овеществление в себе мира реальных звуков в кратностях бие-ния пульса сердца через структуру смысла, т.е. мысли самораз-личия в саморазвитии в объективной сущности числа, через одушевление окружающего мира в собственной "интрасубъек-тивной и имманентной реальности" мыследеятельности, как реф-лексии, может быть определено категорией музыкальности духа. Так вещность, но уже не звука, а числа превращается в вещность музыки, в которой и происходит развитие музы-кальности. Отсюда выводятся остальные категории музыкальной формы.

Ритм? числовая структура смысла как мысль саморазличия в саморазвитии, закрепленная в числовой структуре чередо-вания чисел, изменение которой в кратности долей пульса влечет за собой появление ритмической фигуры - метра, а выделение долей пульса-акцента. Несовпадение между собой метра и акцен-та определяют метроритм. Закрепление структурной единичнос-ти числа в своем саморазличии саморазвития оказывается ничем иным как метром ритмического акцента. Трансляция ритми-ческой фигуры, кратно-согласованной с ритмом пульса, есть симметрическая фигура музыки, как форма гармонии, или ак-корд.

Такт? есть метрико-ритмическая акцентация в своем самораз-личии саморазвития.

Мелодия? смысловая законченность ритма, овеществленная в числовой структуре звука, как смысла, разная сила звука которого соответствует тонам звучания.

Гармония ? овеществленная в звуках смысловая структура числовой длительности в саморазличии и саморазвитии тождества аккорда как фактора музыкального формообразования, в котором звуковоплощение, ведущее к чувству удовлетворенности слуха есть консонас, в противном случае имеет место ? диссонанс.

Темп ? временной "цугцванг", т.е. скорость ритмического ове-ществления числа, как звука в структуре музыкального смысла саморазвития и саморазличия пульса, как алогичного времени личности.

Тональность ? самодвижение эйдоса, как ступеней звуковы-ражения в конечной цели функциональной взаимосвязи смысловой структуры с высотой звука в ряду звуков звукоряда, т.е. гаммы, где гамма по определению А.Ф.Лосева есть мелодия минус ритм.

Тембр ? формоматериальное воплощение тональности, меняющее свое качество и характер, как воплощение света и цвета тона в формировании эйдоса.

Каденция ? паузы между смысловоплощением овеществляе-мого в звуке числа, как эйдоса.

Таким образом в художественном произведении, мы сталки-ваемся с теми же, но качественно другими проблемами все той же рефлексии, ментальные, интеллектуальные стороны которой в своем априорном и конструктивном воображении, обретают форму эйдоса слова и словозвука в эстетическом, стилистическом и сим-волическом диалектическом развитии, приводящих к радости любования, сарказму, служению идеи слова, как делу жизни, читающей публики, или отрицанию отрицания установок худо-жественного образа вплоть до их перевыражения самим чита-ющим. Последнее является началом собственной творческой пози-ции, которая приводит и довольно частого самого читающего в ряды писателей и поэтов. Ситуация становится удивительно иной, если, идущий путем рефлексии вовсе и не желает покидать наси-женное место жизни, но увлеченный самими рефлексивными упражениями начинает, становится адептом саморефлексии мето-дом экзерциций (упражнений), приводящих к "выделению" в упра-жнениях смысла художественной сущности ради нее самой без всякой надежды быть услышанным, в частности и потому, что сам процесс "художественных упражений" есть процесс вспомогатель-ный, поддерживающий ментально-физическую форму исследова-теля, направленную совсем уж на решение совершенно других проблемных ситуаций в жизни и потому во всяком случае не овеществляющих труд "художественных упражнений" в кусок хлеба.

По аналогии с философским, техническим, техногенным и историческим литераторством такой метод можно условно назвать "рефлексивным литераторством", поскольку именно рефлексив-ная сторона дела, как источник всякого, в том числе и иного вдох-новения, может служить основой развития интеллекта как инструмента решения проблемных ситуаций иного порядка, но в которых рефлексия, полученная как "заряд бодрости", может служить способом гомеостатического равновесия с "превратностями судьбы". И геохимик Вернадский, и историк В.О.Ключевский, и Л.Н.Гумилев "не брезговали" формой "рефлексивного литераторства". Да, они ли одни только!?

Чистая форма "рефлексивного литераторства", т.е. такая худо-жественная форма, картина которой расцвечивается расщеплен-ным белым светом лучами радуги в призме рефлексии эйдоса, представляется интересной с точки зрения анализа художест-венного опыта как такового, не несущего на себе признаков материально овеществляемого профессионализма.

Эйдос в призме рефлексии, таким образом, оказывается не мифом, не выражением, а воображением.

И в этом смысле эйдос есть существенная часть интуиции постольку, поскольку интуиция есть перевыражение образа в структуре его априорного или конструктивного воображения, а вовсе не его выражение, как это полагают Кроче и А.Ф.Лосев.

Определяя миф как "выраженность, т.е. такое тождество логического и алогического, которое является интеллигенцией; это ? интеллигентная выразительность", наш гениальный логик, основатель современной эстетики и философ упускает из виду тот очевидный факт, что категория "эйдос" вполне определена и не требует своего расширительного понимания.

Вот почему категория "эйдос" как воображение в мысли отличиается в системе воображений других эйдосов своей критической и самостоятельной индивидуальностью.

И только "критическая и самостоятельная индивидуальность" и есть интел-лигентность. Соглашаясь с тем, что "имя" есть "слово", и полагая, что только "символ", как безэнтропийное состояние, явлен в эйдосе, опуская категории "мифа", "энергию сущности", можно в конструкции такого воображения сразу ощутить силу "слова", как смысловую ткань эйдосов, т.е. "слово" как парадигму эйдосов. Поэтому "лик сущности" не предметность, но динамичность парадокса "эйдос"? "слово", который в преломлении призмой рефлексии имеет различные "оттенки цветности", позволяющие вещать уже об абсолютности и относительности истины, доводя ее в процессе обезличивания познания, как гносеологии, до вульгарной материализации как "факта". Отказываясь от плотиновских и гуссерлианских истоков, хотя и очень завлека-тельных по своей "эйдетичности" в "художественной форме" А.Ф. Лосева, представляется возможным в рамках "философии реаль-ного идеализма", как триединства когнитивной психологии, пара-доксальной гносеологии и каузальной логики, строить "рефлексив-ную модель художественной формы".

Переводы поэзии вообще есть пример иллюстрации чистой формы перевыражения эйдосов, т.е. интуиции как овеществления художественной формы вообще.

У Гете в его “Wandrers Nachtlied”,1780 имеем:

Ьber allen Gipfeln

Ist Ruh’,

In allen Wipfeln

Spьrest du

Kaum einen Hauch.

Die Vцgelein schweigen im Walde.

Warte nur, balde

Ruhest du auch.

Но М.Ю.Лермонтов при переводе знаменитых стихов Гете на-зывал их “переводом из Гете”, хотя образец его русского стихот-ворения есть интуитивное расширение образа точного и строгого немецкого мышления до “широты русского человека”.

И в этом смысле сам подлинник Гете оказывается не аутентичным по фонетическим, звуковым данным, его строфический набор гласных никак не согласуется с переводом русского образца, его чувства перевоплощаются в новое чувство,неизвестное подлин-нику, это чувство русского менталитета с его предположением в конце жизни: ”пропади все пропадом” с оглядкой на будущее: ”а кабы чего не вышло” - в лермонтовском переводе русский Дух.

И по существу русская тоска и русская безысходность. Такой перевод самотворчество интуиции.

У Лермонтова текст выглядит так:

(Из Гете,1840)

Горные вершины

Спят во тьме ночной;

Тихие долины

Полны вечной мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат кусты...

Подожди немного,

Отдохнешь и ты.

По существу такое самотворчество не может быть даже пред-метом критики. Ведь это интуитивное расширение образа с привходящими в него особенностями русской мелодики языка.

Тем не менее возможен в любом случае в силу синэргизма человеческого мышления - языка такой аутентичный перевод, который учитывал и передавал бы в интуитивном восприятии образа подлинника грамматические, лексические и фонетические особенности на языке перевода.

Ведь такой подход и есть подход своего рода моделирования художественной формы рефлексии, которая должна быть разрешена на примере аутентичного перевыражения образов поэзии с одного языка на другой. Своего рода подтверждением этой мысли может служить перевод того же стихотворения Гете, имеющий место у И.Ф.Анненского (1909):

Над высью горной

Тишь.

В листве уж черной,

Не ощутишь

Ни дуновенья.

В чаще затих полет...

О подожди!...Мгновенье-

Тишь и тебя... возьмет.

Эсхатологическая точность перевода не вызывает сомнения в том, что в данном случае мы имеем дело с интуитивным порывом автора перевода.

Тем не менее для полноты картины сказанного на этом классическом примере я позволю себе привести собственное интуитивное видение картины оригинала в основном с целью иллюстрации "рефлексивной модели художественной формы" методом “интуитивного видения образа”, как эйдоса:

На вершинах кругом

Тишина.

И в листве

Затаилась она.

Трепетно едва.

Птичий хор угас.

Жди. И смертный час

успокоит Душу.

Ясность ассоциаций, определяемых личным опытом , возникаю-щих в сознании при чтении подлинника, помогает интуитивно воспроизвести образ. Но этот образ еще имеет место в представлении, но не облечен в кости, мясо и нервы грамматики, лексики и фонетики на языке перевыражения. И здесь гипотеза Сепира-Уорфа (“сложность языка определяется структурой слож-ности его мышления”) реализуется как иерархическая аналогия языкового перевыражения, в котором закрепляется интонационный вариант подлинника в той мере и постольку, поскольку и в какой степени интуицией усваивается и преобразуется образ подлинника в образ перевода.

Проблема преобразования есть основа всякого моделирования в семиотическом смысле слова и “говорение” на физических, математических, химических языках как и языке социологии, политики, поэзии и, вообще ? искусства, - есть построение моделей рефлексии, реальная стоимость которых просеивается через сито интуиции.

И хотя границы интуиции растяжимы как меха космического пространства, но они собираются в черную дыру математической точки, когда на нее (интуицию) накладываются строгие условия преобразований семиотических законов конкретных моделей реф-лексии с ее ликом сущности мыследеятельности.

Фактическое эмпирическое бытие художественной формы, как видно из приво-димых примеров, которым на самом деле "несть числа", начинает существовать как самоинтеллигентность, если результаты перевода не аутентичны подлиннику.

Но именно с этого момента начинается собственно творчество индивидуальности, как самопостигаемой интеллигентности.

Вот почему художественная форма в философии реального идеализма есть форма рефлексии парадоксального взаимодействия в системе рефлексии: "эйдос"? "слово" . Такая форма не есть потому миф, как это следует из диалектического эйдетизма А.Ф.Лосе-ва, а есть мыследеятельность конструктивного воображения самих образов в их действии и саморазвитии, т.е. рефлексии творчества, но уже в художественной форме. Парадоксальное взаимодействие в системе рефлексии: "эйдос"? "слово" заключается как раз в том, что "слово" творит форму, но "эйдос" как образ формы в ее полноте творит "слово", являя в себе гармонию сознательного? подсознательного в своей самоадекватности и самодостоверности как интеллигентности. Вот почему в рамках современнной семиотики символ не только выра-жение, но он и воображение априорно-конструктивного содержа-ния в свободе личного "Я" человеческой деятельности как формообразующего творчества в смысле рефлексивного сознания и полете даже не фантазии (метод "фэнтэзи"), а именно парадок-сальности системы "эйдос"? "слово", где всегда был, есть и оста-ется спорадический и пульсирующий характер понимания истины человеческой свободы в их "метафорической когнитивности", "символико-гносеологической колористике", наполненных пара-доксальным содержанием геометрической мнимости по аналогии с конденсатором, обкладки которой даже при бесконечно малой толщине умещают в себе и плюс, и минус заряда. Все сказанное о художественной форме модели рефлексии не является плодом искусственного воображения, но проиллюстрировано автором на значительном материале рефлексивных "экзерсисов", как форме "рефлексивного литераторства":

опыт рефлексии в художественных эссе: ”Длинные ночи адмирала Колча-ка”, “Дом, который сработали мы”, ”Тропой желудка” 1997; "Сказки, сколки да осколки",1998;

опыт рефлексии в драматических произведениях: "Плутофилы"; "Гигея"; "смерть Цезаря Борджиа"; "Страсти по Алисе", 1998;

опыт рефлексии в романе, повести, женской психологии: "Хроника частной жизни",1998; "Мальчик по имени Коба (И.В.Сталин)",1999; "Гений. Стяжание Духа (Н.В. Гоголь)", 2000; "Медальоны (Э. Ганская, Н.Крупская, Р.Гор-бачева, С.Толстая, А.Достоевская, Е.Браун)", 2000; "Геном холопа",2000.

Глава III. Системная организация рефлексии

32.Рефлексия в организации интеллекта.

33.Рефлексия как познанная свобода.

34.Когнитивно-логический инструмент рефлексии.

35.Психология рефлексии как смыслообразование.

Если, с одной стороны, рефлексия есть выражение самопозна-ния в форме мыследеятельности самой индивидуальности как ин-теллекта, то является вопрос: в какой мере и степени рефлексия и саморефлексия самодавлеют в интеллекте, т.е. проявляются в психике, гносеологии и логике? Ответ на этот вопрос будет зависить от предикативного отношения между качествами пред-метных сущностей, какими являются психология, гносеология и логика. Если ограничиться когнитивной психологией (мир как целое), парадоксальной гносеологией и каузальным методом логики, т.е. философией реального идеализма (ФИРИ), то реф-лексия организует форму осмысления мира в психологической сущности интеллекта, его гносеологический инструментарий восприятия, синтеза и анализа такого мира через призму парадок-сов в рамках конструирования методом каузальной логики диа-лектики, но не метафизики с ее застывшими формами прост-ранства и качества, не диалектики эйдетизма с ее упором на "миф", "логос", алогическое созерцание эйдоса вещи, а диалекти-ки, в которой качество сущности, ее цвета и оттенки есть производные смысла, т.е. классификации, "ядра рефлексии" в организации когнитивной психологии, парадоксальной гносео-логии и каузальной логики, т.е. диалектики формообразования и качества, или диалектики метахимии.

"Ядро рефлексии" в парадоксальной гносеологии разъясняет парадоксальность процесса познания через свою сущность, т.е. парадоксальность "эйдос"« "слово", рассматривает интуицию, как своего рода "туннельный эффект" познания через "эйдос", когда решение проблемной ситуации усматривается как целое путем эйдетического видения вещи и явления как цело-купности сущности, переводимой в словарный предикат, т.е. словодействие и его семиотическую формализацию.

Наконец, "ядро рефлексии" в методе каузальной логики через парадокс "эйдос"« "слово" в словарном предикате, т.е. словодей-ствии, образует формы рефлексии (И,П,Р,К,Г,И,С,Э,Д,А,Б,В и т.д.), которые переводят словодействие в классификацию путем построения иерархий аналогии или прямое подобие, т.е. смыловые фигуры синэргетики, в которых свойства причин наблюдаются и в результатах.

Тем самым, в основании философии реального идеализма (ФИРИ) лежат принципы диалектики метахимии, которые в отли-чие от метода диалектического эйдетизма ? эйдетической диалек-тики ? образуют виртуальное пространство сознания в одномо-ментной полноте самотождества различия в развитии организации структурного ядра рефлексии интеллекта. Диалектика метахимии ? не персонифицирует интуицию, а дает ей образно-словесное толкование, с которым сталкивается естественным образом пере-водчик любого ранга способностей, например, в поэзии, акте изобретения и, естественно, открытии. В частности в последней операции отсекается сама алгоритмическая структура решения проблемной ситуации, но сохраняется ее эйдос, т.е. образ, пригод-ный уже для бесчисленного тиражировании сути открытия как такового. Поэтому открытие как таковое уже не может быть переоткрыто. Оно может быть только "понято" как смысловая сущ-ность явления.

Так периодический закон Д.И.Менделеева есть неалгоритмируе-мость натурального ряда чисел, смысл которых заряд ядра, а искомая функция (свойства элементов, образуемых ими соединений…) перио-дически изменяется….Таким образом, теорема Геделя-Тарского о неполноте арифметики оказывается неустранимым элементов открытия (неалгоритмируемости) периодического закона, как явления природы. И всякие "новые законы" типа: "периодическая таблица молекул" и т.п. ? есть заблуждение, как избыточная рефлексия, но не смысла, а помысла, т.е. фантазии.

Геометрия Лобачевского и геометрия Римана были последова-тельно "усмотрены" как "эйдосы" рефлексии интеллекта и обращены в свое словодействие в семиотической формализации теорем новой геомет-рии, структурная формализация которой содержит неустранимый эле-мент смысла в форме геометрии Евклида.

"Уравнение труда" в трудологике геосферы, биосферы и ноосферы неустранимо содержит в себе основания стохастической арифметики Митчела Файгенбаума.

Организующая роль рефлексии в интеллекте ФИРИ позволяет оперативно отсекать смысловые конструкции такой системной организации рефлексии, которые нарушают принцип дополнительности ("бритва Оккама").

Так, когда М.С.Бургин,1995, излагает свою точку зрения на фор-мирование организации рефлексии:

" В зависимости от того, что именно выступает в качестве объекта рефлексии, выделяются:

• интеллектуальная рефлексия, направленная на осознание и осмысление форм и предпосылок человеческого мышления и познания;

• психологическая рефлексия, связанная с а познанием субъекта, с анализом им своих внутренних психических актов и состояний;

• феноменологическая рефлексия как универсальный способ анализа самопознания;

• экзистенциальная рефлексия, нацеленная на выяснение условий и факторов бытия субъекта.

Если объект рефлексии — это результаты познавательной деятельности субъекта, то выделяются вида рефлексии: элемен-тарная и научная. Первая направлена на анализ обыденного зна-ния, а вторая - теоретического. "

Самоочевидно, что интеллект оказывается, как сущность, неоп-ределенной категорией. В то время как, например, ФИРИ опреде-ляет интеллект в форме "триединства психологии, геносеологии и логики". "Экзистенциальная рефлексия" попросту вообще невоз-можна в рамках метода ФИРИ, поскольку субъект является и одномоментно объектом исследования в своей самотождествен-ности саморазличия в саморазвитии.

Деление же рефлексии на "элементарную и научную", т.е. выделение качественных состояний сущностей, безусловно было бы целесообразным методологическим приемом, если бы такой подход давал нечто новое для дальнейшего анализа сущности, кроме "кастовости", вводимой автором указанной работы для конструирования из рефлексии "вселенского рычага" по принципу его использования: то ли "совой-звездочетом", то ли "сводней уче-ного ? пером".

Дальнейший анализ "системной организации рефлексии по Бур-гину" превращается в мозольный лапоть "системы R":

"В первом приближении целесообразно выделять три уровня (рефлексии - разрядка моя - САК), определение которых зависит от системы R, в которой происходит рефлексия:

1. макроуровень — это уровень самой системы R , на котором она рассматривается как единое целое;

2. микроуровень — это уровень подсистем системы R;

3. мегауровень — это уровень некоторой системы Р, в которую R входит в качестве подсистемы".

Похоже, что в потемках хмарной избы Саваофовы крохи реф-лексии будут растеряны на "микро-, макро-, мегауровнях", пос-кольку "рефлексии-мыследеятельности" безразличны такие уровни в ментально-интеллектуальном плане. "Дух Божий веет, где хо-чет". Хотите примеров? Пожалуйста. Вот вам примеры от Гете, Малевича, Бунина….

Гете писал:"разве не приходится мне принимать в качестве до-пущения и предпосылки самого себя, хотя я никогда не знаю, как я собственно, устроен? "- А.В.Луначарский, "Силуэты", М., 19б5. Стр.303.

Малевич считал, что узнать "все", мир в целом, можно после того, как удастся "вынуть единицу, не имеющую никакой связи со всем окружающим"- К.Малевич, "Бог не скинут", Витебск, 1922, стр.б. Совпадение этой мысли художника Малевича с соответст-вующими мыслями математика Лебега и философа Плотина весьма значительно и говорит лишь о ментальном содержании его ядра рефлексии.

И.А.Бунин: "Эта мысль о собственной мысли, понимание своего собственного непонимания есть самое неотразимое дока-зательство моей причастности чему-то такому, что во сто крат больше меня, и, значит, доказательство моего бессмертия: во мне есть, помимо всего моего, еще новое нечто, очевидно, основное, неразложимое"- И.А. Бунин, "Собрание сочинений",т.5,М., 1966, стр.298.

Рефлексия выступает в качестве механизма овеществления индивидуальности в природе вещей и одушевления неодушевлен-ной природы в нас самих. Вот в чем "секрет и сок " рефлексивного мышления интеллекта, о чем проникновенно писал еще академик Д.Н.Овсянико-Куликовский: "Человеческая бесконечность стала коррелятом космической. И, когда современная лирика, в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами искусства пробуждает чувство "социальной тяги", то исконный инстинкт "стадности" и "ритмичности", порождая лирическую эмоцию, в то же время вызывает живое, но не выразимое ни словом, ни образом, ощущение человеческой бескочности, незаметно сливающееся в лирике философской, в лиризме живописи и в некоторых высшего порядка творениях музыки с ощущением бесконечной космич-ности "-Д.Н.Овсянико-Куликовский."Вопросы теории и психологии творчества", Харьков,1907,стр.83.

Вот почему "уровни рефлексии по М.С.Бургину" заведо не имеют смысла. Они сами производные рефлексии, ее эйдетических состояний, что персонально видно из заявлений и Гете, и Мале-вича, и Бунина.

Целеполагание, которое в рефлексивном процессе есть, и это верно замечает М.С.Бургин, но только в качестве предполага-ния, поскольку сам смысл еще не определен, он только будет определен в заведомо предполагаемом, а не целеполагаемом само-тождестве ядра рефлексии в заданной организации интеллекта в саморазличии саморазвития. Поэтому ниже приведенная сентен-ция М.С.Бургина не столько афористична, сколько алогична:

1)если цель рефлексии — получение информации, то она относится к гностическому виду;

2)если цель рефлексии — передача информации (информацион-ное воздействие), то она относится к информирующему виду;

3)если цель рефлексии — материальное (физическое) воздей-ствие), то она относится к аффективному виду."

Вот почему постижение рефлексии не чумазый горшок, а живой огонь, воспламеняющий интеллект, как триединство психологии гносеологии и логики, качественные сущности которого опреде-ляют "мировоззренческий потенциал" интеллекта, например ФИ-РИ. И сок, и ядро рефлексии интеллектом "усваиваются из дыха-ния в дыхание", но профессиональный экстракт труда, как работы трудологики, по приобретению формирующимся интеллектом структурной организации рефлексии в едином самотождественном постижении саморазвития в саморазличии может быть намечен в общих чертах так, как это было сделано С.С.Розовой,1995:

"• Уровень рефлексии, способности к отстранение взгляду на себя «со стороны» и к контролю за своей деятельностью. Разви-тость рефлексии должна рассматриваться как ключевой параметр подготовки необходимых качеств молодого ученого;

•Полнота набора направлений рефлексивной работы сознания: должна быть развита вся палитра направлений от мировоз-зренческих до предметно-научных и историко-научных. Мировоз-зренческая рефлексия должна включать в себя все основные к компоненты содержательного характера: онтологическую гносео-логическую, аксиологическую, этическую, эстетическую, истори-ко-философскую и философско-научную рефлексию. Методоло-гическая рефлексия должна исслеживать пути поиска за пределами научной парадигмы, в широком социокультурном пространстве ис-точников метафор различного рода, источников метафорического прочтения непосредственно наблюдаемых образцов поведения и деятельности людей, в которых можно увидеть недостающие звенья конструируемой ученым модели или открываемого им закона. Парадигмальная рефлексия должна держать в поле зрения ученого весь набор стереотипов и стандартов научной работы, принятый в данном научном сообществе, а также осуществлять контроль за их грамотным адекватным воспроизведением.

•Собственно интеллектуальная подготовка должна обеспечить глубину мысли, способность ее переходить к предельным основа-ниям мыслимого содержания, т.е. «запределивать» его и тем самым переходить в область метафизики и философских раздумий. Для выработки этого качества «материала» нужна его специальная философская подготовка, ведущаяся в двух планах: изучения философии и тем самым обретения философских знаний, освоения философской лексики грамматики (первый план) и (второй план) овладения образцами философского мышления, которые желатель-но пронаблюдать не только у преподавателя философии, но и у философа-учителя, что совершенно не одно и то же. По терми-нологии М.К. Мамардашвили это означает усвоить философию учений и систем и приобщиться к реальной философии. •Материал должен быть интеллигентен, должен обладать ценностными ориентациями, направляющими его на служение Культуре и на стремление к Истине." Так структурная организация интеллекта в ее рефлексивно-пара-дигмальном устроении оказывается светом "избы дела".

Если ядро рефлексии как парадокс "эйдос"? "слово" будут выведены из сферы интеллекта, то суть интеллекта выводится из сферы самопознания, обращаясь в сферу внешних обстоятельств, в которых условности жизни истребляют внутреннюю свободу, задаваемую "камертоном рефлексии" в его извлечении смысла самотождественным различием в саморазвитии, смыслом, улавли-ваемым триединством психологии, гносеологии, логики, в качест-венной сущности которых является личина интеллекта, т.е. персо-нификация индивидуальности.

Вот почему бывший декабрист Волконский в конце жизни представляет собой личность не столько сломленную старостью (и кукующего на завалинке собственного деревянного дома в ожидании, когда его жена Мария Волконская, которая "та самая жена декабриста", закончит веселый банкет, прилагая титани-ческие усилия по устройству своих дочерей замуж), сколько человека чьи внешние обстоятельства отделили ядро его реф-лексии от его интеллекта. И вот почему великий сиделец в Шлиссельбургской крепости Михайловский и через десятки лет после своего освобождения из одиночного заключения оказывает-ся творчески мыслящим человеком, кстати, успевшим славно устроить и свою личную жизнь. Собрав силы интеллекта, Михай-ловский сумел "не расстаться с рефлексией", т.е. ее ядром, сохра-нив способность к мышлению, как смыслотворчеству путем усилий в ментальной области саморефлексии.

Обезличенная гегелевская "свобода как познанная необходи-мость" становится рефлексией в мире труда, т.е. трудологике, яв-ляя собой сложный процесс самопознания, возникающий во взаимодействии ядра рефлексии с интеллектом, в ходе кото-рого является лик, личина индивидуальности, творящая смысл, как парадигму мыслей в их классификации, и обретающая творческий энтузиазм, в том числе и в форме гомеостазиса, устанавливающе-го равновесие между внутренней свободой творчества лика, личи-ны индивидуальности, светоча (света-очей) и сложностей внешних обстоятельств жизни. Такая созидательная способность, возни-кающая в самоединстве рефлексии и интеллекта, как твор-ческого ума, переводимая и закрепляемая в области духа, т.е. ментальности, своим внешним проявлением являет гения.

Это значит, что только гений абсолютно свободен в своем самопознании и проявлении творческого энтузиазма. Степени гениальности незримы, их установить нельзя. Они же лежат в области ментальности, которые являют человечеству лишь чудо. Нельзя установить большую, меньшую гениальность в сравнении Будды ( Сакия Муна), Магомета (Мухаммеда), Христа. Или Баль-зака и Пушкина, Шекспира и Мольера и т.д. Но через призму времени, можно сказать определенно, что и Бальзак, и Пушкин гении. Последнее утверждение было далеко не бесспорным, например в 1844г., когда "неистовый Виссарион" (В.Г.Белинский), подробно разбирая романы Эжена Сю, в отношении творчества Бальзака, уже вовсю публиковавшего романы из своей "Челове-ческой комедии" жестко и уничижительно заявляет в отношении Оноре де Бальзака: " —Давно ли повести Бальзака, эти картины салоннаго быта, съ ихъ тридцатилетними женщинами были причи-ной общаго восторга, предметомъ всехъ разговоровъ? давно ли ими щеголяли наши русские журналы? Три раза весь читающий миръ жадно читалъ или, лучше сказать, пожиралъ историо «Одного изъ Тринадцати», думая видеть въ ней «Илиаду» новей-шей общественности. А теперь у кого станетъ отваги и терпъния, чтобъ вновь перечитать эти три длинный сказки? Мы не хотимъ этимъ сказать, чтобъ теперь ничего хорошаго нельзя было найти въ сочинешяхъ Бальзака или чтобъ это былъ человъкъ бездарный: напротивъ, и теперь въ его повъстяхъ можно найти много красотъ, но временныхъ и относительныхъ; у него былъ талантъ и даже замечательный, но талантъ для известнаго времени. Время это прошло и талантъ забыть,—и теперь той же самой толпе, которая отъ него съ ума сходила, ни мало нътъ нужды, не только существуетъ ли онъ нынче, но и былъ ли когда-нибудь." ? Соч. В.Г.Белинского. Киев,1911,т.3,233.

Для русской критики, которая вообще не жаловала Бальзака своими заметками, "слово Виссариона" звучало как приговор. Далее Бальзака продолжали в России публиковать и читать, не вдаваясь в критику, а 200-летие со дня рождения вообще замол-чали, хотя он ровесник А.С.Пушкину.

Можно только догадываться, что испытывал при жизни О. де Бальзак и какую свободу должно было придавать ему его творчест-во от того момента, пока оно являло собой пример рефлексивного литераторства, как единства ядра рефлексии и интеллекта, до того одномоментного состояния, когда его созидательная способ-ность, возникающая в самоединстве рефлексии и интеллек-та, как творческого ума, закрепилась в области духа, т.е. ментальности, своим внешним проявлением гения, рожден-ного в творчестве этого "Прометея труда".

Когнитивно-логический инструмент рефлексии как формообра-зующей сущности смысла и смысловых связей ? парадигм смыс-ла, ? конечно определяется психологией человека, но не как таковой, а лишь в опыте его трудологики, естественным образом закрепленной в этногенезе, т.е. генетике трудологики, что принципиально и выражается гипотезой Сепира-Уорфа: "структура сложности языка определяется структурой сложности мышления". Вот почему "язык" Бехтерева и "язык" Павлова, касающийся реф-лекторных законов поведения человеческой психики, как и вся пропедевтика человеческой психики, вообще в трудах этих ученых с точки зрения семиотического подхода могут рассматриваться как парадоксальное всеединство теми, для кого "мир как целое" и есть когнитивная психология. В тоже время "интеллект" последовате-лей Павлова и "интеллект" последователей Бехтерева может служит примером смыслового диссонанса в оценке рефлекторной деятельности человека, психической деятельности человека в процессе самого труда. Результаты труда человека по Бехте-реву и по Павлову могут быть поняты как целое в рамках когни-тивно-логического инструментария рефлексии, но, естественно, запредельны в рамках только учения Павлова или только уче-ния Бехтерева. Структура сложности мышления каждого из тита-нов рефлексологии приводит к результатам несовместимым с результатами противника. Та же ситуация наблюдается и при сопоставлении учений, например, в физике между психлогичес-ким восприятием физического пространства у Э.Шредингера и М.Борна с их "квантово-механическим" и "статистическим описа-нием" микросостояний физического пространства. Объединение, казалось бы необъединимых принципов физики в рамках "квантово-флюктуационной теории" физики твердого тела (КФТ-ТТ) позво-ляет с позиции "когнитивной психологии" строить "химический дизайн твердого тела". Мир как целое в когнитивной сущности психики не есть механическая спекуляция, если фактический ре-зультат такого подхода не только выводит все исходные резуль-таты, объединяемых учений, но и наводит психику на постановку и решение проблемных ситуаций в их синтетической сущности.

В этом случае имеет место возникновение нового смысла в форме классификаций и новых смысловых связей ? парадигм, рефлекторно являющих себя в интеллекте или ментальности. Тем самым когнитивная психология, как составляющая триединства интеллекта, рефлекторно в рефлексии ядра, как парадоксального единства "эйдоса"? "слова", способно замещать на интуитивном уровне "слово" его формообразующей сущностью "эйдосом". Это значит, что когнитивная психология рефлекторно способна изме-нять форму поведения, качество личности, замещая парадок-сальное единство рефлексии ядра его эйдетическими эквивален-тами, которые не могут быть оценены иначе как ментальные состояния. Тем самым принципиально не исчезая, рефлексия ядра в когнитивной психологии в своих эйдетических эквивалентах порождает то, что М.С.Трунов, 1995, называет "феноменом без-рефлексивного мышления", заявляя следующее:

" Истина, как утверждали многие восточные и западные мыс-лители, не может , адекватно выражаться посредством слов. Ведь мир бесконечно сложен в своих проявлениях; любой из его фено-менов имеет неисчерпаемое количество уровней и аспектов рассмотрения. Слово же всегда фиксирут лишь какой-то один аспект, один уровень, а потому оно загоняет в узкие рамки то, что по своей сути не может туда вместиться без серьёзной деформации. К тому же мышление человека протекает не только словесной форме. Оно осуществляется в процессе переработки информации, одновременно поступающей в мозг в формах зрительных, слуховых ощущений и восприятий. Попробуйте дать словесно-логическое описание любому общеизвестному понятию …. Так что, с этой точки зрения, слово — не единственное и не всегда лучшее средство проникновения в суть вещей, а значит и своего поведения относительно окружающего мира. Привер-женность к понятийному мышлению ведёт к тому, что люди неизменно отождествляют различные предметы и явления мате-риального мира с теми фиксированными понятиями которые, по общему мнению, их обозначают."

Таким образом, "феномен", о котором говорится выше, есть лишь явление когнитивной психологии в эйдетических эквивалентах, о преимуществах которых говорить крайне преждевременно, как это следует из гипотезы Сепира-Уорфа, поскольку структура мышления заменяется не языком, а чистыми эйдети-ческими состояниями, "прозрениями", практика которых, напри-мер, искусство, принципиальна отлично, например, от практики научной дискурсии и вообще от семиотического понимания науки, в которой реализует себя интеллект.

Самый интересный вывод из всего сказанного в том, что ника-кого безрефлексивного мышления в природе самой психологии нет и быть не может, поскольку рефлексия порождает смысл и смысловые связи, т.е. реализует себя в мыследеятельности, нап-равленной на осознание и самопознание индивидуальности.

Практика получения эффекта ментальности путем эйдетических прозрений лежит за пределами смыслотворчества и опознается таковым лишь после "эйдетического сеанса", который воспринима-ется в дальнейшем сознанием как медитация Восточного визио-нерства. Именно на них, как критерий полезности, и ссылается М.С.Трунов:

" Практически все приёмы работы с сознанием в Дзен основаны на психо-физиологических механизмах торможения деятельности левого и активизации правого полушария мозга. Согласно теории о функциональной асимметрии мозга существует своеобразное разделение его функций. Симметричный анатомически мозг не симметричен функционально. Одни и те же задачи решаются разными полушариями методами, во многом противоложными друг другу. Так, левое полушарие является логически-речевым по преимуществу, оперирующим абстракциями, с общими понятиями и идеями. Правое же воспринимает мир конкретно-образно и "отвечает" за деятельность в наличных ситуациях. "

Как только ядро рефлексии в своей парадоксальной сущности замещается эйдетическими состояниями, в психологии имеет место афазия "понятий" и "идей". Их "выпадение", как смысла, т.е. как самотождества саморазличия в саморазвитии, приводит к утрате интеллигентности, т.е. критичности и самостоятельности мышления, что означает потерю интеллекта индивидуальности в конкретной форме гомеостазиса, вводя личность в область коллек-тивной или просто некритической медитации ментальности.

Вот почему когнитивная психология оказывается инструментом рефлексии, анализируя и моделируя парадоксальную функцию ядра рефлексии, в которой изменяются сущностные явления мыс-ледеятельности как метахимии диалектики сознания в ее словесно-эйдетическом содержании.

Рефлексия интеллекта, психология которого в своем сознании замещает в парадоксе ядра рефлексии эйдетические состояния только состояниями смысла, т.е. "идей" или "понятий, лишенных образов", оказывается во власти не столько смысла, но помысла, в которых эйдетические состояния мыслятся как образы, а в случае их полного отсутствия превращаются в умыслы ригоризмов.

Примером такой личности может служить интеллект знаменитого хирурга Войно-Ясенецкого, архиепископа Луки, претендовавшего даже в свое время на патриарший престол России. В начале Великой Отечественной войны проф. Войно-Ясенецкий из сибирской ссылки обратился к властям с просьбой использовать его в военных госпиталях как хирурга. С 1941 по 1943 годы он - хирург-консультант Красноярского МЭП-49 (10 000 коек). Весной 1943 года Войно-Ясенецкий назначен управлять Красноярской кафедрой, а в начале 1944 года Тамбовской. Церковное служение совмещает он с оперативной практикой в военных госпиталях. В 1946 году вышло второе, сильно расширенное издание его труда "Очерки гнойной хирургии", отмеченное в том же году Сталинской премией Первой степени. Имя профессора-епископа приобретает международ-ную известность также благодаря ряду ярких выступлений его на страницах Журнала Московской Патриархии и в американских газетах. В 1946 году Владыка Лука становится архиепископом Крымским и Симферопольским. В Симферополе прошли последние пятнадцать лет его жизни. Талантливый проповедник, он в 1954 году за 11 томов своих проповедей был избран Почет-ным членом Московской духовной академии. В 1956 году вышло третье, перера-ботанное издание "Очерков гнойной хирургии". Умер архиепископ Лука 11 июня 1961 года и похоронен в Симферополе.

В.Ф.Войно-Ясенецкий пишет в своей книге "Дух, Душа, Тело", 1988, стр.96: "Сознание своей личности складывается у человека из органических ощущений, получаемых от своего тела, из воспри-ятий, получаемых его органами чувств, из всей совокупности воспоминаний, из понимания своего духа, характера, настроений.

Где же складывается из этих элементов самосознание, кто субъект его ? Не ум, как обычно понимают, а дух.

Ибо ум — только часть духа, а не весь дух. Но часть не может объять целого. Это важное заключение, на которое мы сошлемся позже, когда будем говорить о бессмертии. И оно не произвольно, а основано на словах апостола Павла: "Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем ? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия" (1 Коринф. 2, 11-12).Глубочайшую сущность существа нашего познаем мы не умом, а духом. Самосознание есть функция духа, а не ума. Дарованное нам от Бога действие благодати Божией познаем мы не духом мира сего, а духом нашим, дарованным нам от Бога. Такая же мысль и в словах премудрого Соломона:"Светильник Господень — дух человека, испытывающий все глубины сердца" (Притчи 20, 27).О духе, как высшей силе нашей духовной деятельности, многое можно найти в Священном Писании. Вот примеры: "Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пож-нет жизнь вечную" (Гал. 6,8). Вот пример превращения когни-тивной психологии как инструмента рефлексии в ментальные состояния самосознания, как духа, в котором эйдетические состояния мыслятся как образы, причем логический инструментарий такой рефлексии оказывается по существу реализацией каузального метода, для которого следствия являются симметрич-ными относительно причин, вызывающих эти следствия.Тем самым "гистология" когнитивно-логического инс-трумента рефлексии позволяет выявить фундаментальную значи-мость психологии рефлексии в факте функционирования самосознания и самопоз-нания в смысловом самотождестве трудологики мозга.

Явление рефлексии психо? логии, как развертывания категори-ально образного самопознания? самосознания через рефлексию ядра интеллекта в своем самотождестве саморазличия самораз-вития являет собой еще один пример новой аналитической карты категорий трудологики в направлении смыслообразова-ния. Доминанта такого смысло ? образа распределяется между функциями ядра рефлексии как "эйдоса" и как "слова". Последние через психо? логию рефлексии отливаются в ассоциации самосоз-нания и самопознания когнитивной психологии интеллекта. Индивидуальная свобода рефлексии интеллекта задается анали-тической картой категорий трудологики (В.И.Разумов, 1995):

Онтологические парадигмы рефлексии, хотя и разворачиваются в форме процедуры объектвизации, но рождаются в психологии рефлексии индивидуальности смысло-образа и фиксируются ассо-циациями в форме памяти.

Субъективные формы рефлексии по Ладенко объективизируют-ся в том смысле, что они выявляются " в зависимости от отно-шений… субъектов друг к другу и самим себе". Подобный кате-гориальный подход по существу разъясняет "опыт анализа моделей рефлексии Г.П.Щедровицкого и В.А.Лефевра", предпринятый Т.Э. Сизиковой,1995: " Г.П.Щедровицкий, полагая рефлексию как объект, объясняет через её содержание объектность знания и соз-нания, представляет рефлексию в виде механизма и процесса, в котором разворачиваются процедуры объективизации. Другая модель, развиваемая В.А.Лефевром, предполагает разрешение воп-росов о субъектности, субъективности и субъективации рефлек-сии. Описание этих моделей, выстроенных на разных онтологиях, одним языком, сквозь призму выделяемой общей проблемы, является метологическим принципом, на основе которого строится сравнительный анализ".

Психология рефлексии как смысло? образа, являющего собой смыслообразование через парадигмы когнитивно-логичес-кого инструмента рефлексии есть закрепленный в ассоциациях памяти факт, поскольку экспериментальное доказательство уни-версальности нейронных сетей на примере опыта П. К. Анохина, переключавшего иннервацию ноги на блуждающий нерв, показали, что все функции органов строятся на основе обучения, и пото-му нервы можно случайно распределять по органам, согласуя лишь мощность нейронных пучков с количеством подлежащей запоминанию информации, так как "воспринимающие области или отделы" мозга скорее «арендуются» теми или иными чувствами, чем принадлежат им по «праву собственности» (Уолтер, 1966).

Тем самым выявление сущности психологии рефлексии строит-ся на принципах ассоциативности человеческой памяти, которая как данность включает в себя невозможность произвольного воспоминания, но детальное восприятие различий, фиксируемых, видимо, в гистологической сущности ядра рефлексии и как подроб-ности(цвет, свет, запах, оттенки), что создает в "эйдосе" лик сущности, а в "слове" парадигмы осмысленности.

Свойства памяти, ее точность и ассоциативность интересно связать с описанными в литературе наблюдениями над человечес-ким мозгом. Многие исследователи отмечают, например, что человеческий мозг сохраняет мельчайшие подробности пережи-того, несмотря на то что человек не может их воспроизвести, т. е. произвольно вспомнить. У. Пенфильд,1957 приводит этому следу-ющее подтверждение:

«Например, предположим, что вы не видели приятеля на протяжении многих лет. Когда-то вы знали его хорошо, но теперь, спустя 10 или 20 лет, вы не можете представить его себе или тем более нарисовать его портрет.

Предположим, что вы его неожиданно встретили, он обернулся и посмотрел на вас, улыбаясь. У вас возникает знакомое чувство и вдруг вы узнаете своего прежнего приятеля. Но в тот момент, когда вы концентрируете свое внимание на нем, вы осознаете, что он несколько изменился. Его движения, речь, улыбка отличаются от того изображения, которое в деталях сохранилось в вашем мозгу и которое вы не смогли воскресить до встречи. Теперь вы видите новые черты в его лице, непривычную сутулость спины, странную медлительность движений. Вы хлопаете его по плечу и говорите ему (ради него же самого) что он „ничуть не изменился". Но даже когда вы пожимаете его руку, вы чувствуете утолщен-ные суставы его пальцев».

Невозможность произвольного воспоминания в сочетаний с фактом хранения соответствующего образа — одна из характерных черт ассоциативной памяти в психологии рефлексии. Это обусловлено, конечно, отсутствием ассоциации, т. е. тем, что воспринимаемые в данный момент семиотические тексты не пересекают требуемого следа. Другая возможность состоит в том, что действующие в данный момент смысло-образы в первую очередь выводят сигнальную точку на другие следы, и траектория смысло-образа увлекается этими следами, не пере-секаясь с нужным следом, либо нужное пересечение происходит в конечной части требуемого следа. В результате в лучшем случае воспроизводится лишь отрывок требуемого образа.

Совершенно в других условиях происходит воспоминание при «встрече». Теперь внешние смысло-образы выводят траекторию в начало следа, и весь ранее запомненный семиотический текст оживает в памяти. Главное здесь — это наличие первоначальной ассоциации, которая служит ключом соответствующего образа. В этом смысле никакого произвольного «воспоминания» в рефлек-сивном ядре не может быть принципиально. Разумеется, возможен случайный выход на какой-либо из имеющихся следов под воздей-ствием помех. Однако случайная ассоциация не является произ-вольной в том смысле, что «воля» не предопределяет результата.

Можно считать, что ассоциативность в использованном выше смысле рефлексивной памяти была открыта И. М. Сеченовым (1886), который глубоко понимал связанный с этим механизм воспоминания. В «Рефлексах головного мозга» И. М. Сеченов писал: «Я вижу человека, потому что на моей сетчатой оболочке действительно рисуется его образ, и вспоминаю потому, что на мой глаз упал образ двери, около которой он стоял». Всегда полезно помнить, что ассоциацией для воспоминания могут служить и логически не связанные с интересующим нас образом восприятия, но таящиееся тем не менее в ядре рефлексии - "эйдосе". И.М.Сеченов говорит: «К ряду логически связанных ощущений ассоциируется не имеющее к ним ни малейшего отношения. В таком случае человеку кажется странным выводить ряд мыслей, появившихся в голове, из этого представления, а меж-ду тем оно-то и было толчком к этой мысли».

Из модели психологии рефлексии как смыслообразования следует, что запечатлеваемые следы соответствуют воспринима-емому образу с точностью до инварианта семиотического прос-транства психологии рефлексии.

При восприятии многих мало различающихся образов в семио-тическом пространстве психологии рефлексии может сформи-роваться и более широкий эйдос, если следы отдельных эйдети-ческих траекторий сливаются. Однако воспроизведение такого среднего или собирательного образа затруднено из-за неустойчи-вости процесса воспроизведения рефлексивного ядра.

Результатом такой неустойчивости оказывается не столько нарушение смыслодеятельности в смыслотворчестве, сколько по-рождение парадигматических антиномий в форме смыслоутвер-ждений субъектной формы рефлексии, которые могут достигать своего рода антагонизма по отношению к уже сформированным объективным установкам иной формы психологии рефлексии, сущ-ность которых вскрывается картой категорий друдологики и по сущесту означает, что все формы анатогонизма в психологии реф-лексии кроются в существе синрефлексивных установок, как иерархии аналогии форм мыследеятельности.

Примером таковой психологии рефлексии как смыслообразо-вания может служить критика проф. С.Н.Булгаковым, будущим епископом и ректором православного института в Париже, реф-лексивных установок Карла Маркса.

" В дальнейшем, сохраняя верность принятому и усвоенному в годы молодости, он все более и более отклоняется от философских проблем, с тем чтобы вообще уже не возвращаться к ним, очевид-но, вследствие полной внутренней успокоенности, какая дается сознанием своей правоты и отсутствием сомнений в принятых догматах. Получается парадоксальный вывод, что для знакомства с Марксом и суждения о нем с интересующей нас и притом самой существенной его стороны наибольший материал дает как раз та эпоха, когда Маркс не был еще марксистом, когда его подлинный духовный облик не был еще заслонен деталями специальных исследований, которыми он создал себе имя."

Востеплили очи владыки С.Н.Булгакова живой огонек "той эпохи, когда Маркс не был еще марксистом, когда его подлинный духовный облик не был еще заслонен деталями специальных исследований," - и вот, пожалуйста,? тогда он был хорош, тогда "он был наш Глумов!". Все почти, как по пьесе Островского "На всякого мудреца довольно простоты".

А так вся мыследеятельность Маркса, по мнению Булгакова "пошла прахом", поскольку сознание, познание, как и самопозна-ние с самосознанием стали иными, "не приятными" для отца Сер-гия: "Итак, всемирно-историческая задача человеческой самоэман-сипации встала в сознании Маркса. Нужно было найти соответ-ствующее средство для ее разрешения. Таким средством и явился «научный социализм», систему которого Маркс и начинает разра-батывать в своей научной деятельности. И с этого времени круг его теоретических интересов и занятий, насколько мы можем опре-делить его по его сочинениям и его собственным показаниям о се-бе, суживается и сосредоточивается преимущественно, чтобы не сказать исключительно, на политической экономии и текущей политике".

Если ученый обретает свою собственную рефлексивную психологию, в которой у него строится собственная концепция когни-тивного уровня интеллекта, запредельная, чем "гегелевские тучи с лесом", то здесь-то у него и начинается появление недоброжелателей, т.е. критиков, а по существу иначе рефлексирующих лич-ностей, принадлежащих к другой иерархии мыследеятелности, другой психологии рефлексии, которая, кстати, оказавшись в "меньшинстве" в России будет удалена по приказу В.И.Ленина в Германию. На что Штреземан ответит руководителю нового типа государства с марксистской психологией рефлексии: "Германия не место ссылки русских Сибирь, но мы готовы принять цвет русской интеллигенции". Так, что отец Сергий первым бросил перчатку новому типу рефлексивной психологии? марксизму, в котором ему показалось "все не так, и все не этак":

Глава IV. Рефлексия в метаязыках

36. Рефлексия в метафизике индуизма.

37. Рефлексия в метафизике хасидизма.

38. Рефлексия в метафизике христианства.

39. Рефлексия ученых русской метафизики.

Пусть рефлексия та форма метаязыка, по отношению к которой метафизика индуизма есть объектный язык, структу-ра которого, как структура предложений исследуется метаязыком рефлексии, диалектика метахимии которого по крайней мере обладает полнотой исчисления предикатов, т.е. действий в самом самотождестве саморазличия в саморазвитии рефлексивного ядра как парадокса в системе "эйдос"? "слово", задающих ме-тод обучения, как труд познания в формировании сознания индивидуальности и коллектива в их рефлексивном взаимодейст-вии. И музыка как предмет рефлексии, и рефлексивное литера-торство, и литературные манифесты 19в. в своей системной орга-низации рефлексии позволяют утверждать, что диалектика метахи-мии определяет полноту дедуктики рефлексии интеллекта, т.е. рефлексия как метаязык интеллекта определен полнотой исчис-ления предикатов. Обладает ли такой особенностью анализи-руемый объектный язык предстоит выяснить в ходе анализа метафизики индуизма метаязыком рефлексии. Смещение языка рефлексии в область эйдетических состояний в метафизике индуиз-ма означает "жизнь в состоянии эйдетизма путем обдуман-ных действий", результатом которых оказывается "откровение": любовь к ближнему, любовь к идее, путь самообуздания, путь честного и бескорыстного труда, сострадания и эйдетического помышления, мелодическое эхо которого звучит в поэзии Р.Таго-ра. Смещение в объектном языке парадокса ядра рефлексии в об-ласть эйдоса определяет последний как единое и неделимое самотождество, или "Единство", которое со времени Рама Мохана Роя(1774-1833) в своем богатстве интуиции и мощности мисти-ческих прозрений "лицезреет предикаты" Бога. Будучи человеком одаренным, свободно владея персидским, арабским, еврейским, греческим, латинским, разумеется, санскритом, английским язы-ками, Рам Мохан Рой выступил против буддизма и ламаизма, но продолжал изучать индуистские книги, переводя их на бенгальские и английский языки, изучая наряду с Упанишадами, Сутрами, Ве-ды, Новый и Ветхий завет, а в 1828г. основывает ассоциацию унитариев, которой вместе с обоими Тагорами дает название "Универсализм", посвящая его культу "единого, не имеющего себе подобного, вечного существа, недостижимого, создателя и храни-теля вселенной", идею которого развил Дварканат Тагор, а затем и Девендранат Тагор, т.е. дед и отец великого поэта.

Подобный эффект рефлексии метаязыка на объектный язык превращает объектный язык дедуктивным путем истории в новую форму языка, т.е. языка метафизики, в котором Девендранат Тагор выделяет:

во-первых, эйдос как Ничто, где Единый создает вселенную;

во-вторых, такой "эйдос" есть Истина, Мудрость, Добро, Могу-щество как вечная сущность;

в-третьих, служение и поклонение этой сущности есть спасение в этом и другом мире;

в-четвертых, служение состоит в том, чтобы любить его и де-лать то, что он любит.

В результате чего возникает даже "общество для распростра-нения истин… и построено здание веры и ритуала", которое Девен-дранат Тагор в своей "Автобиографии" рассматривает как путь "от иллюзий и суеверий до познания живого бога". Ведя отчаянную борьбу против ортодоксального индуизма и против христианской пропаганды, естественно отрицавшей его учение, Девендранат Тагор после полуторагодового отшельничества в Гималаях обога-щает метафизику "Единства"-Брахмосамаджа унитариев "чистым и пламенным спиритуализмом", т.е. такой формой предикатов эйде-тизма, которые позволили его молодому последователю? Ч.С.Ке-шабу (1838-1884), отмеченному "отрешенностью от земных дел", сосредоточиться на чистом "созерцании", применяя чисто индусскую "преданность божественному" к объектам не индусской веры, поскольку "с юных лет был посещаем образами Ионна Крестителя, Христа и святого Павла" . Девендранат же удалился в убежище близ Калькутты, где провел остаток дней (он умер в 1905г), окруженный своим многочисленным царственным семейст-вом. Кешаб же, сопоставляя "Существо", "Познание", "Блажнес тво", т.е. троицу ведантической Индии, с метафизикой христиан-ской Троицы, объявляет последнюю высшим объяснением все-ленной. Кешаб полагает, что "Христос? вечный Логос существо-вал до своей эры в Греции, Риме, Египте, Индии, в Конфуции и Шакья-Муни (Будде)", т.е. являет в объектности своего языка предикаты перевоплощения образов как эйдетических сущностей, примеряющих человека с человеком и бога с человеком. В поисках эйдетических сущностей перевоплощения бога Кешаб умирает 8января 1884г., провожаемый в вечность Девендранатом, епис-копом Калькутским и Рамкришной, не знавшим санскрита, едва умевшим читать и писать, но настолько проницательным своим эйдетическими помыслами, что тот же Кешаб устраивался у его ног, как ученик. "Детская душа Рамакришны, простая, нежная и прелестная, украсила йогу Кешаба", поскольку была "для брах-мосов…тем огненным языком, который по преданию, пляшет в Пя-тидесятницу над головой апостолов, озаряет и жжет их". Поэтому внутренняя жизнь Рамакришны осязаема в своей духовной сущ-ности эйдетического прозрения, погружающегося в экстаз ? Са-мадхи, когда в "блаженной улыбке губ Рамакришны сверкают ослепительно белые зубы". Сущность жизни как духа образов живого творчества не позволяет окостенивать разуму Рамакриш-ны, который "обретает свой внутренний опыт, полагая, что он глубже, чем мысль". Такой объектный язык исключает фак-тически из обращения саму жизнь, которая дается нам через слово, как смысл, т.е. мыслетворчество, т.е. умозаключение, как новое знание, в котором творит интеллект. Таинственный свет на темных полотнах Рембрандта и есть эйдетическое виденье Рама-кришны, "освещающего траурный сумрак дома и страдания больного" и приветствующего " благочестивых, верующих в бога, имеющего образ". Он должен видеть "ясно себя и своего бога" через сам акт духовного созерцания (Садхана), приводящего к пос-тижениям формы, постигаемой посредством действия? Сад-хака, т.е. предикатов, которыми прозревается универсальная истинность всех религий, а "богопознание является тождеством с единой Действительностью по пути которой идешь к освобожде-нию от желаний, но шаг за шагом с терпением и скромностью". Рамакришна сочувственно раскрывает свою душу иным формам веры, взывая к Шиве, Шакти, Сарасвати, Лакшми, Хари, погру-жаясь в каждую из великих религий, в каждое героическое вопло-щение духа: Иисуса, Будду, Чайтанья, "из которых каждый пред-ставляет какую-нибудь грань великого Зеркала". Физиология объектного языка сложна, утомительна и никогда не лишена опасности. Во время своих страстных экстазов в честь Кришны у Рамакришны на коже выступают мельчайшие капли крови, цвет кожи становится золотистым настолько, что золотой амулет не выделяется уже на теле, глаза красны, "как от укусов муравьев", от тела исходит какое-то сияние. И только единствен-ный ученик Рамакришны, принявший его духовное наследство ? Вивекананда получает от учителя право на дар такой медитации.

Низкий голос Вивекананды (голос виолончели), покоривший американских англосаксов во время его выступления в 1893г. на первом заседании парламента религий в Чикаго, его татарско-ази-атская внешность (по мнению Вивекананды: "в Индии татары? лучшие люди народа") производили впечатление, как сам эйдос, экстатическая сущность которого властно проникала в глубину сознания присутствующих. И свое воздействие слово его оказыва-ло не через смысл слов говорившего, а через эйдос его сущност-ного внутреннего героизма, так что "в Гималаях, видевшие его ос-танавливались пораженные со словами на устах: "Шива!" ". Он яв-лял по мнению многих собой яркую вспышку даже тогда, когда гиганта положили на погребальный костер, хотя ему не испол-нилось и сорока лет.

Выступив против рассудочных умствований эгоистической веры, Вивекананда весь находится во власти медитации через эйдос. Впервые в полном объеме он почувствовал это состояние, когда Рамакришна, впадая в самадхи (экстаз) заставил его силой своего эйдетического дара "принять всю силу Рамакришны" ("Мне кажется, что именно эта Сила уносит меня в своем вихре и заставляет меня работать, работать"). Однако сущностной мето-дологией объектно-эйдетического языка Вивекананды становится сострадательная форма эйдетического прозрения, как сочувствие страждущим и болящим, терпящим унижение и презрение. Не эйдетическое прозрение через ум, но виденье сердцем ? вот ис-тинный язык Вивеканады. Отсюда бесчисленные формы социаль-ной помощи больным, бедным и несчастным по всей Индии вплоть до праздника бедных, учреждения школ вне каст и т.д. Тем самым в отличие от полноты исчисления предикатов диалектики метахи-мии, в которой парадокс ядра рефлексии существует в своем самотождестве саморазвития в саморазличии объектный язык метафизики "Единства"? Брахмосамаджа, обладая своей условной методологией, проникается исключительно "живым учением" о созерцании единства боговоплощения в медитациях "пламенного спиритуализма" или "виденье мира через сердечное сострадание". Подобная форма объектного языка, обладая своей индивидуальной метафизической сущностью, конечно же раскрывает свои прак-тические возможности в том числе и социального плана. Нельзя этого отрицать. Однако рефлексия метафизики такого единства не обладает полнотой языка, т.е. являет собой лишь "чудо" !

Отмена материального наличествования, осуществляемого эмо-циональным путем "не в формах казуистического умствования", но в форме "стяжания радости"? симха, как принципа рационально мистического оптимизма, в котором "посты вызывают печаль", в результате чего имеет место зло, т.е. "низшая степень совершен-ного добра". Так возникает грех ? предформа благости. Метафи-зика объектности такого языка ? формообразование лестницы: "человек - как бы лестница, вершиною своею упирающаяся в небо; все его поступки и слова оказывают воздействие на небесные сферы", а потому акты человеческого обихода (еда, сон и т.д.) при правильном их свершении благотворно действуют на мировое бытие, поскольку радостное служение Богу вселяет в них отрад-ный взгляд на жизнь и возбуждает добрые чувства, убеждая, что Бог? во всем", а в праведнике (цадике) его больше, чем в простых людях, учение для которых совсем и не нужно, поскольку ученым "из-за непрерывного изучения Торы некогда думать о Боге". Так учил основатель хасидизма Баал Шем Тов (1700-1760). Новый объектный язык метафизики тем самым, оказываясь генетически связанным рефлексией с мистической линией средневекового иудаизма? каббалой в том виде как она была оформлена Ха Ари (1534-1572), берет за основу "предание как символ", которому не присущи ни слово, ни действие, ни ум, ни воля, но он есть все.

И в этом все рабби Шнеур Залман из Ляды (1747-1813) выде-ляет потенциальный (хокма) и действенный (бина) разум и позна-ние (даат) как слияние познающего субъекта с познаваемым объек-том, в результате чего такое аббревиатурное толкование получило в хасидизме название Хабад. Тем самым такое каббалистическое толкование, отрицая как "эйдос", так и "слово" в объектном языке метафизики рефлексии находится за пределами ядра рефлексии, являя собой все за пределами "смысло-образа", в котором сущность есть "безобразие" явления предикатов, т.е. действий. И действие, производимое от качества, и предмет как сущность всего "едины в абсолютном единстве ? Эйн Софом".

В своей книге "Ликутей Амарим (Тания), 1988,т.I,стр131" Шнеур Залман пишет буквально:

Совершенно очевидно, что и предмет и предикат, в данном случае предикат от качества, т.е. причастие, составляют сущность всего, т.е. Эйн Софа, определяя ядро рефлексии за пределами диалектики метахимии рефлексии, т.е. за пределами смысло-образования, но в пределах формообразования как незримо несо-зерцаемой логической сущности. И здесь-то и возникает нефор-мальный вопрос! В какой мере такой объектный метаязык соотно-сится с языком философии всеединства со все проникающим Логосом русской философии последователей В.С.Соловьева. Разница здесь в явлении образа, как Софии премудрой! Или нет?

Логическое безобразие категории Эйн Софа оказывается метаязыком рефлексии и даже не столько религиозным в форме истолкования иудаизма, а именно хасидизма, сколько языком экзистенциализма с его рефлексивно-менатльными выходами в язык искусства (Сартр, Камю, Марсель), метаязыком атеизма (Хайдеггер, Де Бовуар), метаязыком Ясперса, Бердяева, Шестова, в которых формообразование являет собой или ничто, или сознающую конечность как разум и даже как интеллект, что принципиально противоестественно, поскольку только ядро рефлексии в его парадоксе "эйдос"? "слово" способно являть смыслообразование в самотождестве саморазвития в саморазличии полноты исчисления предикатов, т.е. полноте самого языка рефлексии.

Формообразование как безличная сущность метафизики такого объектного языка, как хасидизм допускает "раскрытие света Эйн Софа" в явлении сущности и самоотражения сущности, которая уже не есть сама сущность, а потому являя "Я" получаем уже не "Я", а "Ты", связующее между которыми "Оно", как это имеет место в метаязыке саморефлексии Мартина Бубера ( Мартин Бубур, "Я и Ты",1992):

" Мир двойствен для человека в силу двойственности его соот-несения с ним. Соотнесенность человека двойственна в силу двой-ственности основных слов, которые он может сказать. Основные слова суть не отдельные слова, но пары слов. Одно основное слово - это сочетание Я-Ты. Другое основное слово - это сочетание Я-Оно; причем, не меняя основного слова, на место Оно может встать одно из слов Он и Она. Таким образом, двойственно также и Я человека. Ибо Я основного слова Я-Ты отлично от Я основного слова Я-Оно. Основные слова не выражают нечто такое, что могло бы быть вне их, но, будучи сказанными, они полагают сущест-вование. Основные слова исходят от существа человека. Когда говорится Ты, говорится и Я сочетания Я-Ты. Когда говорится Оно, говорится и Я сочетания Я-Оно. Основное слово Я-Ты может быть сказано только всем существом. Основное слово Я-Оно никогда не может быть сказано всем существом. Нет Я самого по себе, есть только Я основного слова Я-Ты и Я основного слова Я-Оно. Когда человек говорит Я, он подразумевает одно из них".

Но сущности: "Я", "Ты", "Оно" еще не познаются в действии, не имеют предикатов, изменяющих существо языка рефлексии сущ-ностей:

" Я, которое он подразумевает, присутствует, когда он говорит Я. И когда он говорит Ты или Оно, присутствует Я одного из основных слов. Быть Я и говорить Я суть одно. Сказать Я и сказать одно из основных слов суть одно. Тот, кто говорит основное слово, входит в него и находится в нем. Жизнь человеческого существа не ограничена областью переходных глаголов. Она не сводится лишь к такой деятельности, которая имеет Нечто своим объектом. Я нечто воспринимаю. Я нечто ощущаю. Я нечто представляю. Я нечто желаю. Я нечто чувствую. Я нечто мыслю. Жизнь человеческого существа не состоит из одного только этого и подобного этому. Все это и подобное этому составляет царство Оно. Царство Ты имеет другое основание. Тот, кто говорит Ты, не обладает никаким Нечто как объектом. Ибо там, где есть Нечто, есть и другое Нечто; каждое Оно граничит с другими Оно; Оно существует лишь в силу того, что граничит с другими. Но когда говорится Ты, нет никакого Нечто. Ты безгранично. Тот, кто говорит Ты, не обладает никаким Нечто, он не обладает ничем. Но он состоит в отношении".

Объектный язык хасидизма, тем самым, будучи разложенным, на элементарные сущности: 1, 2, 3, т.е. "Я", "Ты", "Оно" и их счетное число предикатов, как действий, как начало натурального ряда чисел и ограниченного числа предложений-предикатов сущностей, являет собой идеографию логики, позволяя с помощью символи-ческого формообразования строить рефлексию в метафизике хасидизма, которая как объектный язык заведомо не обладает полнотой, но уже достаточно строгой, поскольку позволяет надстроить аксиомы математики Дж. Пеано логикой, в которой "следование за" является в качестве неопределяемого объекта, как это и имеет место в формологии Мартина Бубера в его "Я и Ты":

Совершенно очевидно, что рефлексия метафизики хасидизма в своем формализованном варианте Мартина Бубера настолько иерархически проста, что может быть классифицирована языком дедуктивного рассуждения, как универсального языка пеановского типа и исследована методами математической индукции, которая неформально, а сущностно иллюстрирует факт неполноты такого языка, в котором есть место дару формализации, но не медитации, и который определяет уже не чудо, но безликое чудотворение.

Такое сомнение влечет верующего навстречу тому, кто усом-нился, сомневающегося — в объятия верующего. Для одного оно есть форма участия в судьбе неверующего, для другого — форма, в которой вера продолжает пребывать в нем, несмотря на брошенный ей вызов.

С точки зрения же рефлексии метафизики христианства это оз-начает способ преодоления "парадокса веры" в иудаизме через формообразование, в христианстве через символ веры.

Христианское вероисповедение преодолевает этот парадокс, оставаясь объектным метаязыком в самопостигаемой неполноте через текст «Апостольского Символа веры», который с самого начала и был «введением в христианство» через Евангелия, срав-нительный анализ текста которого проливает свет на зависимость евангелистов друг от друга (Александр Мень. Сын Человеческий, Брюссель,1983,стр.367):

Вся вечная тайна, именуемая Богом, с самого начала состоит в предельно настойчивом и никогда не приводящем к окончатель-ному результату (неполнота языка) — вызову человека на диалог, который сквозь все преграды и помехи позволяет расслышать «Логос», подлинное слово, из которого исходят все слова и который в нескончаемом разбеге стремится высказать все слова. Подлинная человеческая беседа возникает там, где люди стремятся высказать не нечто, а самих себя, где диалог становится общением. Там, где это случается, где человек выражает в речи самого себя, там в той или иной форме речь заходит о Боге, который есть подлинная тема всех споров человека с человеком с самого начала человеческой истории.

Но также и только там, где человек выра-жает в речи самого себя, в человеческой речи вместе с логосом человеческого бытия выражается и логос всякого иного бытия.

Поэтому свидетельство о Боге умолкает там, где язык оказывается лишь техникой сообщения о «чем-то».

В логическом исчислении Бог не встречается именно в силу неполноты рефлексии метафизики христианства, но уже содержит в себе "Логос" как "слово", являющее в сути самотождество развития в различии "смысла".

Сегодняшняя сложность "говорения" о Боге в отличие от вре-мени Фомы Аквинского происходит именно от того, что совре-менный язык, как сложность мышления по гипотезе Сепира-Уорфа, все больше стремится к тому, чтобы стать чистым исчис-лением, простой кодификацией технического сообщения, и все меньше соприкасается с Логосом всеобщего бытия, с которым интуитивно или сознательно соотнесены основы всех вещей в соответствии с христианским учением.

Размышления над историей апостольского Символа веры приводят к уяснению того, что в формуле исповедания, как фор-мообразования, в момент крещения мыслится исходный образ христианского вероучения, называемого «догмой». Содержание христианской веры неустранимо пребывает во внутренней связи исповедания, которое в качестве обета и отречения есть обраще-ние, поворот человеческого бытия к новому направлению жизни. Христианское вероучение существует не в форме отдельных, разрозненных положений, а в единстве "Символа", так древняя Церковь называла исповедание в момент крещения. "Символ" про-исходит от греческого: совпадать, сопоставлять. Символ — это часть целого, служащая указанием на другую, дополняющую часть и тем самым обеспечивающая взаимное признание и единство. Он является выражением единства и способом для его достижения.

Поэтому в обозначении вероисповедания как "Символа" содер-жится также глубокое истолкование его истинной сути; ибо именно в этом и состоит на деле исходный смысл догматических формул Церкви: способствовать общему исповеданию Бога, общему поклонению. Как "Символ" он указывает на другое, на единство духа в слове. А потому, догма (т. е. Символ) по сущест-ву, всегда есть также и упорядочение языковой формы , которая, с точки зрения абстрактной мысли, могла бы оказаться и другой и которая, однако же, имеет смысл именно как языковая форма, смысл, состоящий в объединении вокруг общего исповедального слова. Это не изолированная, не замкнутая в себе доктрина, а форма богослужения, форма обращения, которая является пово-ротом не только к Богу, но и Друг к другу в общем славословии Бога. Только таким путем, путем догматического исповедания снимается "парадокс веры" и превращаются в знаменательную фразу, как формологическое утверждение: "Верую….". Рефлексия же неполноты метаязыка христианства в сущности не снимается.

Более того, она становится более парадоксальной, поскольку в оборот анализа "Символа веры... "и других догматических формо-словий включаются не только представления о разнопоследова-тельности предикатов сущностей, как действия догм, но и отсутст-вия в их последовательности единомоментности смысловой сущ-ности. Не поэтому ли известный католический проповедник Луи Буйе слишком простыми "экуменическими пассами" пытается стереть грань между православием и католичеством, парадоксаль-но-смысловое различие между которыми лежит и не только в догматах патристики, но и самой сущности христианского веро-исповедения, и не может быть устранено ни при каких экуме-нических собеседованиях и тем более столь упрощенных смысло-развлечениях, к которым прибегает католический проповедник:

"Я не представляю себе, как можно дать определение като-личеству, которое не было бы одновременно определением правос-лавия и наоборот.

Утверждаю это, невзирая на то, что, иногда, говорят о Папе и о «соборности», на препирательства об «эпиклезисе» и «Филиокве» и т.д., ибо я уверен, что противопоставления такого рода сущест-вуют только в декадентном богословии, представители которого не только не понимают больше других, но не знают достаточно хоро-шо свою собственную традицию. Кардинал Сири говорил недавно, что «коллегиальность» епископства и всего строя Церкви как до, так и после I Ватиканского собора, является неотъемлемым принципом традиции католической Церкви (см. мнение по этому вопросу В. С. Соловьева [Влад. Соловьев, Сборник о христиан-ском единстве, Брюссель 1967, стр. 204-206 или Собрание Сочи-нений, Славянский вопрос, т. V, стр. 58-74, Брюссель 1966]). Есть ли это слишком смелое утверждение, объясняющееся созывом Собора экуменической направленности? Отнюдь нет. Один из самых авторитетных членов Сант Оффичио говорил мне то же самое в непосредственной форме еще за два года до избрания папы Иоанна XXIII. Единение православия и католичества несомненно существует под покрывалом, сотканным из недоразумений и незна-ния друг друга. Оно проявится полностью, когда и те и другие перестанут стремиться быть правыми во что бы то ни стало и быть заранее уверенными, что другие находятся в заблуждении; лишь при одном условии, что и те и другие также перестанут именовать противоречивыми точки зрения, на самом деле только различные и взаимодополняющие. Оптимист, видящий наполовину полный ста-кан в наполовину пустом стакане пессимиста, должен пройти больший путь, чтобы примириться с ним, чем католик, чтобы признать себя православным или православный католиком.

Перестанем хоть на время догматизировать за счет других с помощью превратно истолкованных цитат, перестанем также выдавать за нашу Церковь или нашу традицию наши провинциаль-ные взгляды и мы будем удивлены, что столь долгое время считали друг друга чужими. "

Тем самым "Символ веры" есть не просто форма догматичес-кого сознания, но и форма парадоксальности восприятия Бога верой, а не сознанием верующего, а потому всякие экуменические формы собеседований, в том числе и соборного характера, могут только в дальнейшем усиливать раскол вероисповедания как единосущной системы веры, что и было продемонстрировано католицизмом на примере униатства, повлекшего не только массу духовных нестроений, но и громадные человеческие разногласия и потери, если не лица Церкви, то облика веры верующих.

Так рефлексия метафизики христианства как объектного мета-языка в своей неполноте являет уже систему парадоксов догматов веры, преодоление которых невозможно вовсе не в силу непони-мания между верующими и их уяснения или разъяснения таковых между церковными иерархами в соборных уложениях, а в силу реального различия в сознании верующего форм ипостасей исхож-дения в одном естестве по отношению к естеству человека как объекта веры, в котором сложность языка определяется струк-турой сложности уже не только его мышления, но и догмати-ческого созерцания единосущности сердца веры - Бога. Именно поэтому православный Символ веры строго очерчивает догматы такой веры:

Как только автор начинает свои рассуждения о природе и естественной единице, можно тотчас же убедиться в неполноте объектного языка науки, которым он пользуется. Самым удивтельным в этом смысле является и сущностная терминология автора, которая аутентична метафизике Мартина Бубера, изложенной им в книге "Я и Ты",1923г., но позднее почти что на 13лет, чем это сделано Вл.Карповым:

" Первый и основной объект натурфилософии получается путем особого расчленения всей данной действительности; это есть инди-видуум природы, естественное тело, или естественная единица. Расчленение, приводящее кь установлению подобной единицы, не является искусственнымь, произвольнымь приемом научнаго познания, но актомь бессознательнаго творчества, и входить вь сознание готовымь фактомь. Оно образуется у всехь людей, присуще, повидимому, всемь животнымь, которых мы можем хорошо понимать,—иначе говоря, дается нам самой жизнью.

Вь течение индивидуальнаго развития каждый челов'Ьк выд'Ьляет изь состава переживаемой действительности себя самого—свое духовное и т'Ьлесное я,—вместе сь этим вндЬляются другие „я": „ты" и „он", т.е. формируются особи. Только сопоставляя „себя" сь теми комплексами, которые выделяются на фоне нашего сознания,—каждый какь нечто целое и активное,—ставя себя на мЬсто его и обратно, его на место себя, мы доходимь до понимания единичной особи. Детали этого процесса, его психологическия основы для натурфилософии не представляють значения. Важень самый факть, всеобщий н необходимый.

Люди, близкие и далекие, животныя, растения, камни, ручьи н реки, тучи, небесныя светила— таковы природные особи для детей и первобытныхь людей. Одушевленность чужого "я" на этой стадии культуры не требуеть какихь-либо особыхь доказательств (стр.11)". Тем самым натурфилософия Вл.Карпова представляет собой первые начала экзистенциализма в русской философии, исходящие из понимания догматической теософии, как менталь-ного языка, полнота которого в естествознании определяется неполнотой объектного языка метафизики, для которой "счет-ность"? это прототип натурального ряда чисел, а такой ряд чисел по теореме Тарского-Геделя не имеет алгоритма, а потому и все естествознание обладает неполнотой языка! И являет собой "от-крытие" но никак не логику познания, воплощенную в знание !

Как видим, натурфилософия познает окружающий мир, хотя и воспринимая его когнитивно, т.е. как целое, через неполноту догматики семиотики ментального характера, причем и М.Бубер, и Вл.Карпов , будем полагать, не зная работ друг друга , воспри-нимают мир, который "им открывается" аналогично данности вещей, счетных по аналогии с натуральным рядом чисел ариф-метики.

Поэтому "мир Карпова-Бубура" познается как "открытие", а не испытание природы материалистической концепцией миро-созерцания природы. И тем не менее такой метод рефлексии уже заведомо определяет "эйдос", во-первых, вне ядра парадокса рефлексии, а, во-вторых, сам "эйдос" являет собой безликое чудот-ворение. По существу К.Старинкевич, написавший книгу "Строе-ние жизни",1931 пытается выйти за пределы "нестроения мира Карпова-Бубера", применяя концепцию целостности органической жизни не только ко всему царству природы, но и всем частным формациям в ней.

Используя, как и Карпов рефлексию метафизи-ческого понима-ния идеи развития, Старинкевич мучительно ищет поиск выхода в естествознание органического истолкования природы из внелоги-ческих парадигм догматики ментальной семиотики и, конечно же находит его. И это единственный путь такой связи, который прев-ращается в концепцию "первоначальной интуиции", связывающий каждый организм с остальным миром, что и составляет основу по мнению Старинкевича развития "физиологического саморегули-рования, инстинкта и разума".

Однако, когда мы говорим "интуиция", то это ? или неалгорит-мируемая операция сознания, или перевыражение образа сознани-ем в состояние его логически-смыслового опознания, как это имеет место при переводе с одного языка на другой, где метод рефлексии саморегулирует аутентичность текста подлинника и текста перевода. Но в таком случае в "метафизическом мире Старинкевича" возникает самопроизвольно сознание аналогичное сознанию homo sapiens, что противоречит сущности органической природы в целом. И приходится признать в таком случае, что человеческий кал содержит частицу самосознания homo sapiens, как и экскре-менты животного и даже растительного происхож-дения, хотя известно, что таковыми продуктами последних являют-ся алкалоиды.

Поэтому рой пчел, лес, болото, являя собой экологическое единство проявления жизни и даже и непременно его самоорга-низацию, уменьшают энтропию геосферы именно за счет форм организации биосферы, но такие формы организации биосферы не способны подобно сознанию homo sapiens компенсировать рост энтропии возникновением антиэнтропии. Такая особенность дана в биосфере только человеку разумному и человеку современному.

Профессор зоологии Харьковского университета Шульц в метафизике свой книги "Организм как творчество",1916 развивает "принцип инстинктивного акта" развития форм организма, по существу внося разноголосицу в " догматические начала менталь-ной семиотики", поскольку акт "творения" есть всякое слияние яйцеклетки со сперматазоидом. И, таким образом, метафизика "Творца" и его предикат? действие "творение" перестают быть пререгативой самого "Творца", оказываясь "инстинктивным актом" размножения, например, микробов, жизнь которых есть самосотворение. Несколько иначе, с позиции иммунитета рефлекторный акт рассматривается в мире животных как творческий путь у С.И. Метальникова ( см. работу "Наука и этика"), обратив внимание на полученный им факт такого интересного явления, когда холерный микробы вводились в брюшную полость кролика одновременно со проиводимым звуком камертона, а затем про-изводился звук камертоном, а холерные вибрионы не вводились звдоровому животному, но при вскрытии антихолерные кровяные шарики появлялись у здорового животного. Совершенно очевидно, что результаты разумного эксперимента, поставленного Металь-никовым, могли бы привести к более глубокому пониманию значения иммунитета в явлениях жизни и может быть даже доказательству того факта, что само сознание в биосфере на примере человека разумного оказалось следствием иммунных процессов. Но трагедия Метальникова заключалась в том, что он не признавал именно диалектии ( хотя бы в духе апостола Павла!), поскольку полагал, что эволюция обусловлена разумом самой природы, т.е. сводил результаты своих, может быть даже гениаль-ных исследований, к пантеизму, лежащиму между философией Спинозы и религиозной концепцией миропонимания как едино-сушного природного божественного проявления, свойственного Бахайскому варианту религии.

Глава V. Рефлексия идеи истории (РИИ) физики

40. Самопознание духа в РИИ физики.

41. Эвристика РИИ физики.

42. Эвристика и интеллектика РИИ физики.

43. Интеллектика РИИ физики.

Э = ПРЯЭС / a

Полученный результат лежит в основе любой стратегии поиска.

Он неоднократно обсуждался на примере стратегии поиска всякой системы трудологики вплоть до функционирования авто-матов: P = L / a . Однако эвристическое истолкование, как момен-та открытия, постижения нового обучением (сократические бесе-ды), как творческий акт через обращение индивидуальности к своей ментальной сущности самосознания или интеллекту через познание и самопознание является выводом диалектики метахимии как рефлекторно-химической модели деятельности мозга, в вирту-альном пространстве которого метахимия есть диалектика, а в гистологическом ? фармакология в ее кинетике и динамике.

Рефлексия идеи истории (РИИ) физики есть история мысли, как целеполагания в физике. Однако рефлексия идеи истории есть мыследеятельность самопознания в ее трудологике, овеществля-емая в результатах труда и постигаемая в истории труда как сущ-ность предиката явления в моменте нового, т.е. эвристики. Эврис-тика новых миров в математике (группы Галуа, Клейна, Ли, Абеля, Мальцева и т.д., дифференциальная геометрия, да и все виды интег-рального и дифференциального исчисления, открытые Ньютоном-Лейбницем) является не неожиданным моментом рефлексии, а сущностью мыследеятельности, направленной на анализ объектив-ных фактов жизни и субъективных форм решения парадокса ядра рефлексии. Вслед за математиками в мыследеятельности, направленной на понимание сущности "слова" за исключением выдающихся людей, как, например, Лейбниц, объектом самопознания, как идеи объек-тивности, оказывается уже не само "слово", но его суррогат "символ", который вместе с "эйдосом" превращает физику в науку, решающую парадокс рефлексии ядра "эйдос" ? "символ". Овеществление "слова" в "символе", а смысловых связей ? парадигм в "символизме", т.е. свертывание мышлением физического явления до математической "грамматики" в символе и парадигм символизма до "правописания и синтаксиса", т.е. уравнений, как законов физики, оказалось для физики тем инструментарием отыскания, т.е. эвристики, смысловых классификаций, которые позволили аутентично отразить объектный язык действительности, где геосфера, биосфера, ноосфера оказались многочисленными качественными языками физики: геофизика, биофизика, теплофизика, физико-химия, физическое материаловедение, в которых овеществлена как объективность природы, так и субъективность идеи мысли.

В этом плане чего только стоят одни уравнения Максвелла? гениальное овеществление идеи мира электромагнетизма через результаты объективных открытий Фарадея. "Эйдос" света в созна-нии Ньютона-Гюйгенса, усматриваемый и как "частица", и как "вол-на" трансформируется в сознании физиков 20-го столетия после открытия комптоновского эффекта в дуализм электрона: и "волна", и "частица", как сущностной полноты мира. Достаточно лорду Круксу, менталитет которого ориентирован на постижение "Духа", в объективности которого он никогда не сомневался, для выявления "этого Духа" воспользоваться открытой им трубкой Крукса, как старинные опыты спектрального анализа времен Бун-зена-Кирхгоффа становятся основанием постановки экспери-ментов по выявлению энергетической сущности спектра водорода с обнаружением серий Лаймана, Пашена и т. д, что в свою очередь приводит к постановке эксперимента все с той же трубкой Крукса, в которой меняется состав анода. Так происходит открытие Х-лучей Рентгеном. Идея "символа Духа Крукса" овеществляется в излучении, которое в сознании рефлексирующей индивидуальнос-ти физика с его целью "отыскать" - "эвристика" столь же случайно, как и необходимо подвигается к процессу открытия, как эвристич-ности, но уже радиоактивного излучения. "Символ Духа Крукса" не останавливается на достигнутом, порождая в мыследеятельнос-ти "старых" и "новых" физиков отрыв в образности мышления, когда после опытов Резерфорда по расщеплению ядра атома и явления миру "без - образия" на примере символизма Гейзенберга в его принципе неопределенности, симметрия мира и образ мира восстанавливаются уравнениями Де-Бройля и Шредингера, но "язык мира" объективности блещет своей неполнотой после уста-новления закона Мозли, в котором здание естествозания - перио-дический закон Д.И.Менделеева оказывается функцией натураль-ного ряда чисел, т.е. заряда ядра, чисел, которые по теореме Геделя-Тарского не имеют алгоритма в неполноте своего "ариф-метического языка". Язык физики, как язык символотворчества в арифметическом плане продолжается открытием сначала кванто-вых чисел для описания атома, как моментов количества движения, чисел относительных, кратных постоянной Планка, а затем и кван-товых чисел для описания натуральных масс частиц ядра, которые в определенных формах рефлексии физики обретают смысл цвет-ности, запаха, конечно, как символов, а не сущностей признака.

Строгая символичность языка физики, заимствовавшая этот феномен у математики, превращает методы поиска в мире объек-тивных сущностей, т.е. эвристические методы, не просто в методы анализа самих сущностей или их предикатов как действий, но пытается распространить их и на качества самих сущностей и их предикатов, вводя понятия "цветовой памяти", "нейристоров"-аналогов элементов памяти ? нейронов мозга, "светового эха" в голографии, "светового давления","черного тела", "черной дыры", "Большого взрыва Галактики", т.е. как справедливо замечает Т.Я.Дубнищева, 1995, эвристическая сущность методов, как языка физики, не просто символична, а "метафорична" в классификации физических категорий и явлений, в которых мысль, пытаясь вырваться из операционного пространства символов "теоретичес-ких минимумов" различных школ и направлений, а "вырвавшись, увидеть" явление или его сущность как эйдос, отразив его в класси-фикации уже не мыслей, а смыслов сложности явления, т.е. реши-ть физическую задачу во всем ее многообразии выводов и след-ствий.

Тем самым метафоричность символов физики возникает не сама по себе и чаще всего не вследствие особенностей наблюдаемого явления, на которое направлена мыследеятельность исследовате-ля. Метафоричность есть следствие формообразующей сущности или явления, которая в рефлексии физической идеи, как умствен-ной конструкции самопознающего духа интеллекта, превращает символ в образ модели, например "абсолютно черное тело", с модели которого и началось разделение физики " на старую" и "новую". Желая попить " из реки по имени "факт" ", физика, как наука, была вынуждена выйти из чисто метафизических конструк-ций ума, где безгранично властвовал "символ", затемняющий "эй-дос" и "слово" в парадоксе рефлексии, вводя метафорическое фор-мообразующее начало в понимание явлений физики, которые опос-редствовались рефлексией идеи истории (РИИ) изучаемого явления как самопонимание в самопознающем духе, отыскиваю-щем и открывающем, т.е. эвристически действующем, и при том таким образом, что само явление, будучи использовано в техни-ческом воплощении, лишь подтверждает справедливость получен-ных умозаключений эвристическим путем, т.е. являет собой обрат-ную связь с обективностью мира сущностей и явлений физики. Сущность техники вывела физику из тупика метафизики.

Спектральные аппараты самого разного профиля и назначения от ретгеноструктурного метода, рентгеноспектрального анализа, спектроскопии вакуумного ультрафиолета, видимой, инфракрас-ной областей спектра, парамагнитного, ядерного, квадрупольного, резонансного методов исследования вещества, методы электроно-графии и электронной микроскопии, термографии, томографии и хроматографии, флуореснцентных методов анализа ? вот далеко не полный перечень тех технических достижений, которые ведут свое начало от рефлексии идеи истории (РИИ) "абсолютно черного тела". Панорама закона сохранения энергии, понятая и сформули-рованная М.В. Ломоносовым еще в 18в., утверждавшего, что "истинный химик… должен быть также и философом", для науки химии обратилась в технических приложениях физики в инстру-ментарий не только качественных и количественных расчетов, как форму символотворчества новых веществ и соединений с задан-ными свойствами, но и как эвристический метод химии, в котором РИИ? рефлексия идеи истории, но уже как самопознания методов химии, является формообразующим началом решения парадокса рефлексии ядра "эйдос"? "слово" (ПРЯЭС) в методах "химическо-го дизайна", как следствия диалектики метахимии.

Но если парадокс рефлексии ядра в словесно эйдетической ори-ентации содержит в себе все многообразие возможных вариантов поисков и открытий, т.е. всю совокупность эвристики, то такая эвристика оказывается уже не только insist(ом)? утверждением, но и insight(ом) ? опережением, совокупность которых и есть "озарение", а по существу "видение явления не только в его образ-ной сущности, но и словарно-семиотической интерпретации", ме-рой которой может служить интуиция, как нелгоритмируемое перевыражение образа явления и его сущности. Но это "может" в реальном решении методом эвристики оказаться по аналогии с теорией автоматов ничем иным, как "формой золотого сечения", выступающего в качестве аутентичного эквивалента "интуиции" при решении проблемной ситуации, но не на уровне рационализа-ции или изобретения, но открытия, которое неалгоритмируемо по своей сущности, т.е. не обладает полнотой объектного метаязыка, но представляется как неизвестная ранее форма сознания в само-познании рефлексией идеи истории предмета физики, возникающая в сознании как одухотворение объективных в природе вещей как сущностей и явлений. Так возникает алгоритм эвристики.

Парадокс "овеществление"« "одушевление" объективной реаль-ности физики и субъективной сущности рефлексии идеи истории физики, т.е. антиномия эвристики и парадокса рефлексивного ядра "эйдос"? "слово", как символической семиотики: Э « ПРЯЭС, устраняется алгоритмируемостью эвристики, алгоритм которой кратен "золотому сечению" ? (a ). Как известно, "золотое сече-ние", введенное Фибоначчи, есть числовая последовательность типа: 1,1,2,3,5,8,13,21,34,55…, в которой при N? 3 каждый последу-ющий член ряда, равный сумме двух предыдущих, относится к предыдущему члену ряда как: 8/5,13/8,21/13,34/21, 55/34… .

Это означает, что семиотика типа "овеществление" « "одушев-ление" есть дискретный процесс, формируемый как отношение числа смысловых связей (F) в ядре рефлексии к числу конкретных открытий в результате поиска (Т), т.е. эвристики!

По существу это означает, что всякое открытие в физике как рефлексия идеи истории (РИИ) есть, во-первых, отношение энтро-пии информации мышления к энтропии информации открытия, поскольку всякое открытие может быть познано только мышле-нием, структура сложности которого определяется структурой сложности языка, т.е. семиотики по гипотезе Сепира-Уорфа (С.А.Кутолин,1997).Это означает, что в фундаменте "золотого сечения" лежит соотношение:

a = I _{мышление} / I _{открытие.}

Эвристика как результат поиска открытия в форме овещест-вленного открытия, т.е. обнаруженная в объективности природы вещей как таковая, является результаом фактобиографических дан-ных ученых в форме величины, качества и количества, т.е. вели-чины "Т", которая зафиксирована в фактобиографических контек-стах текстов конкретного ученого, как и количество замыслов (F), приводящих к разного рода формам классификаций в трудах кон-кретного ученого. Это позволяет, анализируя труды известных ученых в области физики, например, проиллюстрировать эврис-тику рефлексии идеи на примере истории физики в форме таблицы по десятилетним циклам трудологики ученого, в которох реализуеются соотношения типа:

a = I _{мышление} / I _{открытие.}= F/ Т = I _{информация.} / I _{открытие.}= ПРЯЭС / Э

F /T-отношение числа замыслов, зафиксированных в контексте текста трудов ученого и числа открытий, приведенных в фактобио-графических справочниках иллюстрируют близость величин к величине "золотого сечения". Из таблицы следует, что сама проце-дура поиска идей в жизненном цикле ученого близка "золо-тому сечению", поскольку рефлексия идеи истории физики в пара-доксе рефлексии ядра "эйдос" ? "слово" и в самом парадоксе "ове-ществление"? "одушевление" как отыскание нового открытия есть сама "эвристика". Так психология и физиология высшей нервной деятельности через триединство психологии, гносеологии, логики, как интеллект индивидуальности, посредством эвристической деятельности одушевляют объективные сущности вещей и явлений физики, которые затем овеществляются рефлексией в истории физики, как мире объективных сущностей.

Рг — палеозой: е — кембрий, О — ордовик, 8 — силур, В — девон, С — карбон, Р — пермь; Мг — мезозой: Т — триас, 3 — юра, К — мел; Кг — кайнозой; $—N—третичный период: $1—палеоцен, $г—эоцен, $з—олигоцен, N1—миоцен, .N2—плиоцен; Q—четвертичный период (PressF., Siever R. Earth. San Francis-co;W.H.Freeman,1974., p.79).

Образ рефлексии идеи истории (РИИ) физики, помогающий понять формирование эвристики, как решение проблемной ситуа- ции методом стратегии поиска по аналогии с развитием времени и истории геосферы с ее спиралевидной формой следования во времени геологических эпох Земли в силу принципа синэргизма позволяет предположить, что ядро рефлексии в ПРЯЭС в развер-тывании образа рефлексии движется по кривой, радиус кривизны (R) которой меняется пропорционально длине дуги (S), так что их произведение: R? S=a ? и есть "золотое сечение"a , представляю-щее "образ рефлексии" как произведение "поиска", аутентичного радиусу кривизны (R), на момент "открытия нового", аутен-тичного длине дуги (S) по аналогии с возникновением новых геологических эпох геосферы в их качественном и количественном понимании. Такой математический образ рефлексии, порож-дающий семиотику эвристических методов, как методов "отыска-ния и открытия" представляет клофоида, которую называют также спиралью Корню:

Тем самым "образ рефлексии" дает истолкование эвристи-ческой сущности развития вообще, включающего в себя когни-тивное мышление как инструмент семантики, в котором "мир" есть целое труда и рефлексии "овеществления? одушевления".

Из "клофоидного образа рефлексии", как спирали развития методов семантики, как периодически повторяющихся "стратегий поиска" в отыскании "момента открытия нового", кратного величи-нам "золотого сечения", следует естественный путь симметрии, когда в продуктах открытия нового, неизвестного ранее явления наблюдаются и исходные результаты. Это значит, что "клофоидный образ рефлексии" высветляет сущность ранее уже анализируемого принципа симметрии Кюри и является обоснованием метода кау-зальной логики, в которой следствия наследуют причины их вызы-вающие. Подобного рода "клофоидный образ рефлексии" естест-венную форму классификации ноосферы? "генетику трудоло-гики" в структуре рефлексии как индивидуальной мыследеятель-ности классифицирует по "принципу генетики", заложенному в самом клофоидном образе рефлексии:

На этом рисунке P₁и P₂ — исходные формы ядра рефлексии "эйдоса" и "слова"; F₁,F₂,F₃,F₄ — новые формы рефлексии идеи истории физики, как гибриды предшествующих образов рефлек-сии; белым цветом обозначены "эйдосы", черным — "слова". Из рисунка видно, что в рефлексии идеи истории физики новые идеи имеют признак, свойственный первой исходной форме "эйдоса" или "слова", затем происходит их семантическое скрещивание в форме взаимоного проникновения, которое в неалгоритмируемом варианте "клофоидного образа рефлексии" преобразуются в от-крытия. Из приводимого рисунка видно, что открытие есть довольно редкое явление в системе рефлексивного движения в стратегии поиска истины, т.е. методов семантики, где ядро рефлексии выступает как единство сущности в своей само-тождественности саморазвития в саморазличии.

Клофоидный образ рефлексии как спирали развития методов семантики в своем самодвижении осознания ядра рефлексии проходит, видимо, различные стадии уяснения нового в постановке и решении задач в форме умозаключений философии интеллек-та(ФИ), опирающегося на антологию интеллекта философии (ИФ), которая в семиотическом истолковании может быть и математи-кой, и физикой, и химией, и философией с ее антологией, или лю-бой другой наукой с сформировавшейся базой данных. При этом коллективы, представляющие собой интеллектуальные системы, как триединство психологии, гносеологии, логики, определяются внутренней синрефлексирующей сущностью, т.е. иерархией аналогий в самой форме рефлексии, как индивидуальной мыследея-тельности, передаваемой "из дыхания в дыхание " в любой семиотической дисциплине. Такие синрефлексирующие моменты развития, например научного коллектива, представляются "школа-ми", "академиями" и в зависимости от интеллектуальных установок и образа рефлексии, как спирали развития методов семантики, продуцируют результаты своего интеллектуального труда в соот-ветствующих областях науки и техники в форме решения проблемных ситуаций разной степени сложности. Примером ре-шения таких проблемных ситуаций в глобальном масштабе может служить и известный "манхеттенский проект", и "школа Курчатова по созданию атомной бомбы", проекты фон Брауна, Королева, запуск лунохода на планету Луна и высадка "человеческого десан-та на Луне". Однако это область решения сложных проблемных ситуаций большими коллективами специалистов по мнению И.С. Ладенко и Е.Д.Гражданникова, 1991 является предметом специ-альной науки современного уровня, где принципы семантики и интеллекта являют собой синтез ? науку интеллектику.

Прообразами "интеллектики" могут в идеи истории физики служить самые разные "синрефлексивные установки" на постиже-ние образа рефлексии и ее семантического скрещивания, как нап-ример "знаменитый теорминимум" акад.Л.Д.Ландау, в котором с 1933 по 1961гг учились многие, но выдержали "будущие таланты".

Это дало основание акад.И.М.Халатникову написать: "Школа Ландау возникла не стихийно, она была задумана, запрограм-мирована, как теперь говорят, и теорминимум стал механизмом, позволявшим производить в течение многих лет селекционную работу - собирание талантов". Можно сказать, что теорминимум — это своего рода неофициальный физический университет, "окон-чив" который, молодой теоретик в большинстве случаев входил в круг учеников Ландау и становился членом его школы, а уж "кто по мнению Ландау осиливал теорминимум (всего его полностью осилило 40 человек) заносился им в особый список, теперь уже досточно крупных и даже выдающихся специалистов в области физики:

Многотомный курс теоретической физики, практически завершенный еще при его жизни, представлял по сути энцик-лопедию теоретической физики и в то же время своего рода систематическое руководство для специализирующейся в ней молодежи и методическое пособие для научных работников, аспи-рантов и студентов. Таким образом, Л.Д.Ландау разработал строго продуманную систему научного рефлексирования в рамках разра-ботанного им теорминимума.

Такая система требовала не только усвоения "мира физики, как труда и рефлексии" в их "овеществлении" ? "одушевлении" семан-тических скрещиваний различных разделов физики, приводящих к новому знанию и даже открытиям, но и "ментального сочувствия" тому, кто должен был (как об этом можно судить из "дружеского шаржа", помещенного в "Собрании трудов", М.,Наука, т.2,1969, стр. 435 самого Л.Д.Ландау) внимать значимости авторитета, преобразуемого в авториторизм:

Самопознание духа в РИИ физики, нарушая методологическую целостность эвристики, врываясь в интеллект, оказывает в ряде случаев разрушающее действие и влечет за собой непредсказуемые последствия в самом направлении идеи истории физики, класси-ческим примером которых является противоречие между Лавуазье и Бертолле. Когда гениальный ученик (Бертолле) фактически посылает на гильотину своего гениального учителя (Лавуазье) лишь только со стороны правительства брошен клич: "Франции не нужны ученые!"- исходивший от якобинца Робеспьера. Число таких примеров может бесконечно увеличиваться.

Вот почему, видимо, учитывая свои прегрешения перед наукой Папская Академия в ментальном плане осознает заслуги рефлексии идеи истории науки вообще, отдавая должное своим членам, являющихся крупными учеными в разных областях науки, чьи ментальные успехи в неменьшей степени являются успеха-ми самопознания духа, как и эвристики интеллекта вообще. Число таких членов невелико и может служить источником пони-мания геомеостатического равновесия между ментальностью и рефлексией интеллекта:

Иосиф Альбареда-Херрера, профессор геологии Мадридского Университета.

Сэр Эдуард Апплетон, профессор физики Лондонского Университета.

Герберт Карл Бест, профессор физиологии в Торонтском Универси-тете (Канада).

Нильс Бор, профессор физики в Копенгагенском Университете (Дания).

Маркелл Болдрини, профессор методологический статистики в Университете Пресвятого Сердца в Милане.

Джованни Баттиста Бонино, профессор физической химии в Болонском Университете.

Герман Александр Брюкк, директор Дублинской обсерватории (Ирландия).

Ф. Ж. Бюйтендайк, профессор физиологии в Гронингенском Университете (Голландия).

Граф Альдо Кастеллани, профессор по тропическим и субтропическим болезням в Лиссабонском Университете.

Густав Колонетти, профессор аналитической и графической механики и конструирования в Высшем Инженером Институте в Торино (Италия).

Гаетан Артур Крокко, профессор аэронавтики в Римском Университете.

Эдуард Крутц-Кок, профессор физиологической химии в Сантягском Университете (Чили).

Макс Лауэ, профессор физики в Гетингенском Университете.

Эрвин Шредингер, профессор теоретической физики в Венском Университете (Австрия).

Князь Людовик де Брогли, профессор теоретической физики в Парижском Университете.

Петр Де'би, бывший директор института физики им. императора Вильгельма в Итака (США).

Федор де Карман, директор лаборатории воздухоплавания „ Гуггенгейм" в Калифорнийском Институте Технологии (США).

Карл де ла Вале Пуссен, профессор математики в Католическом Лу-венском Университете (Бельгия).

Адельберт Эдуард Доизи, профессор биохимии в Университете св. Людовика в Миссури (США).

С. Ю. Гарсия Отеро, профессор медицинской патологии в Монтевидео (Уругвай).

Хозе Синерис Гарсия, директор геологического испанского института в Мадриде.

Отец Эрнест Герци, директор метеорологической и сейсмологической обсерватории в Зи-ка-вей, Шанхай (Китай).

Александр Гижи, профессор зоологии в Болонском Университете.

Франциск Джиордани, профессор химии в Неаполитанском Университете.

Эмилий Годлевский, профессор эмбриологии и биологии в Краковском Университете (Польша).

Отто Хан, председатель „ Общества Макс Планк" в Геттингене.

Вернер Карл Хайзенберг, профессор теоретической физики в Геттин-генском Университете.

Вальтер Рудольф Гесс, профессор физиологии в Цюрихском Университете (Швейцария).

Корнелий Эйманс, профессор фармакологии в Гентском Университете.

Бернард Хуссей, профессор физиологии в национальном Университете в Буенос-Айресе.

Гастон Морис Юлиа, профессор высшей математики в Сорбонне и геометрии в Парижском политехникуме.

Георгий Леметр, профессор методологии математики и истории физики и математики в католическом Лувенском Университете (Бельгия).

Антоний Август Мендес Корреа, профессор антропологии в Портском Университете (Португалия).

Хюгстотт Тейлор,профессор химии в Принстон. Университете (США).

Формулируя, например, предметную область физики, как требование решения проблемной ситуации, которая позволила бы описать все многообразие элементарных частиц ядра с помощью "теории кварков", зададимся "комплексом средств познания", полагая, что "функциональный коллектив" решил, например, задачу физики кварков!?

Тем самым "предмет исследования" задан, а объект исследо-вания ? "сфера интеллектуальных систем" будет, согласно интеллектике, определяться "структурой, организацией и системой управления интеллектуальным потенциалом", т.е. так, как это представлено на "карте интеллектики Ладенко"? "объект" - "предмет":

Если "интеллект" в коллективе "интеллектики" рефлексирует не как единый коллектив, а как самостоятельная часть целокупности, в которой есть триединство интеллекта ( психологии, гносеологии, логики), но нет триединства этих составляющих в самой "интел-лектике", то такая "интеллектика" уже представляет сама по себе не рефлексию идеи истории проблемы как самопознание духа, а только "конечный информационный поток". По мнению В.М.Ста-цинского, В.И.Разумова,1991: "Конечный информационный поток выражает информационную связь между субъектом и объектом и представляет собой условно ограниченный для субъекта поток ин-формации. Логический уровень обозначает глубину информацион-ного взаимодействия, степень "проникновения" субъекта в источ-ник информации. Трансформируемость - способность к преобра-зованиям внутри конечного потока информации, то есть возмож-ность переходить от одного его участка к другому. Графическая интерпретация информационного потока позволяет соотнести логические уровни с геометрическими понятиями. - стр.57 ", пос-кольку качественная, количественная информация на уровне "эйдос"- "слово" интерпретируется биосферой, ноосферой фрактально.

Парадокс "интеллекта" и "интеллектики" как раз и состоит в том, что информация в форме проблемной ситуации опознается коллективом в форме идеи, например, истории физики фрактально, если "интеллект" и "интеллектика" не представляют собой синреф-лексирующей системы, объединяющей их или единством фило-софии интеллекта (Вл.Соловьев и его последователи) или един-ством "теорминимума", творец которого "строго классифицирует" интеллекты (40 человек за приблизительно 30 лет, как это имело место у Ландау), востребуемые интеллектикой "теорминимума".

Поэтому-то ядро рефлексии "интеллекта" и "интеллектики" су-щественно верифицируют в идее самопознания, как модели бесконечного потока информации по Стацинскому-Разумову:

Образ рефлексии интеллекта, отражаясь от интеллектики в своем самотождестве различия в саморазвитии, может истол-ковывать проблемные ситуации решенные интеллектиков в плане не столько мистификации, сколько ментализации рефлексии идеии истории, например, физики, как это может быть представлено на примере кварковой модели строения элементарных частиц ядра, для описания которых берутся за основу представления "интел-лектики"- кварки, дополняемые метафорическими "цветами", а результатом работы интеллкта являются модели построения всевозможных барионов и лептонов в форме ментальной сущности, как это имеет место у Г.М.Идлиса,1985,стр184:

"Всевозможные триплетные соединения из трех кварков или антикварков с альтернативными — дополняющими друг друга — "цветами" или "антицветами", представляющие собой всевозмож-ные барионы, и всевозможные дублетные - попарные — соеди-нения кварков и антикварков с компенсирующими друг друга "цветами" и "антицветами", представляющие собой всевозможные мезоны, являются, как уже отмечалось, бесцветными, т.е. не имеющими никаких отличных от нуля суммарных цветовых зарядов: ни "красных" (red), ни "зеленых" (green), ни "синих" (blue). Это означает, что цветовым зарядам всех кварков или антикварков соответствуют равновеликие направленные отрезки элементарной величины бд, которые идут перпендикулярно к оси электрических зарядов вдоль трех взаимно симметрично расположенных осей цветовых зарядов из общей нулевой точки 0 всех этих осей в положительных или отрицательных направлениях (т.е. в сторону положительных или отрицательных значений надлежащих цветовых зарядов) , причем три оси цветовых зарядов находятся в одной и той же плоскости и составляют одинаковые углы друг с другом (по 360°/3=120°).

В ортогональной проекции на перпендикулярную к оси электрических зарядов плоскость с тремя взаимно симметрично расположенными в ней осями цветовых зарядов всевозможным кваркам трех альтернативных "цветов" соответствуют три вершины одного и того же равностороннего треугольника, а всевозможным антикваркам трех альтернативных "антицветов" — противостоящие данным три вершины такого же равностороннего треугольника, но только повернутого относительно исходного равностороннего треугольника вокруг их общей центральной точки 0 на 180° и образующего вместе с ним, так называемую, звезду Давида диаметром:

i =1.2,3,4. ...

В данной проекции всевозможным бесцветным лептонам соот-ветствует как раз центр этой симметричной звезды, т.е. точка 0 с нулевыми значениями всех трех цветовых зарядов. Причем все-возможные нейтрино и антинейтрино , будучи не только бесц-ветными, но и электрически нейтральными, должны и в самом пространстве электрических и цветовых зарядов располагаться именно в этой общей нулевой точке 0 всех координатных осей рассматриваемого трехмерного зарядового пространства".

То-есть, при всей своенеобчности метода интерпретации стро-ения элементарных частиц ядра в данной теории "интеллект" впадает в ту форму ментальности, которая, если и не опознается как заблуждение, то во всяком случае, являет собой пример отрыва "интеллекта" от "интеллектки", т.е. дает пример чисто мен-тального разрешения парадокса в системе: "интеллект"? "интеллктика". Тем самым, парадокс в системе: "интеллект"« "интеллектика" есть не просто равновесие в системе, в которой левая и правая части равномощны по своей сущности, но по своей самопознающей способности рефлексии идеи истории физики парадоксальное единство этих сущностей решает ситуацию в рамках многозначной логики, но сам "интеллект" способен принимать решение в рамках алогичного ригоризма ? ментально.

Глава VI. Рефлексия идеи истории (РИИ) химии

44. Смысл духовного эзотеризма в РИИ химии.

45. Соприсутствие самопознания в РИИ химии.

46. Метахимическая диалектика в РИИ химии.

47. Интеллект и интеллектика РИИ химии.

И если "химия" (c h m e i a ) получила свое название в Древнем Египте от слова хеми - черная земля египетская, искусство изго-товления которой и превращение ее в золото и серебро хранилось в глубокой тайне, но вызывало зависть у эллинов, то эзотеризм как "тайнодействия" жрецов, владевших хеми, всегда был предметом пристального внимания греческой культуры. И даже Платон про-изводит свое "эйдетическое"- внутреннее видение от учения египет-ских жрецов, которому специально обучался у них.

Доминантой, определяющей далеко не формальное отношение древних египтян к миру вещей, всегда было ка (см.М.А. Коростовцев. Религия Древнего Египта. М.,Наука, 1976.-стр. 192)!

В отличие от платоновских эйдосов в эзотеризме материальное и идеальное мыслится как единое внешнее целое, в котором ка было и "личность", и "натура", и "темперамент", и "мир", и "миф".

В духовном эзотеризме творилась рефлексия идеи истории химии. А разве отрыжкой такого "эзотеризма" не оказываются теперешние потуги в изъяснении "живой", "мертвой" воды, заряжение воды пассами Чумака и т.п. "прохимические операции", которые лишь свидетельствуют о силе эзотерических волн прошлого в сознании людей настоящего времени. Но едва ли они не являются примером "архетипов" Юнга, живущих в человеке и по сей день.

Одним словом "химия" как наука преобразует эзотеризм прош-лого в рефлексии идеи истории химии в диалектику метахимии, Метахимия опирается на структурную самоорганизацию основных механизмов мозга, где имеет место триединство фармакологи-ческого, физиологического и психологического, овеществляющего в своем развитии субъективное в объективном и одушевляющее объективное в парадоксе рефлексивного ядра "эйдос"? "слово", как парадигмы смысла в своем знании, познании и самосознании, в сфере духа являет собой ментальность, в сфере умопостигаемой сущности личности ? интеллект в его самопознании, как три-единстве психологии, гносеологии, логике.

"Образ рефлексии" в истории идеи химии оказывается не просто эвристической сущностью развития вообще, включающего в себя когнитивное мышление как инструмент семантики, в котором "мир" есть целое труда и рефлексии "овеществления ? одушевления", но и мыслится в отличие от физических категорий в единосущности процессов "овеществления? одушевления". Поэто-му метафизики, как и сами физики с известной долей скептицизма и по сей день относятся к химии и химикам вообще. Именно особый склад рефлексивного мышления, лежащий в душе каждого химика, наследника эзотерических пассов Древнего Египта, но реализуемых уже в самотождестве процессов "овеществления? одушевления" как научного предвиденья, балансирующего в лезвии "бритвы Оккама", позволяют присоединиться к глубокой мысли, высказанной Ломоносовым о том, что всякий химик? это философ. Поэтому, видимо, и Эйнштейн считал гением Лайнуса Полинга, поскольку эзотерические вспелески химического мышле-ния последнего оказались для науки и практики столь сушествен-ными, что их можно было бы квалифицировать как мощный поток "алхимии", если бы не сам метод науки "химия", излощженный им самим: см., Полинг Л., Полинг П. "Химия", М.,1978.

Если эзотеризм "живой", "мертвой" воды в настоящее время оказываются формой "невежества", то уже разработка количест-венного объемного анализа в химии являет собой примеры эзотеризма, как искусства и не только в овладении химическими процессами вообще, но и способами их осуществления в стекле, т.е. самими стеклодувными работами, когда всякий уважающий себя химик вплоть до половины XX-столетия владел искусством стеклодувного дела, от которого зависел напрямую результат его эксперимента. И по сей день в химии пользуются "стандартами" такого "химического мастерства" как: "колбой Вюрца", "воронкой Бюхнера", "колбой Къельдаля ", "склянкой Тищенко", "зажимом Мора", "зажимом Гофмана" и т.п. И никому теперь уже в голову не приходит, что соответствующие приемы лабораторных работ в химии были использованы когда-то для химического эксперимента не просто облегчая его, но, позволяя достигать успехов в качест-венном, количественном анализе или конкретном способе синтеза вещества, без использования которого синтез был неудачен или приводил к получению вещества не отличающегося достаточной чистотой получаемого образца.

Ведь даже сам закон "сохранения материи вещества", открытый М.Ломоносовым являл для окружающих "таинство", взирать на экспериментальное доказательство которого приходила просве-щенная знать. А весь эксперимент-то состоял в нагревании и взве-шивании запаянной реторты с ртутью или цинком до и после опыта и наглядной демонстрации того факта, что металл исчез, а вес реторты не изменился. Наглядность такого эзотеризма в 18в. ничем не отличается от демонстрации и дарения Александром Флемингом ампул с культурой пенициллина, за которые один из первооткрывателей антибиотика получал и неоднократно ценные подарки и даже блюдо из чистого золота. Следует напомнить, что открытие и использование на практике аспирина, белого и крас-ного стрептоцида, пенициллина, сахарина вполне заслуженно вос-принимались человечеством как форма эзотеризма химиков, как панацея от многих бед, которые тем не менее никогда челове-чество не покидали, но действительно многие недуги заставили отступить, уступив место новым: пенициллиновой непереносимос-ти, "аспириновому синдрому"… Известная "закваска Мечникова" и "витамин С от Полинга в больших дозах", увы!, не открыли путь человечеству к бессмертию, за овладение секретом которого Чин-гиз-хан предлагал озолотить китайского мудреца. Но эзотеричес-кие поиски формулы бессмертия продолжаются и не только ныне живущими последователями гениального Теофраста Парацельса, пристально изучающими, например, его знаменитое произведение "Высшее зерно, в котором описываются четыре столпа: филосо-фия, астрономия, алхимия и особые черты врача".

Эзотеризм "мира", "мифа", "философского камня", обретавшего то обличие золота как конечной цели химии, то лекарства от всех болезней и даже "средства Макропулоса" для бессмертия, являют по существу удивительную форму сознания химиков, для которых парадокс ядра рефлексии не существовал по существу, поскольку мир идеального и материального, мир "эйдосов" и мир "слов" являл собой нерасторжимое единство "смыслотворчества", в котором "поиск" и "открытие", как сущность эвристического метода содер-жатся в самом труде и рефлексии, как всеединстве процессов "овеществления"« "одушевления" в инструментарии химической семантики и мышлении химика, воспринимающего мир как "це-лое", т.е. когнитивно. Это позднее, в связи с веяниями вульгарного материализма, стало признаком "хорошего тона" ссылаться на практическую "жилку" химиков, презирающих теорию, поскольку де они "химики"? "экспериментаторы". Общеизвестно к чему привела такая точка зрения. Например, к осмеянию Вант-Гоффа тем же химиком Кольбе. Известно также и что из этого вышло. Труды Кольбе известны ограниченному кругу специалистов. Труды Вант-Гоффа восхищают химиков и по сей день. Известен и другой классический пример. Это позиция Д.И.Менделеева по от-стаиванию открытого им периодического закона и странная суета Ф.Ф.Бейльштейна в защиту приоритета в открытии этого закона Лотаром Мейром. Конечно, в настоящее время за границей имею-тся известные компьютерные серверы Бейльштейна, а сервер уни-верситета в Карлсруэ встречает вас парадным портретом Лотара Майера. Никто не отрицает их заслуг. Но все же периодический закон ? это закон Д.И.Менделеева.

Вот почему клич: "Физики, бойтесь метафизики!" не имеет смысла для химии, где философское мировоззрение, начав с эзотеризма в РИИ химии, превращается в диалектику метахимии.

Материя, простые, сложные тела, их весомость и невесомость ? непременные атрибуты химии, как категории философии вообще, этой науки, которая изначально материальна, поскольку опе-рирует материальным балансом химического процесса, для ко-торого процесс " взвешивания"? непременное условие и синтеза, и анализа и не только веществ в процессе их химического взаимодействия, но и осознания результаов такого взаимодействия с точки зрения познания как такового, с точки зрения "идеи химического процесса", в котором выражается не только сам процесс как таковой, но и рефлексирующее начало экспериментатора.

И, действительно, рефлексирующий путь самопознания индиви-дуальностью химического процесса, как ни в какой другой науке проявляется и жестко, и наглядно. Чего только стоят работы в области теории и практики химических растворов, где и Вант-Гофф, и Менделеев оказались по разные стороны "баррикад" идейных установок химии, защищая физический и химический про-цессы описания, скажем, разбавленных растворов. И следует обратить внимание на то, что рефлексия самопознанием идеи химического растворения в разбавленных растворах позволяет преодолеть "мыслительный ступор" Вант-Гоффу и ввести изотони-ческий коэффициент для описания меры распада "части целого вещества" на ионы, что фактически иллюстрирует "самотождест-венность в саморазличии саморазвития" химизма процессов растворения в разбавленных растворах, не отрицая теории хими-ческого растворения вещества. Так появляются первые признаки диалектики метахимии, в которой самопознание рефлексии идеи истории химии воспринимает не парадокс рефлексивного ядра в системе "образ"« "слово", а само единство смысла и эйдоса как таковое в самотождественности саморазвития в саморазличии и при том так, что "мир процесса химизма" одушевляется сознанием и овеществляется в форме закона! Какой долгий путь должна пройти наука химия, пока столь же закономерным путем будет понят химизм автоволновых процессов типа Белоусова-Жаботин-ского, хотя с точки зрения диалектики метахимии автоволновой процесс в химии есть аутентичная калька с методологии процессов получения разбавленных растворов и именно в том смысле, что форма, как образ, и сам процесс, как автоволновое явление, являются единством механизма, в котором и ключ, и замок едины в своей конструктивном оформлении, оказываясь соприсутствием самопознания в рефлексии идеи истории химии. Ведь только за сто лет до открытия Белоусовым автоволновых химических процессов аналитический ум химика С.Каницарро, приведя в умопостига-емый порядок результаты предешествующей истории физики и химии "токует" в самопознании над постижением смысла атомных и молекулярных весов, возвращаясь по сути дела к идее Демок-рита, в самопостигаемой сущности самопознания прозревшего смысл атомарности материи, которая во времена Каницарро должна была быть постигнута уже не из алогичности приципа веры, а из существа самой материи химии.

"Краткий очерк курса химической философии" С.Каницарро датирован 12 марта 1858г., где веса атомов простых тел, их моле-кул и соединений служит основой " для самого надежного способа сравнения весов молекул". И это еще до открытия физикой спектроскопии да и самой атомной физики! Так философия химии в ее диалектическом выражении, оказываясь диалектикой метахимии, указывает путь физике и математике с олимпийским спокойствием взиравшим на "эзотерические эксперименты ума" той дисциплины, которая и наукой-то еще совсем недавно вовсе не считалась.

Тем самым великая заслуга Каницарро в возрождении теории Авогадро заключается в использовании метода рефлексии в идее истории химии, рефлексии, которая в своем творческом энтузиаз-ме самопознания устанавливает единообразные и надежные крите-рии в определении молекулярных весов и атомного состава как неорганических, так и органических соединений, что практически сразу же было оценено французскими химиками Вюрцем и Дюма.

Ведь именно во Франции были поставлены знаменитые экспе-рименты Дюлонгом и Пти, которые показали еще в 1819 году, что атомные теплоемкости простых тел есть величина постоянная, т.е. являются инвариантом (3R), деля который на удельную теплоем-кость простых тел можно получить значение атомного веса эле-мента! Но здесь же, во Франции в это же время знаменитый экспе-риментатор Э.М.Бертло отрицательно относится к возможности "знать внутреннее строение вещества и соответственно смотрит на значение химических формул"-см. Н.Меншуткин. Очерк разви-тия химических воззрений. Спб., 1888. стр.294. Не говоря уже об известном стороннике "чистого экспериментального пути в химии" Кольбе из Германии с его полемическими высказываниями против структурной теории и теории Каницарро в его излюбленной мета-форической форме:

"«На мой взгляд,— писал Кольбе в 1871 г. в статье «О структурных формулах и учении о связи атомов»,— конституция химического соединения подобна конституции хорошо организо-ванного конституционного государства с верховным главой и несколькими подчиненными членами, ближе или дальше стоящими от него. Это государство так организовано, что в нем вместо отдельного индивидуума может функционировать группа равного ранга, состоящая из различных индивидуумов... Из двух угле-родных атомов этилового алкоголя один стоит в ранге выше дру-гого и функционирует, чтобы продолжить сравнение, в качестве верховного главы соединения». Однако такого рода "наскоки" оказались пророческими в теории химического строения А.М.Бут-лерова и особенно, когда были поняты причины электротрицатель-ности радикалов в рядах замещения, присоединения и т.п. После столь многообразных попаданий не в "цель, а молоко химической мишени", имеющих место в воззрениях Кольбе, можно как раз с уверенностью утверждать, что отстуствие химического мышления, химической рефлексии на уровне диалектики метахимии является примером "научной слепоты" тех специалистов в области ползу-чего эксперимента в химии, которых уместно назвать, во-первых, вульгарными материалистами, а во-вторых, "натурфилософами от природы", которые, "что видят, то и пишут", а инструмент мыш-ления дан им только для того, чтобы фиксировать увиденное собственными глазами. Химическое мышление без фантазии эзо-теризма химии оказывается плодом бесструктурной черной дыры.

И А.М. Бутлеров, и Д.И.Менделеев прекрасно понимали значе-ние совершенного С.Каницарро в "полете его химической филосо-фии".

Менделеев прямо писал: " Я рассматриваю его (Каницарро) как своего предшественника, потому что установленные им атомные веса послужили мне точкой опоры"- цит. по N.A.Figurovski. Gazz.chim.ital.,1961,vol.91,p.32.

А.М.Бутлеров в своем "Историческом очерке"показал, что по-нятие молекулы, как "химической частице", лежит " в основе всех других обобщений, так что современуую химию можно по праву назвать частичной ( т.е. молекулярной - Авт.) химией. Затем, по установлению этого понятия, развилось понятие об относительной конституции, или о химическом стрении. " - цит. по: А.М.Бутле-ров. Соч., т.3.М., Изд-во АНСССР,1958,стр.169.

Эзотеризм, переходящий в химии, как науке в самопознание, в котором рефлексия в идее истории химии одномоментно осмысли-вает и форму, и смыслосодержание процесса ? вот, что показа-лось химику Бертло, когда он называет "атом чисто гипотети-ческим состоянием", которое "Вюрц видит". Именно неприятие кажущегося мистицизма, когда идеальное мыслится, т.е. "видится умом", как "внешнее", реальное вызывало неприятие крупных экспериментаторов, поскольку в данном случае "химия", как наука" сталкивалась с умозрительными сущностями, к которым их подви-гал "обобщенный эксперимент", а точнее "интеллект философии", как рефлексии идеи истории химии в триединстве психологии, гносеологии и логики. Именно поэтому другой крупный экспе-риментатор Сент-Клэр Девилль отвергал истолкование своих опытов по термической диссоциации, предлагаемое Каницарро: "Я не допускаю…ни атома, ни молекулы, ибо я отказываюсь верить в то, что я не могу ни видеть, ни вообразить."-цит. по М.Г.Фаер-штейн. История учения о молекуле в химии. Стр.285.

Как ни странно Девилль даже не замечает, что вера, как алогический инструмент, не может служить аргументом утвержде-ния или отрицания. А вот воображение и видение самого Девилля свидетельствуют в пользу именно метафизического подхода к решению вопроса о существовании атома, молекулы, поскольку парадокс "ядра рефлексии" у данного исследователя смещен в об-ласть смыслоутверждающего начала "слова", как сущности вся-кого умозаключения, где нет места образу научной фантазии!

И только формула бензола в варианте Кекуле стала достоянием научной общественности, появились иные формулы, образы кото-рых отражали многосложность не только химических связей, но и тех экспериментальных возможностей, которые приводили химики в пользу "видимых ими образов" химических связей в молекулах бензола, результатом анализа которых оказывались новые экспе-риментальные направления в области препаративного синтеза новых, например, лекарств или красителей, или взрывчатых веществ, психотропных средств различного инициирующего действия.

Формула I предложена Клаусом (1867), II — Дьюаром (1867), III ? Ладенбургом (1869), IV — Армстронгом (1887) и Байером (1888), V? Тиле, VI — Оддо (1901).

Формула I указывает на то, что валентность каждого атома углерода насыщается в диагональном направлении за счет валентности диаметрально противоположного углерода. Эта так называемая диагональная формула была предложена Клаусом в сочинении «Теоретические представления и их применение к систематике органической химии" (Фрайбург,1867).

Формула Дьюара II подтверждается поведением многих ароматических пара-двузамещенных производных, хотя и противоречит некоторым экспериментальным данным.

Формула III, которая называется также призматической формулой, не содержит двойных связей, но и не дает адекватного толкования явлениям изомерии ароматических соединений. Она предложена Ладенбугом и была введена с целью устранить возра-жения, выдвинутые против формулы Кекуле с двойными связями в шестиугольном кольце. Каждый атом углерода в формуле Ладенбурга действительно четырохвалентен.

Схема IV отвечает центрической формуле; в ней нет валентностей углерода, насыщающихся попарно, но есть валент-ности, направленные центру шестиугольника, составляющие как бы род системы с шестью центростремительными силами, в ре-зультате чего образуется устойчивая циклическая система бензола. Центрическая формула была предложена Армстронгом.

Формула V была предложена Тиле на основе теории парциаль-ных валентностей, а формула VI Дж. Оддо, согласно теории мезо-гидрии.

Результатом такой метахимической диалектики, в которой, нап-ример, образ бензола и смыслообусловленные химические связи соответствовали формуле IV Адольфом Байером были синтезиро-ваны новые ароматические органические соединения, осуществлены синтезы хинолина и веществ группы индиго, зачастую представляющие собой новые открытия в химии и революционизирующие химическую промышленность.

В дальнейшем формулы Тиле и Оддо легли в основу синтеза и понимания форм химических связей в формулах антрацена, фенан-трена, пиридина,хинолина,фурана, пиррола,индола, тиофена. Отк-рытие последнего В.Мейером позволило обнаружить аналогии в поведении тиофена, пирролла, фурана, отличив качества арома-тического характера, от алифатического характера игетероцик-лического характера химических связей. Химики впервые почув-ствовали аналогию в формах преобразования одних типов хими-ческой связи в другие типы, т.е. диалектический характер откры-ваемых химических прототипов соединений, как классификаций веществ.

Обнаружив отличие динамического равновесия в превращениях одного вещества в другое, имеющее тот же состав, но различное строение, химики квалифицировали такое функциональное различие диалектикой образования связей, получившим название таутомерии:

Смыслообразующие формы классификаций по типу функци-ональнности групп позволяли утверждать, что таутомерия возни-кает в тех соединениях, в которых содержатся вышеуказанные функциональные группы. Структуризация не только форм ве-ществ, но и их отдельных специфических групп в химических веществах заставляла рефлексию химиков работать над идеей создания искусственных прототипов веществ, не встречающихся в природе. А, во-вторых, уже методологически, следуя путем философского рефлексирования по аналогии, например, с филосо-фией О.Конта, Вант-Гофф, как уже упоминалось ранее, открыл оптическую и геометрическую измерию, сделав первый шаг к диалектике метахимии, в которой появляется новая наука стерео-химия с ее пространственной классификацией веществ в их много-образии химических связей, ведущий в мир соединений, которые вообще не были известны в природе и которые породила диалек-тика метахимии.

Ученик химика Вислиценуса, обнаружившего торможение во вращении вокруг простых связей в результате притяжения между атомами или группами в замещенных этанах, К.А.Бишоп, будучи профессором химии в Риге выдвинул гипотезу о существовании поворотно-динамических изомеров, обусловленных силами оттал-кивания. И снова диалектика метахимии, как рефлексия идеи истории химии, воспринятая уже Заксом, приводит к "видению" двух некомпланарных конформаций циклогексана, опять же в форме некоей "звезды Давида", что, кстати, послужило началом разработки нового стереохимического подхода, получившего название "конфор-мационного анализа":

И хотя химия, также как и физика не являются предметом каббалы, но именно эзотерические корни рефлексии истории хи-мии позволили заявить о конформационном анализе как о реаль-ности. Этот факт по существу свидетельствует о многопарамет-рической образности и многопараметрической смыслофункцио-нальности структурных единиц химии, приводящих к экспери-ментальным результатам, о котором не может и мечтать самое богатое физическое воображение, поскольку сущность химических явлений по своему качественному, количественному многообра-зию превышает все вообразимые способы физических классификаций. Да иначе и быть не может, поскольку химия неорганической, органической и живой сущности веществ при ограниченном числе физических форм многообразий не может сравниться с числом многообразий химических, где формы таутомерии, изомерии, геометрической и оптической изомерии и самого конформацион-ного анализа являют собой в диалектическом плане самотождество саморазличия в саморазвитии динамических форм многообразия вещества, структура которого с очевидностью стремится к образо-ванию в том числе и комплексных соединений.

Известно, что химия комплексных соединений неразрывно связана с именем Альфреда Вернера, кстати, после опытов Мозли предложившего длиннопериодный вариант периодической таблицы Д.И.Менделеева, который разъясняет "генетический характер" образования каждого следующего элемента, в котором дополни-тельно на заданном электронном уровне появляется еще один электрон, число которых на подуровнях принимает значение крат-ное двум:s²,p⁶,d¹⁰,f¹⁴!

Рефлексия идеи истории химии комплексных соединений буквально пронизывает все здание химичской науки, внедряясь в науки смежные, как,например, биохимия, где особо наглядно выг-лядят не только фактические успехи химии комплексных соеди-нений, но и просматривается "дерево метахимической диалектики", как основа формирования биологической материи биосферы в це-лом.

В живых организмах протекают разнообразные процессы комплексо-образования. Ферменты фенолоксидаза, каталаза и параоксидаза — это комплексные производные различных металлов. В 1917 г. Р. Виль-штеттер показал, что хлорофилл — зеленое красящее вещество растений, играющее важную роль в фотосинтезе, является координационным соединением магния, в котором атом магния — комплексообразователь окружен порфириновыми кольцами. Дыхательный пигмент млекопи-тающих — гемоглобин — также координационное соединение, содер-жащее атом железа, соединенный с четырьмя атомами азота четырех пиррольных колец. Дыхательный пигмент моллюсков — гемоцианин — также металлпорфириновый хелат, в котором атом меди является комплексообразователем. Изучение строения подобных хелатных соединений раскрывает сущность многих процессов, протекающих в живых организмах. Выяснилось, например, почему кровь омаров и крабов голубого цвета (это обусловлено присутствием в ней гемоцианина— координационного соединения меди), а кровь некоторых морских червей фиолетового цвета, что обусловлено гемэритрином, содержащим железо (но не содержащим группу гема). В деталях выяснился механизм переноса кислорода гемоглобином крови. В начале 1960-х годов Д. Ходжкин в Англии с помощью рентгеноструктурного анализа установила строение молекулы витамина В₁₂. Оказалось, что в ядре витамина В₁₂ роль центрального атома выполняет кобальт, окруженный также пиррольными кольцами. Выяснение роли координационных соединений в биохимических процессах — одна из важнейших проблем Современной науки. Детальное изучение порфиринов металлов и механизма их образования в живом организме, по-видимому, раскроет многие тайны существования биологических систем.

Казалось бы нет ничего удивительного в том, что вся сово-купность методов организации образования и науки, приводимая на карте выше может быть реализована на практике. Но удивитель-ность факта состоит в том, что на примере химического коллек-тива Ю.Либиха сформировалось "ядро интеллектики", т.е. коллек-тив ученых являвших собой в Европе и России "будущее науки химия", как труда и рефлексии. Ниже приводится список имен химиков, вышедших из школы "интеллектики" Либиха:

Адольф Штрекер (1822-1871), Август Вильгельм фон Гоффман (1818-1892), Фридрих Август Кекуле (1829-1871), Генрих Эмма-нуель Мерк (1794-1855), Макс фон Петтекофер (1818-1901), Ген-рих Копп (1817-1892), Герман фон Фэлинг(1812-1885), Рихард Эрленмейер(1825-1909), Мориц Траубе (1826-1894), Чарльз Гер-хардт (1816-1856), Адольф Вюрц (1817-1884), Джеймс Муспратт (1821-1871), Джон Гдадстоун (1827-1902), Лион Плейфер (1815-1898), Николай Николаевич Зинин(1812-1880), Николай Николае-вич Соколов(1826-1877).

Отсюда можно сделать вывод, что синрефлексивные группы интеллектики существовали всегда и во всех разделах науки и техники, являя собой форму овеществленного потенциала труда, который, проявляясь в "формуле рефлексии", как эвристике, т.е. поиске и открытии, в дальнейшем генерирует творческий потен-циал следующих поколений в рамках модели интеллектуального труда. Ограничимся лишь одним примером. Влиянием рефлексии А.В. Гоффмана на 18 летнего Перкина Эльмера(старшего). Резуль-татом собеседования между ними было открытие нового пласта химии - синтетических красителей!

И все же в интеллектике роль интеллекта является приматом форм труда, как процесса трудологики. Классическим примером этого момента может служить работа К.К.Клауса по разделению элементов платиновой группы, открытия им элемента рутений (Ru)-Россия и получения чистого иридия , хотя подобного рода исследования, крайне трудоемки и сравнимы разве что с разделе-нием редкоземельных элементов, которые "похожи друг на друга как китайцы для европейца". Но такие трудоемкие работыы были скрупулезно выполнены К.К.Клаусом через 40 лет после первой схемы открытия элементов платиновой группы, в основном Фуркруа,Вокленом и Теннатом в 1804г, являя собой преемствен-ность и ориги-нальность логики труда в одиночку работавшего Карла Карловича Клауса.

Из сказанного очевидна рефлексия идеи истории химии, превратившейся из чисто эзотерической системы миросозрецания в диалектику метахимии, в которых сам труд рефлексии, смысл и образ труда логической компоненты сознания одушевляется в сознании интеллекта и овеществляется в природе самого труда.

Химик-профессионал, педагог, пропагандист новых научных идей, как рефлексирующая личность, как интеллект, выходит на арену общественной жизни и начинает играть в ней заметную роль.

Заканчивая настоящее исследование в области миропо-нимания как труда и рефлексии, можно указать на один удивительный ком-понент рефлексии творческого труда, которое в сознании твор-чески мыслящего ученого никогда не опускается в конечном счете из существа труда, как творчества: "Это мысль о благе людей как популяции !"

И здесь-то самым лучшим заключением на наш взгляд может служить цитата мученика науки, ? труд которого оказался ненужным в собственной стране, переживавшей революцию, и эта революция отправила его на гильотину не без помощи верных друзей. Итак, слово Лавуазье:

ЛИТЕРАТУРА

Брагина Л.М. Математические методы в историко-типологи-ческих исследованиях. М.: Наука,1989.-стр.200.

Бургин М.С. Рефлексия, образование и интеллектуальные инновации. Новосибирск: ИфиП, РАН,1995.-стр.220.

Бургин М.С., Кузнецов В.И. Философия рефлексивного мышления. Новосибирск: ИфиП СОРАН,1992.-вып.1.-стр.28.

Гражданников Е.Д. Человек в мире интеллектуальных сис-тем. Новосибирск: ИфиП, СО АН СССР,1991.-стр.29.

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М.:АСТ,2000.

Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства.М.:ДИК, 1997.

Гутнов Д.А. Математические методы в историко-типологи-ческих исследованиях. М.: Наука,1989.-стр.173.

Дубнищева Т.Я. Рефлексия, образование и интеллектуаль-ные инновации. Новосибирск: ИфиП, РАН,1995.-стр. 169.

Зелинский А.Н. Stadies in Pali and Buddhism,1979.,p.387.

Идлис Г.М. Революции в астрономии, физике и космологии. М.: Наука,1985.-стр.184.

Кантор Георг. Труды по теории множеств. М.:Наука,1985.

Кузнецова А.Я. Образование и культура. Ежегодник.1994год. Новосибирск: ИИИПК,1994.-стр.196.

Кутолин С.А. Избранные научные труды. Новосибирск: МАН ЦНЗ,1999.

Кутолин С.А. Концепции современного естествознания (Введение в философию реального идеализма). Новосибирск: МАНЦНЗ,2000.-4-е исправлен. и перераб. изд.

Кутолин С.А. Философия интеллекта реального идеализма. Новосибирск: СГУПС,1996.-2-е перераб. изд.

Ладенко И.С. Рефлексия, образование и интеллектуальные инновации. Новосибирск: ИфиП, РАН,1995.-стр.8.

Ладенко И.С. Человек в мире интеллектуальных систем. Новосибирск: ИфиП, СО АН СССР,1991.-стр.7.

Ладенко И.С., Поляков В.Г. Интеллектуальные системы и информатика,1991,№12.

Моисеенко Т.Л. Математические методы в историко-типоло-гических исследованиях. М.: Наука,1989.-стр.87.

Назиров А.Э. Рефлексия, образование и интеллектуальные инновации. Новосибирск: ИфиП, РАН,1995.-стр.181.

Пенфилд У. Проблемы физиологии нервной системы. М.: АНСССР,1957.

Разумов В.И. Методологические концепции и школы в СССР(1951-1991гг). Новосибирск: ИфиП СО РАН, 1994.-вып.3-стр.126.

Разумов В.И. Рефлексия, образование и интеллектуальные инновации. Новосибирск: ИфиП, РАН,1995.-стр.183.

Разумов В.И.,Стацинский В.М. Методология и социология техники. Новосибирск: ИИФ иФ СО АНСССР,1990.-стр.19.

Разумов В.И.,Теслинов А.Г. Методологические концепции и школы в СССР(1951-1991гг). Новосибирск: ИфиП СО РАН, 1994.-вып.3-стр.69.

Розова С.С. Рефлексия, образование и интеллектуальные инновации. Новосибирск: ИфиП, РАН,1995.-стр.100.

Сеченов И.М. Рефлексы головного мозга. М.: АНСССР,1961.

Сизикова Т.Э. Рефлексия, образование и интеллектуальные инновации. Новосибирск: ИфиП, РАН,1995.-стр.160.

Смирнов С.А. Образование и культура. Ежегодник.1994год. Новосибирск: ИИИПК,1994.-стр.6.

Стацинский В.М., Разумов В.И. Человек в мире интеллекту-альных систем.Новосибирск: ИфиП, СО АН СССР,1991.-стр.48.

Трунов М.С. Рефлексия, образование и интеллектуальные инновации. Новосибирск: ИфиП, РАН,1995.-стр.227.

Уолтер Г. Живой мозг. М.: Мир,1966.

Ухтомский А.А. Парабиоз и доминанта.М.: АНСССР, т.I,1950

БИБЛИОГРАФИЯ

Адабышев И.И. От камня до мозга, М.1968

Акопян Р.С. О природе всемирного тяготения. Ереван..1954

Алексеев В.Г. Математика как основание критики научно-философского мировоззрения. Юрьев,1904.

Алексеев И.А. Некоторые теоретико-познавательные пробле-мы принципа дополнительности. Сб. "Философские проблемы сознания и познания", Новосибирск,1965.

Алексеев С.А. /Аскольдов/ Гносеология. М.,1919.

Амосов Н.М. Мышление и информация, Киев,1962.

Анохин П.К. Опережающее отражение действительности, ж. "Вопросы философии"№7.19б2 .

Антомонов И.Г. Моделирование биологических систем.Киев, 1977.

Ардон Я. Кто мы? СПб,1912.

Аронов Р.А. О некоторых свойствах пространства и време-ни. М.,1957.

Аскин Я. Ф. Проблема времени.М.,1966

Ауэрбах Ф. Эктропизм СПб.1911.

Баландин Р. К. Время,Земля,Мозг.,Минск,1973

Берг Д.С. Теория эволюции, Пг.,1922

Бергсон А. Длительность и одновременность. Пг.,1923

Бердяев Н. С.точки зрения вечности. СПб.1907.

Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология. Пг..1921.

Бирюков Б .В. Крушение метафизической концепции универ-сальной предметной области в логике, М.1963.

Блонский П.П. Философия Плотина., М.1918.

Богданов А.А. Принцип относительности с организационной точки зрения.Сб."Теория относительности Эйнштейна и ее фи-лософское истолкование". М.1923.

Богданов А.А. Борьба за жизнеспособность. М.1927.

Богораз В.Г. Эйнштейн и религия. М.П.1923.

Больцано Б. Парадоксы бесконечного. Одесса,1911.

Бор Н. Квантовая физика и биология. Сб. "Моделирование в биологии". М.1963.

Борн М. Физическая реальность. Ж. "Успехи физических наук" т.62, в.2,1957.

Бранский В. П. Философское значение проблемы наглядности в современной физике, Ленинград, 1957.

Бронштейн М.П. К вопросу о возможной теории мира как целого. -Ж. "Успехи астрономических наук".в.3,1933.

Бронштейн М.П. Строение вещества. М.1935.

Бугаев Н. Математика и научно-философское созерцание. Киев.1898.

Бугаев С.Н. /Андрей Белый/ В начале века. М. Л., 1933.

Булгаков С. Человекобог и Человекозверь. "Вестник фило-софии и психологии"., т.23,1912.

Бутлеров А.М. Эмпиризм и догматизм. М.1879.

Вавилов Н.И. Значение межвидовой и межродовой гибри-дизации и селекции в эволюции, Ж."Известия АН СССР, "отдел математики и естественных наук".1938.

Васильев А.В. Пространство, время, движение. Пг.1923.

Васильев Л.Л. Таинственные явления человеческой психики. М.,1964..

Вейль Г. О философии математики. М.Л.,1934.

Вернадский В.И. Начало и вечность жизни. Пг.,1922.

Вернадский В.И. Размышления натуралиста. Научная мысль как планетное явление .М., "Наука", 1977,

Выгодский Л.С. Мышление и речь. МЛ.1934

Гартман Э. Сущность мирового процесса. М.,1873.

Гаев Г.Д. Содержательность художественных форм. М. 1968.

Гейзенберг В. Физика и философия. М.1963.

Гонт В.С., Урсул А.Д. Философский аспект проблемы сим-метрии.Ж.."Философские науки", №9,1968.

Грассман Г. Чистая математика и учение о протяженности. Сб. "Новые идеи в математике" №1, Спб.1913.

Джинс Д. Таинственная вселенная. М.1930.

Дриш Г. Витализм. М.1915

Дубров А.П. Геомагнитное поле и жизнь. Л.1974,

Дышлевый П.С. Философские проблемы релятивистской фи-зики. Киев,1968.

Забелин И. Помпеи гениального ума /"Размышления нату-ралиста" В.И.Вернадского и совре-менная наука"/, Ж."Новый мир" №4.1979.

Заде Л. Понятие лингвистической переменной и его приме-нение к принятию проблемных решений. М.,."Мир".1976.

Заде Л.А. Основы нового подхода к анализу сложных систем и процессов принятия решений. Сб."Математика сегодня".М., 1974.

Зельдович Я.Б., Новиков Н.Д. Релятивистская астрофизика. М.1967,

Зельманов А.Л. О бесконечности материального мира. Сб. "Диалектика в науке о неживой природе". М.1964

Иордан. П. Квантовая механика. Львов.1933.

Кантор Г. К учению о трансфинитном. Сб. "Новые идеи в математике",№6,СПб,1914.

Капица ПЛ. Будущее науки. Сб. "Наука о науке". М.1966.

Кармин А.С. Бесконечность вселенной и космологические модели /сборник "Философские проблемы теории тяготения Эйнштейна и релятивистская космология",Киев,1965/

Кастлер Г. Возникновение биологической организации. М.1967.

Клацки Р. Память человека. М.1978

Козырев Н.А. Возможная ассимметрия в фигурах планет, Ж.-Доклады А.Н.СССР.т.70.1950.

Коши А. Семь лекций общей физики. СПб,1872.

Кремянский В.И. Структурные уровни живой материи .14.1969.

Кузнецов Б.Г. Эйнштейн и Достоевский, Ж. "Наука и религия", №6,19б5.

Кулаков Ю.И. К теории физических структур. Новосибирск, 1968.

Кутолин С.А. Электронный аналог психонов Н.И. Кобозева в нейристорах./научно-технический сборник "Электронная тех-ника". серия II, выпуск 1/7/, Москва,1971/.

Ландау Л.. Лифшиц Е. Теория поля. М.Л.1948. М.1967.

Лебег А. Об измерении величин..М.,1960.

Лефевр В.А. Конфликтующие структуры. М.1973.

Лейбниц Г. Полемика Г.Лейбница с С.Кларком. Л.1960.

Лозина-Лозинский Л.К. Очерки по криобиологии.Л.1973.

Лосев А.Ф. Диалектика числа у Плотина. М.,1928.

Лосский Н.О. А.А.Козлов и его панпсихизм. Ж. "Вопросы философии и психологии" ,книга 58 /III/, М.1901.

Лотман Ю. Заметки о структуре художественного текста , Ученые записки Тартусского гос.университета.№284,Тарту, 1971.

Лузин Н.Н. Лекции об аналитических множествах и их приложениях. М.,1953.

Ляпунов А.А. Об управляющих системах живой природы и общем понимании жизненных процессов.Сб."Проблемы кибер-нетики",вып.10,М.,1963.

Марков М.А. О природе материи. М.1976.

Мизнер Ч.,Торн К., Уилер Дж. "Гравитация".т.1.2,3.М.,1977.

Мочалов И.И. В.И.Вернадский-человек и мыслитель. М. "Наука",1970

Лодвиженский М.В. Жнани-йога. СПб.1913

Некрасов Н.А. Философия и логика науки о массовых проявлениях человеческой деятельности. М.,1902.

Овчинников К.Ф. Принципы сохранения. М.1966.

Оппенгеймер К.Р. Летающая трапеция. М.1957.

Паскаль Б.Мысли. М.1902.

Плотин "Эннеада" (Ж."Вера и разум"№13.Харьков. 1898).

Пригожин И. Введение в термодинамику необратимых процессов. М.1960.

Пушкин В.Н. Оперативное мышление больших систем. М. 1965.

Рейхенбах Г. Направление времени. М.1962.

Сведенберг Эн. Увеселения премудрости. М. 1914.

Свидерский В.И. Философское значение пространственно-временных представлений в физике. Л.1956.

Сергеев Г.А. Биоритмы и биосфера. М.1976.

Смолуховский М. О понятии случайности "Под знаменем марксизма",№9,1927.

Тринчер Г.С. Биология и информация. М.1965.

Триумфов А.В. О биологическом действии сверхвысокочас-тотного электромагнитного поля. Л. 1957.

Тяпкин А.А. Конвенциальные определения и объективные инварианты.- Ж. "Вопросы философии",№7,1970.

Уемов А.И. Вещи, свойства, отношения. М.1963.

Уилсон Д. Тело и антитело. М.1974.

Уотермен Т., Брэдли Д.Ф., Месарович М. Теория систем и биология. М.1971.

Урманцев Ю. А., Трусов Ю.П. О свойствах времени. Ж."Вопросы философии",№5,1961.

Урсул А.Д. Природа информации. М.1968.

Федоров Н.Ф. "Вселенское дело", вып.I, Одесса,1914 /под редакцией Петерсона Н.П./

Фейнман Р. Сущность физических законов. М.1968.

Филипьев Ю.А. Сигналы эстетической информации. М.1971.

Флоренский К.П. "В.И.Вернадский-натуралист, естествоис-пытатель", Бюллетень МОНП, отдел геологии, изд. МГУ. вып. 3,1963.

Флоренский П. Приведение чисел /к математическому обоснованию числовой символики/М.1916.

Холодов Ю.А. "Влияние магнитных полей на биологические объекты". М. "Наука".1971.

Цехмистро И.З. Бесконечность материи и ограниченная применимость пространства к времени макромира в её истол-ковании, Харьков,1965.

Чефранов Г.В.,Логанов И.И.,Донцов И.А. "Некоторые воп-росы философии". Таганрог.1967.

Чефранов Г.В. Бесконечность и интеллект. Ростов-на-Дону, 1971.

Чефранова О.А. Мембранные механизмы трансформации энергии. ДАН, 1979.т.244, №3.

Чижевский А.Л., Шишина Ю.Г. В ритме солнца. М. 1969.

Чудинов Э.М. Общая теория относительности и проблема бесконечности. Вселенной. М.1969.

Чупров А.А. "Закон больших чисел в современной науке" /"Переписка А.А.Маркова и А.А.Чупрова ",М."Наука",1977 Приложение IV./

Шарден Т. "Феномен человеками.М.,1965.

Шафф А. Введение в семантику. М.1963.

Шевелев А.С. Противоречия иммунологии.М.1978.

Шейнин Ю.М. Интегральный интеллект.М.1970.

Шепли X. Звезды и люди.М.1962

Шкловский И.С. Вселенная. Жизнь. Разум. М.1965.

Шлейермахер Ф. Монологи. М.1911.

Шмальгаузен И.И. Кибернетические вопросы биологии. Новосибирск,1968.

Шор Г. В. О смерти человека. Л.1925.

Шредингер Э. Жизнь с точки зрения физики. М.1947.

Шрейдер К.А. Об одной модели семантической теории информации. Сб. "Проблемы кибернетики".вып.13,1965.

Эйнштейн А. Мое кредо. /Собрание научных трудов, том IV. М.1967,с.175/.

Ян Сух. Эйнштейн и философские проблемы теории относительности. М.1961.

Eooieei Na?aae Aeaenaaae?

МИР КАК ТРУД

И

РЕФЛЕКСИЯ

Научно ? методическое издание

Посвящается Юбилею Устава МАН ЦНЗ

Печатается в соответствии с Уставом Академии (п.2.5),

утвержденным Советом Экспертов 15 июля 1996г.

Is printed according to the Charter of Academy (item 2.5)

by authorized Advice of the Experts 15 Juli 1996J.

Дополнительная информация на серверах по запросу:

http:// janus.uoregon.edu